Начальник передвижения Бородин, прибывший с обозом, сообщил, что в порту Аян высадился отряд генерала Пепеляева и готовится к походу на Якутск. В связи с этим Лепягову предстояло отойти на Чурапчу и соединиться с находящимся там гарнизоном.

Спустя несколько дней отряд оставил памятную станцию. Красноармейцы с обнаженными головами прошли мимо братской могилы замученных охотчан и скоро исчезли в молчаливой, загадочной тайге. Им предстоял тяжелый обратный путь — около пятисот верст по глубокому снегу. Некоторое время еще слышен был скрип полозьев да отдельные голоса красноармейцев, но скоро и они затихли. Сиротливо выглядели два опустевших домика на Аллах-Юньской.

Отряд под командой Исая Карпеля мы оставили, как помнит читатель, у Охотского перевоза. Он проплыл еще около трехсот верст вверх по Алдану, а затем пустился по притоку Алдана — реке Мае. До Нелькана оставалось еще около шестисот верст.

Пароходы «Соболь» и «Республиканец» с баржами «Селенга» и «Лена» на буксире медленно преодолевали быстрое течение мутной Маи. Разбегаясь в стороны, пенистые волны с шумом бились о скалистые берега.

Река была мелкой. На носу переднего парохода стоял матрос и то и дело опускал в воду раскрашенный, в белый и красный цвет длинный шест, мерил глубину и протяжно выкрикивал:

— Пять! Четыре с половиной! Четыре с половиной!

Отряд спешил. Караван судов прекращал движение только по ночам и во время густых туманов. На перекатах баржи часто садились на мель. На одном перекате баржа с лошадьми получила пробоину, и исправление аварии отняло много времени. Чтобы облегчить баржи, пришлось часть продовольствия оставить на берегу.

26 августа, сбив несколько мелких засад противника, отряд, не доходя трех верст до Нелькана, высадил на левый берег Маи часть своих сил. Они атаковали цепи белых численностью до двухсот пятидесяти человек.

Как только красноармейцы грянули «ура», белые бросились наутек. А раньше всех побежал главарь белогвардейской банды Коробейников, находившийся позади своих цепей на Аянском тракте. Не устоял и отборный белогвардейский отряд под командой полковника Дуганова, известного по Иркутску и Забайкалью палача и бандита. Население называло его банду «дугановские волки». Но и эти головорезы с криками «Нас обходят! Нас перебьют!..» обратились в бегство. Дезорганизованные остатки белобандитов бежали в Аян.

Так был освобожден поселок Нелькан. Поселок этот, расположенный на правом берегу Маи, невелик — он насчитывал всего 25 домов. Здесь была перевалочная станция для грузов, следовавших между портом Аян и Якутском.

Во время боевых действий жители разбежались и в поселке оставалась только одна семья, приютившая нескольких соседских детей.

С приходом отряда красноармейцев в Нелькане был создан временный ревком, по ближайшим юртам разосланы газеты и воззвания о восстановлении Советской власти.

Население хорошо встретило бойцов. Но обстановка в районе оставалась тревожной. Жители боялись возвращения белых во главе с генералом Пепеляевым. За несколько дней до прихода отряда Карпеля в Нелькан из Аяна приезжали два пепеляевских квартирьера. По приказу белогвардейцев все лошади были отправлены в Аян для командного состава отряда Пепеляева. Вместе с лошадьми в Аян было отправлено и все наличное оружие.

Отряд Карпеля, не имея теплой одежды, согласно директиве командующего задержался в Нелькане. Между тем вода в реке Мае быстро пошла на убыль. Для флотилии возникла угроза остаться на мели. В связи с этим пароходы и баржи пришлось отправить верст на триста вниз по течению, до устья реки Юдомы. Таким образом, отряд невольно лишился своих единственных перевозочных средств и оказался запертым в Нелькане. Другие пароходы, высланные из Якутска с необходимым снаряжением для отряда, тоже застряли в пути, не дойдя до Нелькана верст четыреста.

Обстановка сложилась крайне неблагоприятная. С Якутском связь отсутствовала. Продовольствие было на исходе, а то, что пришлось оставить во время аварии баржи, сейчас стало для отряда недосягаемым. Запасы хлеба кончились, красноармейцы ели тощую конину и получали всего лишь полфунта муки в сутки.

В конце сентября явились как раз те два перебежчика — подпоручик Наха и чиновник Вычужанин, о которых я упоминал вначале. Кроме других ценных сведений, они сообщили, что 8 сентября Пепеляев высадился в порту Аян. У Пепеляева была дружина в семьсот с лишним человек, имелось шесть пулеметов, но совсем не было артиллерии.

Уже 10 сентября первая колонна белых в триста человек выступила из Аяна в Нелькан, намереваясь предварительно отрезать Карпелю единственный путь отступления.

Для уничтожения заставы отряда, находившейся на реке Мае, в пятидесяти верстах западнее Нелькана, и для захвата пароходов пепеляевцы выделили специальный отряд, который, по расчету перебежчиков, должен был выйти к намеченному пункту вечером на следующий день.

Нашим угрожала явная опасность быть уничтоженными превосходящими силами противника. Нелькан как оборонительный пункт в тактическом отношении был невыгоден, все преимущества в случае боевых действий находились бы на стороне наступающего. К тому же оторванность от своего центра угнетающе действовала на красноармейцев.

Выход из создавшегося положения мог быть только один: не теряя времени, отступить к Петропавловскому, к своим резервам. Но как это осуществить, если не на чем двигаться? Пароходов нет. Весь речной «флот», имевшийся в распоряжении отряда, состоял из единственной лодки и одной «ветки», или «душегубки», как называли ее красноармейцы.

Бойцы и командиры подходили к берегу, ломая голову над тем, как быть. Воды Маи быстро неслись на запад, к Петропавловскому, и как бы дразнили красноармейцев, унося сорванные при разливе ветки тальника, вырванные с корнем стволы пихт и лиственниц.

— Давайте плоты делать, — предложил кто-то.

— Не успеем, — возразили ему. — Перебежчики сказывали, что завтра к вечеру белые могут Семь Протоков занять, тогда пиши пропало. Место там узкое, по обеим сторонам скалы. Мы на плоту будем, как на тарелочке, всех перебьют. Вот если бы плоты готовые были, тогда, может, и успели бы, а то на их поделку много времени уйдет, опоздаем.

Но вот внимание людей привлекла старая брандвахта — небольшая деревянная баржа, брошенная за непригодностью. Наполовину засыпанная песком, она стояла в ближайшей протоке. Брандвахту тщательно осмотрели, как во время консилиума больного, и решили: хотя и с риском, но плыть на ней можно.

Немедленно приступили к ремонту. Наверное, люди никогда так усердно не работали. Застучали топоры. Лопатами, кайлами и просто руками отгребали песок. Ведрами и котелками вычерпывали воду. Тряпками и мхом заделывали дыры. Весь день и всю ночь кипела дружная работа.

Когда зарумянился восток и глянули первые лучи солнца, брандвахта уже была готова. Но нужно было снять ее с мели. Больше часа ушло, пока, наконец, брандвахта со скрежетом оторвалась от речного дна и вышла на глубокое место.

Началась погрузка имущества, а потом плотно, как сельди в бочке, в брандвахту набились красноармейцы. Поставили шесть пар неуклюжих, грубо вытесанных из целых бревен весел. На каждую пару село по шесть человек. Несколько местных жителей, хорошо знавших фарватер реки, охотно согласились быть лоцманами.

В десять тридцать утра 26 сентября, выслав вперед разведку на лодке и имея «душегубку» для связи, отряд под веселый гомон и песни красноармейцев оставил Нелькан.

— Поднимай паруса, держи нос по ветру, — кричали радостно настроенные бойцы.

С протяжным скрипом мерно поднимались и падали, разрезая воду, двенадцать деревянных весел. Благодаря быстрому течению двигались хорошо, со скоростью до десяти верст в час. Один за другим оставались позади уже посыпанные золотом ранней северной осени островки.

В четыре часа дня благополучно миновали Семь Протоков. Пепеляевцы опоздали на несколько часов.

Дальше плыли уже медленнее, не так торопились. Несколько раз садились на мель. Иногда удавалось оттолкнуться при помощи шестов, но частенько приходилось залезать в воду. Один раз лоцман ошибся и направил брандвахту в несудоходный проток. На этот раз сели особенно крепко.