– Борец сумо? – кисло спросил Рэнсом.

– Напротив! Она очень красива. – С явным выражением отцовской гордости на лице Баррингтон повернул к Рэнсому фотографию в изящной серебряной рамке, которая стояла на столе. – Вот, пожалуйста, мои дочери: Кэролайн, Шарлотта и Мадлен. Фотография прошлого года…

Рэнсом лениво посмотрел на фотографию. То, что он увидел, в одно мгновение переменило его настроение: от расслабленности и злости не осталось и следа. С фотографии на него глядела улыбчивая троица: девчонка-хиппи лет восемнадцати-девятнадцати, полненькая женщина лет тридцати и… спокойная красивая блондинка. Это была она.

Он прекрасно помнил эти синие глаза, длинные золотистые ресницы, взгляд, полный нежности и страсти. Помнил запах ее светлых волос, бархатистость алебастровой кожи, мягкие прикосновения нежных пальцев… На фотографии губы ее были ярко накрашены, но он-то помнил, какие они розовые и мягкие. А поцелуи, когда она, склонившись, прикоснулась к его лбу, потом, опускаясь все ниже, коснулась губ, шеи, груди… Горячая и бесстыдная, она стояла перед ним на коленях в темноте, у окна…

– О Господи.

– Простите?

Рэнсом с трудом проглотил слюну.

– Эта блондинка… Это – Мадлен? – выдавил он из себя.

– Да. – Баррингтон внимательно посмотрел на него. – Вы встречались раньше?

– Мы… м-м-м… – В голове у Рэнсома был какой-то туман, он не соображал, что происходит с ним сейчас, не знал, что ответить старику. Ведь он выделывал с его дочерью такое, за что любой отец вполне мог бы пристрелить…

Господи, так, значит, женщина в отеле «У тигра», Мадлен Баррингтон? Наследница многомиллиардной империи Баррингтонов? Продукты питания, сеть отелей чуть ли не по всему миру, огромные земляные владения, акции – сказочное богатство! Среди Баррингтонов есть и сенатор, и официальные лица из государственного департамента юстиции. Ничего себе семейка!… Рэнсом знал, насколько они богаты и влиятельны, – недаром он основательно потрудился, изучая папку материалов, которую подсунул ему Джо Марино, предлагая эту работу.

Нет, вот теперь он уже точно ничего не понимал! Как могла Мадлен Баррингтон оказаться той грустной, одинокой женщиной, убивающей время в дешевом баре? У нее не было ни комплекта белья, чтобы переодеться, ни номера, ни имени… «Давай обойдемся без имен», – сказала она тогда.

Рэнсом с глухим стуком опустил фотографию на стол, не обращая внимания на удивленный взгляд Баррингтона. Она не назвала ему тогда своего имени из страха, что, позанимавшись с ней сексом, он начнет ее шантажировать? И именно поэтому убежала от него, даже не простившись, пока он спал? Господи, да неужели она могла так о нем думать после всего того, что они пережили вместе?

Скверное настроение, от которого Рэнсом тщетно пытался отделаться полгода, не шло ни в какое сравнение с яростью, вдруг охватившей его. Она решила, что если она из рода Баррингтонов, так ей все позволено?! Что она может играть с людьми, а потом просто выбрасывать их, когда надоедят?

– Мистер Рэнсом, простите, но я обеспокоен вашей реакцией на обычную фотографию моих дочерей… – прервал его мысли Баррингтон.

– Ну, как сказать… – пробормотал Рэнсом. – Если честно, я просто в шоке.

– Могу поинтересоваться, почему?

– Интересуйтесь сколько угодно, я все равно ничего не скажу, – решительно отпарировал Рэнсом. Кроме него и Мадлен, все происшедшее между ними никого не касается. Даже ее отца.

– Понимаю, – пробормотал Баррингтон, бросая беглый взгляд на фотографию. – Так вы собираетесь отказаться от этой работы?

– Отказаться? Напротив, я сгораю от нетерпения взяться за нее, и как можно скорее…

Теперь Рэнсом знал точно: он сделает все от него зависящее, чтобы она не полетела в Монтедору без него. Хотя и сам не мог понять, откуда взялось вдруг в нем столько решимости.

Ничего, он покажет этой сучке из высшего общества, как нужно обращаться с людьми! Он ни на минуту не вспомнит о собственных чувствах к этой дряни и в Монтедоре будет опекать ее так, чтобы с ее головы не упал ни единый волосок. В следующий раз она будет знать, что после того как провела с человеком ночь, можно хотя бы попрощаться…

– Мистер Рэнсом, простите, не могли бы вы пообещать мне…

– Разумеется, – не дал ему договорить Рэнсом. – Я профессионал, и со мной она будет в полной безопасности.

– Обещаете? – И Баррингтон протянул Рэнсому руку.

Тот ни колебался ни единой минуты:

– Что бы Баррингтоны ни думали об обычных людях, мое слово чего-то стоит.

Пожав ему руку, Баррингтон улыбнулся:

– Я верю вам, мистер Рэнсом…

Раздался приглушенный щелчок, и они услышали голос секретарши Баррингтона по селекторной связи:

– Мисс Баррингтон, сэр. С ней мистер Престон Хавершем.

– Я жду их, – ответил Баррингтон и направился к двери.

Через несколько мгновений двери орехового дерева распахнулись. Рэнсом, сидя к ним спиной, услышал, как Мадлен и ее спутник вошли и поздоровались со стариком Баррингтоном. Однако он не встал, чтобы их поприветствовать. Более того, даже не обернулся. Теперь, когда она была рядом с ним, в одной комнате, воспоминания и желания, мучившие его долгие шесть месяцев, вернулись вновь. Он боялся посмотреть на нее. Она все такая же красавица? Как ему хотелось упасть перед ней на колени и поклоняться ей как божеству!

– Простите, сэр, я немного опоздала, – произнесла Мадлен, обращаясь к нему.

Голос ее дрожью отозвался во всем его теле, и он почувствовал, как напрягся каждый его мускул. Он вспомнил ее шепот, стоны, вздохи, крики…

– Все в порядке, Мадлен, – ответил за Рэнсома Баррингтон. – Как поживаете, Престон?

Знают ли эти двое, как волнующе звучит ее голос после ночи любви! И как нежно говорит она, становясь вдруг застенчивой и нерешительной…

– Хорошо, мистер Баррингтон, благодарю вас, – услышал Рэнсом голос спутника Мадлен. – Боюсь только, что Мадлен чувствует себя неважно…

– Что такое? Ты больна, дорогая? – забеспокоился Баррингтон.

Рэнсом заволновался: как больна, почему?

– Нет, все в порядке, – слабо возразила Мадлен.

– У нее вдруг сильно закружилась голова, – пояснил Престон.

Закружилась голова? Но она ведь не беременна… Конечно, нет! Он был очень осторожен…

– Тебя немного тошнило, правда, Мадлен? – продолжал Престон. – Думаю, обед был слишком тяжелым, сэр…

Головокружение, тошнота… Прошло уже шесть месяцев. Если она беременна, это будет заметно. И сейчас, когда он на нее посмотрит, он уже будет знать…

– Все нормально, – снова услышал он ее толос. – Я пришла познакомиться с мистером Рэнсомом.

– Да-да, конечно, – откликнулся Теккери Баррингтон и внимательно посмотрел на Рэнсома.

Тот, поняв, что дольше тянуть нельзя, поднялся и повернулся к Мадлен Баррингтон.

– Рэнсом – это я, – сказал он, пристально глядя на нее.

Она застыла в немом изумлении. Оказывается, она даже красивее, чем он помнил. Как же он забыл, что уголки ее губ чуть загибаются кверху, даже когда она не улыбается? Забыл, какая она женственная, утонченная.

Разумеется, ни о какой беременности и речи не было. У Рэнсома отлегло от сердца.

Глаза ее широко раскрылись от удивления, и на лице возникло выражение ужаса, словно под ней закачался пол. Она побелела как полотно и пошатнулась.

– Дорогая. – Человек, с которым она пришла, Престон, обнял ее за плечи и повел к креслу.

Она шла спотыкаясь – от былой грации, казалось, не осталось и следа.

Усадив ее в кресло, Престон опустился перед ней на колени:

– Ты чуть не упала в обморок. Ты больна, дорогая? Что с тобой?

– Я… просто… – И она закрыла глаза, будучи не в силах произнести ни единого слова.

Престон без конца теребил ее руку. Рэнсом, ухмыльнувшись при виде такой заботы и нежности, повернулся к Теккери Баррингтону:

– Дайте ей стакан воды!

– Хорошо.

Рэнсом склонился над сидящей в кресле Мадлен и начал расстегивать высокий жесткий воротник ее костюма из бледного шелка.