— Оп-пля! Три шанса из десяти долететь единым целым.

— Именно. Но мы им поможем. Раз уж эльфы решили применить планетарное оружие — и нам стесняться Отец не велел.

— Не понял. У нас же нет ничего подобного?

— Теперь есть. — Император достал из нагрудного кармана плоский черный квадратик, очень похожий на древнюю магнитную дискету.

Лантир внимательно изучил ее. Ничего особенного на вид, твердая негнущаяся пластинка в металлической рамке, на которой белым шрифтом нанесена надпись: «10 Кт».

— Я так понимаю, бомба. Но что за мощность — десять килотонн? Курам на смех. Хотя, в таком компактном исполнении — весьма впечатляет.

Император неопределенно усмехнулся:

— Э-э, нет! Вот этим гордиться мы можем по праву. Это продукт науки первой ступени сингулярности, новая прорывная технология. Маркировка пусть тебя не обманывает — тонны здесь не тротилового эквивалента, а просто — энергии.

— Десять тысяч тонн энергии? В смысле, прямо по формуле? — Лантир покачал головой. — Но как?

— Если не углубляться в головоломные формулы, которые понимают два человека из двенадцати миллиардов, а объяснять на пальцах — в мире есть всего три сущности: материя, энергия и информация. Даже не так, энергия — суть функция, мера движения — но вот браться эта функция может как от материи, так и от информации. И если в первом случае она пропорциональна квадрату скорости света, то во втором… А дальше — гостайна с грифом «перед прочтением сжечь вместе с читающим». — неожиданно закруглил Император.

Лантир задумчиво посвистел.

— Не свисти, денег не будет.

— Да что мне те деньги, похоронят, как Усатого — в единственном мундире при нарукавниках, а в кармане — три рубля с четвертью.

— Что-то рано собрался. — прищурился на него Император. — Тебе еще лет — дцать рулить придется.

— Рулить… Ты меня раньше в гроб загонишь, такими-то новостями. С этим ведь как нужно — осторожно так, под сальце и стакан граненый на бережку, под ушицу знатную, а ты что делаешь? Хвать дубьем по лбу наотмашь — а за дверью санитары с дефибриллятором ждут.

— Не прибедняйся, ты пятерку за двадцать минут пробегаешь, сердце как у Матвея Соломина. Но если ушицы охота — добро пожаловать на дачу, мы с тобой наловим, а жены сготовят, по-плотогонски. А?

— Тут половишь, пожалуй. — проворчал для проформы Лантир. — Зная тебя, могу сказать, что остается только кнопку нажать для удара.

— Ну да.

— Нажимай! — с каким-то охотничьим азартом в глазах свистяще произнес Лантир.

И Император отдал приказ.

Мага взять так и не удалось, несмотря на все старания людей. Мринн держал в узде негатора все магические проявления поблизости, «Богомол» последним усилием лишил мага его большой бритвы — и все же Чатю пришлось очень тяжело, гораздо тяжелее, чем тогда. С тех пор он смог сделать пару шагов вверх по бесконечной лестнице мастерства, но и противник теперь был не чета прежнему. Эльф двигался так, что сетчатка глаз не успевала фиксировать движение. Если бы не озеро бесконечного спокойствия нэйши, внутреннего зрения, и не упреждающее чтение — облик человека был бы погашен в течение пары тиков — сотых долей секунды.

Их совершенно незрелищная схватка длилась одну бесконечно долгую минуту, за которую Чать потерял два килограмма веса и полностью истощил все психофизические запасы, включая скрытые резервы. По большей части схватка представляла собой молчаливое противостояние замерших друг против друга фигур, на расстоянии удара. Тела воинов била крупная дрожь, и это было единственным зримым проявлением невероятного внутреннего накала поединка. Дрожь — вот и все, что оставалось от намеченных и начатых реализацией движений, перехватываемых противником еще на стадии отдачи команд мышцам. Все приемы и удары встречали равное противодействие, еще не будучи произведенными, на лету отменялись и трансформировались в иные — но и там продолжалось все то же.

В конце концов, пики намерений в некий момент сошлись — и воины скользнули навстречу друг другу, нанеся по единственному явленному удару. Маг выиграл «борьбу за центр» и когтевидно сложенной кистью мазнул по груди и животу человека. Чать упал ничком, молча и без звука, на его коже не осталось даже царапины, но все ребра оказались сломаны в передней части, грудина раздроблена в пыль, а органы брюшной полости разорвались и лопнули во многих местах.

Но за тик перед этим он нанес свой удар — и не сказать было, что эльфу пришлось легче. Страшный, сухой кулак человека с мраморно-твердо очерченными костяшками вмял, деформировал голову эльфа так, что глаза его почти в буквальном смысле слова стали смотреть в разные стороны. Дико и странно выглядело лицо мага, похожее на скомканную театральную маску, половина черепа была вбита вовнутрь, от зубов и скуловой кости остались одни воспоминания, и был явно деформирован головной мозг.

Однако маг оставался жив. Он даже раскидал на рефлексах первых двух бойцов, спрыгнувших из мриннового туннеля, и только следующие смогли скрутить его. Когда до фрустрированного сознания эльфа дошло, что он пленен людьми, гримаса бесконечного презрения изуродовала и без того устрашающе выглядевшее лицо, причем обе половинки, и целая, и смятая, продемонстрировали мимику по отдельности, с почти секундной разницей. А затем эльф просто умер. Осмысленное выражение покинуло глубокие черные глаза, и они тупо и остекленело уставились каждый в свою сторону.

Оцепенение среди бойцов продолжалось недолго. Пусть пленный и сдох, но у них была еще масса дел. Первым делом в мага вогнали пяток пуль, для гарантии, затем одни начали упаковывать труп эльфа и наиболее интересные куски окружающего разгрома, другие стали оказывать первую помощь Лису, один из осназовцев принес сломанный меч мага и грудной сегмент «Богомола», а третьи принялись выковыривать вплавленного в стену Мринна. Сверху спустили тонкий сверхпрочный тросик, и в скором времени вся процессия потянулась в обратном направлении. Дополнительно разносить в пещере ничего не требовалось, лич и маг постарались здесь на славу.

— Ты что, вообще боли не чувствуешь? — по-детски непосредственно спросил Пилипчук, по указке лича вправляя тому вывернутую ногу на место.

— Чувствую, конечно, только сообщать об этом всем подряд как-то не хочется. — прошипел Мринн.

Человек скептически осмотрел тело лича, единственным целым местом на котором являлись его глаза, но продолжил уже гораздо бережнее.

— Как тебя вообще лечить? Гелем облить всего целиком?

— … — прозвучал целиком нецензурный ответ. — Мне бы съесть кого-нибудь, враз подлечусь — страшно завращал глазами лич. Бойцы засмеялись, сбрасывая нервное напряжение, они уже нисколько не опасались Мринна, он стал своим.

— Может, тебя вырубить, раз алголит не подействует?

— Не получится. Я и сам бы рад вырубиться, но я сознание теперь не могу потерять физически. Оно никак не связано с телом.

— Дела-а. Ладно, потерпи, братишка, скоро выйдем.

Но скоро выйти не получилось. Когда салазки-носилки с ранеными втащили наверх, там уже поднялась тревога. Отсутствие одного бойца было, конечно же, замечено, и начались поисковые мероприятия, впрочем, долго не продлившиеся. Камера одного из осназовцев запечатлела, как Хайдуков покидает группу, крадучись, незаметно, а вездесущая молекулярная пыль покрывает все следы. Логи же ясно говорили о преднамеренном отключении связи со стороны периферийного узла.

— Не знаю зачем, но он сделал это специально. — раздраженно прогрохотал Пилипчук. — И куда только смылся, гад? Скрытых ходов мы ведь не нашли.

Неожиданно откликнулся лежащий на носилках лич. Он уже довольно долго… принюхивался, что ли, серые жгуты на его голове — если можно было называть головой этот туго обтянутый пергаментом череп, — шевелились и направляли свои концы во все стороны. Выглядело это… жутковато, как и сама полуобгорелая фигура их обладателя.