Неужели что-то случилось? Уж не передумал ли этот Балави? Ответов не было, какого-либо дела тоже, оставалось только ждать.

Группа мужчин и женщин под металлическим навесом выросла до четырнадцати человек, такой гурьбой даже как-то странно встречать осведомителя. Обычно ради сохранения анонимности шпиона круг лиц, которым разрешено с ним видеться, ограничивают двумя или тремя сотрудниками. Однако в случае с Балави — это очень быстро стало всем понятно — все было не так, как обычно. Во всем ощущение судьбы, чувство творимой на твоих глазах истории, как вспоминал позднее один из принимавших в этом участие цеэрушников. «В этом деле, — рассказывал сотрудник, — непременно хотелось поучаствовать всем».

Постепенно толпа принимающих распалась на несколько групп помельче. У ворот расположился наряд безопасности, состоявший из двоих сотрудников ЦРУ и пары охранников, официально числящихся за военизированным частным предприятием «Зи-Сервисиз Эл-эл-си»[3], более известным как «Блэкуотер»; мужчины тихо переговаривались, забросив свои «м-четвертые»[4] за спину. Трое из них были ветеранами военных действий, и все четверо давно покорешились. С трубкой в зубах — Дэн Парези, бывший «зеленый берет»[5], в свои сорок шесть он по возрасту старший в группе, в «Блэкуотер» нанялся после военной службы, в ходе которой ему пришлось хлебнуть лиха во многих горячих точках — последней стал Афганистан, где под огнем он держался так, что это принесло ему «Бронзовую звезду»[6]. Тот, что так заразительно смеется — иракский ветеран Джереми Уайз, ему тридцать пять лет, бывший «морской котик»[7]; в охранники пошел, чтобы хоть как-то платить по счетам после ухода с военной службы; отчаянно пытается придумать, куда приткнуться в мирной жизни. За старшего у них сегодня Гарольд Э. Браун-младший — тридцать семь лет, бывший армейский разведчик, примерный семьянин и преподаватель католических курсов катехизации, а у себя в Виргинии ко всему прочему еще и вожатый скаутов младшего возраста. Четвертый в их компании, тридцативосьмилетний Скотт Робертсон, в прежней жизни боролся с наркотиками в Атланте, а теперь (совсем скоро, может быть, через месяц) собирается стать молодым отцом. А вот поближе к зданию непринужденно, словно давнишние друзья, болтают двое мужчин в цивильных джинсах и куртках хаки. Оба на базе гости, прилетели в Афганистан из Иордании, чтобы присутствовать, когда Балави будут опрашивать. Грузный мужчина с черными как смоль волосами — капитан иорданской разведки Али бен Зеид, двоюродный брат короля Иордании Абдаллы II и единственный из собравшихся, кто видел Балави воочию. С ним Даррен Лабонте, бывший армейский рейнджер[8]: спортивная фигура, коротенькая бородка, на голове бейсболка. Лабонте — сотрудник ЦРУ, приписанный к опорному пункту Управления в Аммане. С Али бен Зеидом они близкие друзья, часто на пару выполняют задания и вчетвером, вместе с женами, отдыхают. По поводу встречи с Балави оба в тревоге, которую чуть не весь предыдущий день пытались развеять, катаясь по окрестностям на квадроцикле и щелкая фотоаппаратом все подряд. Компания побольше собралась вокруг Мэтьюс. Здесь и эффектная блондинка с глазами небесной голубизны; тем, что ее вызвали на эту встречу с опорного пункта ЦРУ в Кабуле, она обязана некоторым своим непревзойденным навыкам. Элизабет Хэнсон — одна из самых прославленных в ведомстве наводчиц на цель, то есть экспертов по обнаружению террористов в их убежищах и слежению за ними до тех пор, пока на место не подоспеет ударное подразделение. Ей тридцать, но выглядит еще моложе; декабрьский холод заставляет ее кутаться в не по размеру просторную фланелевую рубаху и куртку.

Зашебаршился ветер, по асфальту ползучими плетями протянулись предвечерние тени. Воцарилось разочарование и скука, в руках у сотрудников появились сотовые телефоны.

Положив автомат наземь, Парези набрал на телефоне письмо жене и отослал его электронной почтой. Минди Лу Парези находилась в это время в воздухе, возвращаясь с их младшей дочкой в Огайо из Сиэтла, куда летала на праздники навестить родных. Как он частенько делал и раньше, Парези послал жене записку, чтобы она получила ее, едва приземлится, — просто чтоб знала, что с ним все о’кей.

«Когда придешь домой, сбрось мне на имейл сообщение, — написал он. — Люблю вас обеих очень-очень».

Джереми Уайз отошел от своей группы чуть в сторону, чтобы поговорить по телефону. Этот уроженец Арканзаса чувствовал странное беспокойство, такое сильное, что ему даже подумалось, уж не собрался ли он заболеть. Набрал номер матери, и, когда на том конце оказался всего лишь автоответчик, в голосе бывшего «морского котика» явно прозвучало разочарование. «Я что-то не очень хорошо себя чувствую, — сказал он, медленно выговаривая слова. Подумал. — И передай Итану, что я его люблю».

Единственный, у кого имелся телефонный контакт с Балави, был бен Зеид, но его телефон упорно и мучительно молчал. Щекастый грузный мужчина сидел тихо, сжимая мобильник в толстых пальцах. Именно бен Зеид достиг договоренности с агентом (он же когда-то и завербовал Балави), и теперь возможная неудача нависала над ним свинцовой тучей. Ко всему прочему, они с партнером из ЦРУ рвались поскорее выбраться из Афганистана — оба по причинам личного характера. Семья Лабонте в полном составе, в том числе жена и маленькая дочурка, ждала его в Италии, на вилле, которую они сняли на праздники, а все эти задержки уже и так оттяпали здоровенный кусок отпуска. А бен Зеид, недавно женившийся, планировал провести канун Нового года с женой дома в Аммане.

Когда его телефон в конце концов зачирикал, причиной тому оказалась всего лишь эсэмэска от его темноволосой красавицы Фиды, которая спрашивала мужа, точно ли он завтра к вечеру будет дома. Ответ бен Зеида был до грубоватости краток: «Не точно». В 16.40 телефон бен Зеида наконец ожил. Номер звонившего соответствовал сим-карте Аргавана, афганского водителя, которого послали встретить агента на пограничный пункт. Но голос принадлежал Балави.

Агент извинялся. Произошел несчастный случай, он повредил себе ногу и поэтому задержался, объяснил он. А вообще-то ему очень не терпится поскорее первый раз встретиться с американцами, и он вновь стал спрашивать о процедуре досмотра в воротах. Я не хочу, чтобы меня щупали, — повторял он вновь и вновь. — Ведь вы там примете меня как друга, правда же?

И вот уже хвост пыли, которую вздымал красный «субару Аутбэк» Аргавана, заметили со сторожевой вышки. Машина бешено неслась: водитель старался не позволить снайперу, у которого тот или иной участок дороги мог быть заранее пристрелян, вовремя заметить гражданскую машину, без охраны едущую к американской базе. В соответствии с полученными от ЦРУ инструкциями, очень к месту совпавшими с пожеланиями Балави, ни обыска, ни какой-либо проверки документов у въездных ворот не планировалось. Получив условный сигнал, приставленные к охране поста солдаты афганской армии откатили створку ровно настолько, чтобы дать машине Аргавана пронестись мимо. Затем водитель-афганец круто свернул влево и покатил по ленте асфальта, проложенной вдоль края летного поля ко вторым воротам, поменьше, где ему снова махнули — дескать, давай проезжай.

Теперь и Мэтьюс видела, как красный универсал въезжает в особо охраняемую зону, где она с группой подчиненных его ждала. По просьбе Мэтьюс с первыми приветами к Балави должны были выйти бен Зеид и Лабонте, тогда как она и остальные сотрудники будут пока держаться на расстоянии, почтительно стоя рядком под навесом — этакая шеренга мелких служащих, построенных для встречи высокого начальства. Но тут их предводительница вдруг двинулась и, отстраняя других, пошла вперед, на ходу одергивая на себе одежду.