Ночью над бухтами и городом появилась фашистская авиация. С земли и кораблей начали бить зенитные батареи. Навстречу мелькающим, как моль, самолетам понеслись снаряды, тысячи трассирующих пуль.

Первыми кораблями, получившими приказ немедля выйти в море, были дежурные «морские охотники». Еще прерывисто гудели вражеские самолеты, берег сверкал вспышками разрывов, и в черное небо неслись огненные нити трасс, а мы уже на полной скорости мчались в море — подбирать парашютистов со сбитых самолетов.

Командиром на нашем МО плавал старший лейтенант Пухов, а я числился его помощником и стажером, так как только еще учился водить катер.

Дмитрий Андреевич Пухов был отменным моряком. Он мог в любую погоду, в темные беззвездные ночи почти на ощупь провести катер по самому извилистому фарватеру, но не имел привычки кичиться знаниями. Старший лейтенант, замещая командира подразделения, охотно и терпеливо передавал свой опыт другим. Мы его уважали за то, что он никогда не повышал голоса и ко всем относился доброжелательно и заботливо.

Пухов не отличался красотой. Брови на грубоватом и коричневом лице летом выгорали почти добела, нос был слегка вздернутым, а обветренные губы имели голубоватый оттенок. Зато большие серые глаза Дмитрия Андреевича поражали какой-то особой чистотой и мягкостью. По возрасту Пухов был старше многих из нас: ему шел тридцать шестой год.

На всех катерах МО матросы и командиры подобрались какие-то моложавые, почти мальчишеского вида; поэтому наше соединение нередко шутники называли «детским дивизионом» и при случае любили подразнить.

Бывало, проходит мимо эскадренный миноносец, разводя высокую волну, а с палубы его доносится насмешливое:

— Эй, на мошке! За берег держитесь, а то в море унесет, наплачетесь!

Катерники, конечно, злились на любителей позабавиться, но сдерживались и ничего не отвечали им, так как каждый про себя думал, что ему действительно выпала незавидная доля служить на этаком крошечном корабле.

Один лишь Пухов, как бы гордясь плаваньем на катерах, неизменно твердил:

— Погодите, мы еще докажем, что малые корабли на большие дела годятся. Экая невидаль — миноносец! Ты покажи себя настоящим моряком на любом месте. Это потруднее будет...

И он не давал нам покоя ни днем, ни ночью... На учения выводил и в мертвую зыбь и в шторм. И чем хуже была погода, тем больше она, казалось, устраивала Пухова.

— Вот это да! — говорил он. — Здорово мотает! С ветерком просолит. Моряку вредно быть пресным.

И вот теперь мы шли в море не просто так, а с боевым заданием. Но ни парашютистов, ни парашютов мы в эту ночь не нашли. Нам только удалось установить, что на парашютах падали в море не люди, а мины. Одна из них с грохотом взорвалась на отмели.

Какие это были мины, никто пока точно не знал. Решили, что фашистские самолеты засорили фарватер и бухту простыми якорными минами. У этих мин чугунная тележка является якорем, она покоится на дне, а рогатый шар, наполненный взрывчаткой, всплывает на стальном тросе и колышется под водой на глубине трех-четырех метров. Такие мины нетрудно подцепить тралом.

На рассвете несколько «морских охотников» тщательно протралили внутренние бухты, проверили фарватер, где были замечены падавшие парашюты, но ни одной мины не выловили. Самолеты, видимо, сбросили магнитные либо акустические мины, которые камнем опускаются на дно и неподвижно лежат на грунте. Их не подцепить тралом.

Черноморские минеры предложили несколько способов борьбы с неизвестными минами. Но все они оказались сложными и требовали немалого времени для оборудования специальных судов. А в севастопольских бухтах было уже опасно плавать. Буксир, пытавшийся пройти по тем местам, где проскальзывали другие корабли, неожиданно подорвался и затонул.

Стало ясно, что немецкие мины взрываются не сразу, а лишь после того, как над ними пройдет несколько кораблей. Но под каким по счету кораблем они взрываются?

Нужно было что-то предпринимать. Без опасений в севастопольских бухтах могли плавать только шлюпки и деревянные корабли с небольшой осадкой — им не страшны были магнитные мины.

«Морские охотники» в эти дни несли патрульную и дозорную службу в море. Они встречали на фарватерах корабли и осторожно проводили их в опасных местах.

Нашему катеру пришлось проводить большой транспорт. Впередсмотрящий доложил, что он заметил слева нечто, похожее на перископ, который высунулся из воды, продвинулся в сторону и мгновенно исчез. Опасаясь нападения подводной лодки, старший лейтенант немедля переложил руль и, направясь полной скоростью в указанное место, приказал сбросить одну за другой четыре малых глубинных бомбы.

Минер с боцманом в точности выполнили его распоряжение, но мы насчитали почему-то не четыре взрыва, а пять. Последний был самым мощным: он поднял высокий столб задымленной воды.

— Что за безобразие! — крикнул Пухов минеру. — Какие бомбы сброшены?!

— Малые, товарищ старший лейтенант! — ответил тот. — Пятая не наша. Видно, мина подорвалась. Вон остатки буйка плавают... красный флажок на нем.

Такими буйками помечались места падения вражеских парашютов.

— Выходит, что мина сработала от взрыва малой бомбы, — вслух рассуждал Пухов. — Интересно бы узнать, все ли они такие чуткие?

Прибыв на место, он доложил по начальству о случившемся и сам взялся проверить свою догадку.

На другой день в зоне вражеских мин было приостановлено всякое движение. Даже шлюпки не имели права пересекать опустевшую часть бухты.

Утром, при ослепительном сиянии крымского солнца, из Южной бухты вышел «морской охотник» и направился в запретные воды.

Катер уверенно мчался к буйкам с флажками, которые предупреждали, что вот где-то здесь, на глубине, притаились сброшенные на парашютах вражеские мины. Десятки глаз с мостиков кораблей, с вышек береговых постов следили за «охотником».

Подойдя к опасному месту, катер резко увеличил ход и начал сбрасывать глубинные бомбы. Вода за его кормой кипела. Бомбы с глухим ревом вздымали на поверхности моря высокие и пенистые бугры. И вдруг среди однообразного грохота раздался необычайно сильный взрыв. Огромный столб воды взметнулся к небу и закрыл катер.

«Подорвались!» — решили многие наблюдатели.

Моряки с тревогой вглядывались в потоки поднятой со дна воды. Казалось, что сверкающая радужная завеса висела в воздухе необыкновенно долго. Наконец она осыпалась косым дождем, и все увидели, что катер цел и с прежней бойкостью мчится по волнам.

Береговой пост наблюдения запросил семафором: «Есть ли на катере раненые? Не нужна ли помощь?»

Сигнальщик катера, размахивая с мостика флажками, ответил: «В помощи не нуждаюсь. Иду подрывать следующую. Старший лейтенант Пухов».

— Откуда взялся этот Пухов? — заинтересовались командиры на больших кораблях. — Раньше никто ничего не слышал о нем.