«Совсем близко», — подумал военком, но продолжал сохранять спокойствие. И только когда баржа была выведена из-под обстрела и поставлена на якорь, Соловой перешел на «Пеликан» и вполголоса спросил у Чарикова:

— Вы знаете, какой груз мы вытащили из огня?

— Судя по вашему виду, это были арбузы или дыни, — ответил старший лейтенант.

Вскоре на обоих берегах Финского залива заколыхалось зарево пожаров. Враг подступал к Ленинграду. Нужно было отбиваться, остановить его.

«Пеликан» часто посылали спасать прижатых к морю пехотинцев или на разведку боем. Обычно он это проделывал в дни пасмурные, с мелким моросящим дождем. В туманящейся мгле тральщик храбро подходил довольно близко к берегу и начинал стрелять из пушки по окопам противника.

Издали, в обманчивой пелене дождя, он казался солидным боевым кораблем. Вражеские батареи открывали по «Пеликану» огонь. А Чариков только этого и ждал. Меняя скорости хода и маневрируя, он по вспышкам засекал места, где находятся замаскированные фашистские батареи, и наносил их на карту.

Иногда мутные потоки воды, поднятые взрывом тяжелого снаряда, захлестывали «Пеликан», его обдавало горячими осколками, но он каким-то чудом оставался на плаву и уходил из-под обстрела.

За несколько месяцев войны обшарпанные бока «Пеликана» покрылись заплатами. Труба, насквозь пробитая во многих местах, еще больше покосилась. Тральщик нужно было поставить на ремонт и почистить котлы, но флагманский механик, придирчиво осмотревший «Пеликана», пришел к иному выводу:

— Есть ли смысл занимать квалифицированных рабочих на ремонт этого уродца? Пусть поплавает, пока вода держит, а потом придется разоружить — на кладбище.

Командир с военкомом обиделись на флагманского механика — они уже привыкли к своему кораблю и полюбили его.

— Не слишком ли быстрое решение у вас? — возразил Соловой. — «Пеликан», если его подремонтировать хотя бы своими силами, еще повоюет.

— И не один год, — добавил Чариков.

— Это вам так думается, а специалисты не то что в док, но и к заводской стенке не подпустят эту развалину.

— А мы без них попробуем отремонтировать свой корабль, — пообещал военком.

Но ремонтом не удалось заняться. «Пеликан» получил предписание отправиться в сторожевой дозор к одному из дальних островов в заливе, где проходил северный фарватер. Правда, этим фарватером последние месяцы корабли не пользовались, так как он обстреливался со шхерных островков и был засорен минами противника. «Но мало ли что бывает во время войны, — рассудили штабисты. — Пусть «Пеликан» сменит нужный нам сторожевой корабль и покараулит заброшенный участок морской дороги. В тральщики он больше не годится, так как слишком тихоходен, а за сторожевика в этой пустынной части залива вполне сойдет».

Взяв запас угля, «Пеликан» более суток добирался к острову. Там он сменил быстроходный сторожевой корабль и стал каждодневно нести дозорную службу: днем наблюдал за фарватером, укрываясь в тени обрывистых берегов острова, а ночами выходил к шхерным проходам, откуда могли появиться торпедные катера и подводные лодки противника, пробиравшиеся к нашим коммуникациям.

Море все дни здесь было пустынным, лишь изредка высоко в небе появлялся вражеский разведчик, делал два-три круга и улетал дальше. Пеликановцы, привыкшие к частым тревогам, боевым авральным работам, неожиданным походам, заскучали у безлюдных шхерных островков.

— Не боевой дозор, а санаторный какой-то, — говорили они. — Заплесневеешь без дела.

— Может, ремонтом займемся, товарищ командир? — спрашивали пожилые матросы — бывшие судостроители. — А то что ж мы тут жир будем нагуливать!

Жира, конечно, никто здесь не «нагуливал». В Кронштадте команда «Пеликана» получила в поход двухнедельный и весьма скудный блокадный паек. Он уже кончался. Кронштадтский начальник снабжения по радио запросил: «Сумеете ли продержаться неделю без подвоза? У нас нет подходящей оказии».

Военком знал, что в кладовых «Пеликана» остались только сухари, немного солонины, гороху и килограммов пять гречневой крупы, но все же он сказал:

— Продержимся. Попробуем рыбу ловить, а если угля не хватит, — на дрова перейдем. Ходил же «Пеликан» на Свири на дровяном топливе.

— Только бы цинга людей не одолела, — соглашаясь с ним, заметил старший лейтенант. — Пошлите людей на разведку, — может, клюкву на острове найдут.

На поиски клюквы пошло пять человек во главе с Абашкиным. Они прошли через весь хвойный лес, росший на острове, набрали немало грибов, брусники, но клюквы на болотцах не обнаружили.

Выйдя на другую сторону острова, пеликановцы увидели метрах в двухстах затонувший на отмели пароход: из воды торчала его корма, помятая труба и часть надстройки с мостиком.

— На мину напоролся или авиация разбомбила, — принялся строить догадки кочегар. — Надо бы поглядеть, не осталось ли в его бункерах угля?

— Заглянуть на этот пароход, конечно, не мешало бы, — согласился Абашкин. — Там, наверное, посуда и консервы кой-какие найдутся.

Сигнальщик Кукин попробовал вплавь добраться до затонувшего парохода, но вода оказалась такой холодной, что он, проплыв метров сто, вернулся назад.

— Без шлюпки или плота не обойдешься, — заявил дрожавший пловец.

Матросы, вернувшиеся на «Пеликан» с брусникой и грибами, доложили о затонувшем судне. Чариков, взглянул на карту с последними пометками, прочитал объяснительную записку, оставленную командиром сменившегося сторожевика, и сказал:

— Да, верно, есть тут небольшой транспорт... полторы тысячи тонн водоизмещения. Потоплен авиацией во время августовских налетов. Сам выбросился на отмель. На нем мы, конечно, кое-что найдем для себя.

На другой день, захватив легкий водолазный костюм, к затонувшему транспорту отправились на шлюпке военком, помощник механика и два кочегара.

К каменистой отмели они приблизились в часы отлива, когда затопленная часть транспорта показалась из воды. Палуба судна, усеянная морскими ракушками, уже успела обсохнуть. Моряки через накрененный борт вскарабкались на нее и прошли к носу. Здесь виднелась большая рваная дыра, из которой во все стороны торчало скрученное ржавое железо.

Рубка и машинное отделение транспорта почти не пострадали, а кормовые помещения казались совершенно целыми.

Подбитое судно, видно, двигалось к берегу задним ходом, потому что корма его засела на каменистой отмели, а нос находился на более глубоком месте.

Кочегары заглянули на камбуз. Здесь на полках виднелся полный набор кастрюль и сковородок, покоившихся в своих гнездах. Только у плиты валялась разбитая посуда и чайник с погнутым носом.

— Тут не по нашей части, — сказал Соловой. — Лучше давайте бункера осмотрим.

Один из бункеров был наполовину заполнен углем, а в другом, как и во всех трюмах, поблескивала вода.

— Н-да, придется спускаться в водичку и на ощупь произвести разведку, — заключил военком.

До войны он некоторое время работал водолазом, поэтому сам взялся обследовать все трюмные помещения.

Надев поверх суконных брюк и свитера непромокаемый водолазный костюм, он обвязал себя пеньковым тросом и приказал приготовить блок для подъема грузов.

— Если два раза дерну сигнальный трос, то поднимайте наверх груз, — объяснил Соловой. — А если дерганье будет частым, — вытаскивайте меня. Ясно?

— Ясно, — ответил матрос и в точности повторил приказание.

Военком приспособил на спину ранец с кислородным аппаратом, натянул на лицо маску и включил кислород. Потом он взял свисавший с блока крюк и не спеша спустился с ним по трапу в трюм.

Под водой Соловой бродил долго. Наверх то и дело взлетали пузырьки. Наконец военком подал сигнал: «Поднимайте груз».

Механик с помощью блока вытащил груз на палубу и опять спустил крюк в трюм.

Теперь сигналы стали более частыми: военком посылал из глубокого трюма то ящик, то бочонок, то тюк. И лишь минут через сорок он сам выбрался наверх. Сняв маску с покрасневшего и взмокшего от усилий лица, Соловой несколько раз полной грудью вдохнул воздух и сказал: