— Проклятье, Сьюзан, страсть — не грех!

— Для женщины, которая собирается принять постриг, грех.

— Но ты еще не приняла.

— Я приму.

Настойчивость девушки разъярила Дэниела.

— Какого черта ты цепляешься за это решение? Ты ничего не хочешь слышать. Ты даже не даешь себе обдумать обратную сторону пострига.

Он понял, что задел Сьюзан за живое, потому что она вырвалась. Щеки у нее пылали. Знакомая тень ужаса проступила на лице.

— Мне приходится принять постриг, Дэниел, приходится.

— Почему? Какие грехи ты пытаешься искупить? Что ты такого сделала, что отдаешь за это всю свою жизнь?

Она снова попыталась бежать, но Дэниел остановил ее, схватив за талию, привлек ближе, так что их губы оказались на одном уровне.

Сьюзан затихла, потом чуть двинулась, устраиваясь поудобнее.

Дэниел почувствовал, как разгорается в нем желание. Она и не подозревает, как действует на него ее невинность и ранимость, хотя здравый смысл подсказывает, что он должен вести себя с ней осторожно и бережно. Но когда пальцы девушки коснулись его плеч, ее груди прижались к нему, он уже не мог ни о чем думать. Только чувствовать.

Приподняв Сьюзан, Дэниел крепко прижал ее своим телом к перегородке. Его губы раскрылись, и язык проник в сладкий рот девушки.

Когда же она отказалась разжать зубы, он отстранился и едва слышно попросил:

— Пожалуйста, Сьюзан. Дай мне узнать твой вкус.

Она застонала, но подчинилась, и Дэниел захватил ее губы долгим поцелуем.

Сьюзан обвила его шею руками и обняла изо всех сил. Дэниел гладил ее по спине, по затылку, отмечая каждый изгиб ее тела, вдыхал аромат ее кожи. И вдруг, когда он уже решил, что сломал все преграды, которые Сьюзан воздвигла вокруг своего сердца и чувств, она застыла. Так неожиданно, что он понял, что в какой-то момент зашел слишком далеко.

В мгновение ока она превратилась в перепуганную дикую кошку, начала вырываться, чудом не угодив коленом по самому чувствительному месту Дэниела.

— К черту, Сьюзан, прекрати! Ее остановившиеся зеленые глаза казались совсем черными. Но теперь, помимо страха и ужаса, в них читалась вина.

Проклятье. Всю жизнь Сьюзан пряталась, уходила в себя, и он был ее единственным другом. Он надеялся, что она покончила с этой привычкой. На самом деле она еще глубже забилась в свой кокон.

Дэниел пригладил свои волосы. Он устал удерживать все время ускользающую женщину… не только от него, но и от правды. Вот и сейчас она дрожала и глядела на него, как на какое-то чудовище. А он лишь поцеловал ее!

Она не должна быть такой. Она родилась страстной натурой. Она заслуживает всех радостей жизни. Она не будет счастлива в монастыре, запертая там от жизни и любви.

— Если ты примешь постриг, ты солжешь Богу и себе, — предостерег он. — Ты хочешь большего. Хотя ты не сознаешься, ты хочешь большего!

Сьюзан гневно смотрела на него и молчала. Дэниел понял, что ей нечего ответить, как только признать его правоту.

Он повернулся и пошел прочь.

Как он посмел! Как он посмел!

Сьюзан направилась к дверям конюшни с намерением найти Дэниела и высказать ему все, что она о нем думает. Но сделав несколько шагов, остановилась.

Что она скажет? Он был прав.

Она действительно хочет большего.

И снова ее охватило чувство вины. Как она посмела так низко пасть? Когда она успела забыть Бога ради мужчин или ради одного мужчины… Дэниела?

Сомнение вступило в противоречие с ответственностью, ответственность— с самообвинениями. Сьюзан бросилась в дальний конец конюшни и оседлала одну из кобыл. Не удосужившись пристегнуть стремена, она вскочила на лошадь и пустила животное галопом по снегу — по глубоким сугробам долины вдоль густорастущих сосен.

Дэниел стоял на кухне, глядя в окно и ожидая, когда появится пришедшая в себя Сьюзан, найдет его и признает свою неправоту. Но она не явилась, чтобы, поостыв, объясниться с ним. Она вообще не пришла. В ту минуту, когда он увидел ее выезжающей из конюшни, он сразу понял, что снова совершил ошибку.

Проклятье. Когда он поймет, что ему никогда не постичь женщину. Надо просто пускать все на самотек.

Кинувшись в свою комнату, он схватил винтовку и кожаное пальто. Потом, вспомнив, что на Сьюзан один только свитер, заскочил к ней и сдернул со спинки кресла-качалки тяжелую черную накидку. Продолжая ругаться, отправился в погоню, надеясь, что девушка не успела отъехать так далеко, что ему придется разыскивать ее весь оставшийся день.

Сьюзан не знала, куда она скачет, пока не добралась до места. Лошадь под ней дрожала и фыркала, когда девушка натянула поводья и остановилась перед высокой каменной стеной, окружавшей монастырь Непорочного Сердца.

Она вернулась в лоно церкви, где всегда чувствовала себя хорошо и безопасно. И дело было не в здании, а в людях, что обитали в нем. Сестры принимали ее, что бы ни случалось и не переставали заботиться о ее благополучии.

Сьюзан соскользнула с седла и, подобрав юбки, чтобы не мешали идти, пошла к центральным воротам. Там она потянула за цепь, звук которой должен был вызвать кого-нибудь из монахинь.

Задолго до того, как в ответ на ее сигнал появилась закутанная в накидку фигура, Сьюзан услышала шуршание юбок в выстуженном внутреннем дворе.

— Да?

— Я приехала повидать сестру Мэри Маргарет.

Не успела она произнести эти слова, как вспомнила, что это закрытый орден. За исключением редких визитов урсулинок, здешние монахини почти не имели сношений с внешним миром. Одежда ли Сьюзан, или выражение отчаяния на ее лице сыграло свою роль, только женщина кивнула и впустила девушку.

С резким протестующим скрипом, который свидетельствовал, что открывают их очень редко, чтобы впустить кого-нибудь, а еще реже — чтобы выпустить вошедших сюда, железные ворота захлопнулись. Сьюзан смотрела, как вибрирует тяжелый металл, становясь на место. Здесь ее дом. И ее долг остаться. Она не позволит сладкому искушению Дэниела сбить ее с пути истинного. Но страшная тоска сдавила сердце Сьюзан, ей захотелось кинуться на ворота и бить по ним до тех пор, пока они не откроются и не позволят вернуться к солнцу и заснеженному полю.

Приветливо улыбаясь, сестра ждала, когда Сьюзан последует за ней, и девушка поспешно пошла через двор. Ни слова не было произнесено. Монахиня провела Сьюзан через арку из песчаника при входе в здание и через толстые двойные двери. Влажная обувь оставляла на каменном полу коридора следы.

С каждым шагом Сьюзан возвращалась в мир, который укрыл ее своими мягкими крылами много лет назад. Незаметно шаги ее утратили торопливость. Она расправила плечи и приняла ту царственную осанку, которой так восхищалась в монахинях школы. Продела руки в рукава платья на манер муфты. Здесь ее дом. Здесь?

Сьюзан не знала, что скажет, когда увидит Мэри Маргарет. Она не знала, зачем приехала. Исповедаться? Утвердиться в своем решении? Спрятаться?

Девушка еще сильнее ощутила горький вкус вины. Не следовало приходить сюда, пока она не пришла в согласие с собой и с Богом. Сьюзан знала, что все сомнения улягутся, едва Дэниел снова оставит ее и она вернется в школу.

Если вернется, усмехнулся внутренний голос.

— Мы пришли. — Голос монахини прозвучал едва слышно. — Пожалуйста, подождите, я скажу ей, что вы здесь.

Женщина исчезла за тяжелой дубовой дверью, и Сьюзан осталась ждать, как ждет провинившийся школьник, которого привели к директору. Но ведь она не сделала ничего дурного, ведь так?

Сделала. Поддалась соблазнам плоти. Получала наслаждение в объятиях мужчины. Настолько привыкла заботиться о Дэниеле, что не может и дня без него прожить. Не может представить себя запертой до конца жизни в стенах монастыря.

Сердце Сьюзан билось как сумасшедшее. Ей захотелось выскочить во двор и глотнуть воздуха всей грудью. Она захотела укрыться в монастыре от стыда.