— Мама? Мама? Мама…

В комнате стояла тишина.

Тишина.

Дэниел не знал, что сказать. А что тут можно сказать? Все эти годы никто не знал, даже не подозревал, что случилось с маленькой Сьюзан. Хотя отношение Сьюзан к мужчинам заставляло предположить, что она видела насилие над своей матерью, никто не догадывался, что раны девочки гораздо глубже. Настолько глубже. Своим детским умом она действительно верила, что, послушайся она маминых приказов, их семья осталась бы цела Слишком долго она несла это бремя в одиночестве, думая, что Бог потребует ужасной кары за то, что она убила дезертира и послужила причиной гибели родителей. Возможно, именно поэтому она пошла в монастырь — служа Богу, она надеялась искупить свои предполагаемые грехи.

Но в жизнь Сьюзан ворвался Дэниел, уводя ее от искаженного понимания справедливости. А теперь он вскрыл ее раны. Вывел на свет боль ребенка, чтобы излечить женщину.

Крепко прижав к себе всхлипывающую Сьюзан, Дэниел успокаивал ее. А когда потекли слезы, укачивал ее, повторяя снова и снова:

— Ты ни в чем не виновата, ты ни в чем не виновата.

Подняв ее лицо, заставил посмотреть себе в глаза.

— Твоя мама любила тебя. Она любила тебя. Она никогда не захотела бы, чтобы ты так страдала. Когда она говорила, чтобы ты слушалась ее, она только хотела защитить тебя.

— Я должна была помочь ей! Под конец она умоляла помочь ей, а я того не сделала. Я же могла что-то сделать! Если бы я вела себя по-другому, слушалась ее, она бы не пострадала. Я должна была найти способ облегчить ее боль.

— Ты и нашла, моя хорошая, нашла. Ты была с ней до самой ее смерти. Она обожала тебя. Она любила тебя. Она хотела защитить тебя. Ни она, ни Господь не потребуют наказания за то, что случилось. Разве ты не понимаешь? Твоя мать могла умирать медленно и мучительно, но Бог взял ее к себе. Он взял ее, и она не страдала. Так что не страдай и ты. Он унес ее душу туда, где она счастлива и не испытывает боли. Он никогда не хотел, чтобы ты так истязала себя.

Слова повисли в наступившей тишине.

— Он взял ее, — отозвалась Сьюзан.

— Она судорожно обняла Дэниела. Она хотела, ей было необходимо знать, что его слова были правдой.

В глазах мужа она не была виновата, не вызывала отвращения. Только понимание. Она считала, что, став монахиней, сможет искупить свою часть вины за смерть родителей. Но Богу не нужна была такая жертва. Ее хотела Сьюзан. И именно Дэниел должен был заставить ее понять это.

— Ты не сделала ничего плохого, родная. Ты не сделала ничего плохого.

Сьюзан крепче обняла Дэниела и спрятала лицо у него на груди.

Раны начали затягиваться.

Тимми Либбли прятался за водонапорной башней и наблюдал. Товарный поезд прибыл в Эштон в половине второго ночи. Он постоит здесь еще с четверть часа, запасаясь топливом.

Юный сыщик ждал, поеживаясь от холода. Прошли пять минут. Десять.

Паровоз запыхтел.

Едва огромные железные колеса пришли в движение, Тимми вскочил в седло. Уклоняясь от летящего из-под колес снопа искр, он пустил коня в галоп.

Тимми спрямил путь, проскакав через рощицу, и остановился перед Джидайдией Каттером.

— Они заглотили наживку, попытались остановить поезд?

— Нет. Ни следа братьев Дули.

Каттер выругался, сорвал шляпу и вытер лицо.

— Ты уверен, что донес до них сведения о динамите, когда болтался в салуне в Бэрривилле?

— Да, сэр.

— И тот человек заинтересовался?

— Пожалуй, да. Весь клан бурно выразил свое удовольствие.

— Почему же тогда их нет?

Каттер нахлобучил шляпу. План состоял в том, чтобы, приманив нескольких Дули динамитом, проследить их обратный путь до лагеря. Каттер рассчитывал, что узнает о готовящемся нападении заранее, потому что его люди будут неусыпно следить за бандой. А теперь он знал о ее местонахождении не больше, чем неделю назад.

Каттер дал знак одному из своих людей, стоявшему у железнодорожного полотна.

— Остановите поезд, снимите оттуда динамит. Нет смысла отправлять его назад в Шайенн.

Брэкстон Хилл кивнул и помахал из стороны в сторону фонарем. Паровоз заворчал издалека, содрогнулся и постепенно остановился.

Брэкстон со своими людьми подскакали к последнему вагону и забрались туда. Через несколько секунд они появились.

— Каттер!

— Да.

— Полагаю, вам лучше самому взглянуть, сэр.

— Проклятье, проклятье, проклятье.

Каттер направил коня к вагону. Тимми нерешительно последовал за ним.

— Ну? В чем дело?

Брэкстон высунулся из вагона и оглядел Тимми.

— Ты уверен, что на станции никто не забирался в поезд, малыш?

— Уверен, сэр.

— Ты лично телеграфировал приказ об отгрузке динамита и подчеркнул, что он должен быть отправлен без огнепроводных шнуров?

Тимми побледнел.

— Я забыл передать насчет шнуров.

— Дерьмо. Ты получил подтверждение, что динамит был отгружен?

Тимми неловко поерзал в седле.

— Д-да, сэр.

— Не заикайся!

Тимми подпрыгнул от крика Каттера. Но тот уже потерял к нему интерес и сердито глянул на человека в дверях вагона.

— К чему все эти вопросы?

Брэкстон с отвращением сплюнул на снег.

— Его нет. Динамита нет.

Сьюзан проснулась и обнаружила, что ее голова покоится на плече Дэниела. Она пошире открыла заспанные глаза и посмотрела на яркий квадрат солнца на противоположной стене. Потом Сьюзан постепенно начала осознавать, чьи руки обнимают ее за талию и что ее ночная рубашка задралась, обнажив ноги.

Но никакого ужаса, никакой вины или стыда Сьюзан не почувствовала. Хотя какой-то отголосок страха еще таился в глубине сознания, теперь он был слабым. Набираясь от Дэниела сил, она в один прекрасный день полностью избавится от призраков прошлого.

Она шевельнулась, и пальцы Дэниела коснулись ее волос, побуждая остаться на месте.

— Не вставай. Не надо. Полежи, отдохни еще.

Повиновавшись, она лежала в его объятиях и впитывала жар тела Дэниела, слушала размеренное биение его сердца. Повернув голову, поцеловала ключицу Дэниела.

Он замер.

— Ночью…

Сьюзан прижала два пальца к губам мужа.

— Спасибо тебе.

Слова были не нужны. Молча, глазами, она передала ему свои мысли.

Подвинувшись чуть ближе, Сьюзан поцеловала подбородок Дэниела, прикоснулась губами к его губам.

— Знаешь, — с запинкой начал он, — когда я первый раз увидел твои распущенные волосы, мне захотелось чего-то, что, как я думал, я никогда не получу.

— Чего же?

Дэниел повернулся так, чтобы Сьюзан оказалась лежащей на его груди. Их ноги переплелись. Ее губы оказались совсем рядом с его губами.

— Мне сразу же захотелось, чтобы ты склонилась надо мной с распущенными волосами и я мог обнять тебя под этим огненным занавесом.

Сьюзан было приятно услышать это, страх отступил еще дальше.

Дэниел покрепче обнял ее. Мягко, нежно провел кончиком носа по ее щеке, носу, лаская и дразня. Потом его рот встретился с ее губами. Сьюзан не отстранилась. Она отогнала прочь остатки черноты и отдалась объятиям Дэниела. Его губы сделались смелее и все ненасытнее. Он полностью подчинил ее себе поцелуями.

Сьюзан вцепилась в подушку, забыв обо всем, кроме вкуса и запаха Дэниела.

Он оторвался от нее первым. Глаза его потемнели от страсти.

— Мы пойдем постепенно, шаг за шагом.

— Да, — чуть слышно отозвалась она.

Гордая собой, Сьюзан выбралась из постели. Дэниел остался. Подложив руки под голову, он следил за каждым движением Сьюзан. Заметив, что он наблюдает, как она одевается, Сьюзан умудрилась надеть сорочку и панталоны под прикрытием ночной рубашки. Но корсет оказался более трудным делом. Она попыталась справиться сама, но шнурки были затянуты под ее свадебное платье, их нужно было ослабить.

— Позволь мне.

Сьюзан вскрикнула, когда Дэниел ухватил ее за подол рубашки и стащил ее со Сьюзан через голову. Потом твердой рукой повернул жену к себе спиной и затянул корсет. Потом подал ей коричневое шерстяное платье, лежавшее на подлокотнике кресла-качалки.