— Ну тогда хотя бы разреши мне взять каноэ и пересечь озеро вместе с Сайди! — проворчал Спик. — Мы ведь знаем, что шейх Хамед где-то там, и у него есть дау. Я попробую его нанять: он должен кое-что знать о северной реке.

— Это слишком опасно. Скоро сезон дождей. Туземцы говорят, что на озере бывают ужасные штормы.

Спик, однако, настаивал на своей идее и постепенно убедил Бёртона разрешить ему эту поездку. Он уехал третьего марта и отсутствовал около месяца. Бёртон сам отмеривал себе утром, днем и вечером дозу микстуры Зальцмана, предаваясь позже описанным им «снам о прошлой жизни, видениям нынешней».

К тому времени, когда лейтенант вернулся, Бёртону стало немного лучше. Он уже ясно видел и мог, хотя и медленно, ходить без поддержки.

— Река? — страстно спросил он.

— Ее называют Рузизи. [57]Хамед уверяет, что она вытекает из озера. Племена в этом районе достаточно дружелюбны и могут проводить нас к ней.

Бёртон ударил кулаком воздух:

— Слава Аллаху! Ты достал дау?

— Он хотел сдать его нам на три месяца за пятьсот долларов.

— Что? Что за чушь! Почему ты не обменял его на что-нибудь?

— Дик, я же не владею языками.

Бёртон вскипел. Что за трата времени и средств! Черт бы побрал некомпетентность Спика!

По идее, лейтенанту следовало бы успокоиться после неудачи с дау. Вместо этого он стал еще более странным и холодным — словно что-то скрывал. Через несколько дней он подошел к Бёртону с просьбой:

— Старина, не поможешь ли привести в порядок мои заметки? Ты же знаешь, какой я страшный дилетант, когда дело доходит до бумаг!

— Конечно, — ответил Бёртон. Оба устроились за самодельным столом и открыли дневник Спика.

С первых же страниц Бёртон начал указывать, где нужно более подробное описание, где необходимо вставить ссылки, а где (довольно часто) — исправить грамматические ошибки. Перевернув очередную страницу, он обнаружил набросок карты.

— Что это?

— Северное побережье озера.

— Ты имеешь в виду этоозеро? Танганьику?

— Да.

— А что это за подковообразные горы на севере?

— По-моему, это Лунные Горы.

— Но, Джон, это невозможно! Туземцы утверждают, что Лунные Горы намного севернее озера.

— Люди шейха Хамеда уверены в обратном. Они были на самом северном берегу, в тени этого кряжа.

— Ну а Рузизи? Неужели ты полагаешь, что она вытекает из Танганьики и течет в горы, вверх?

Спик неуютно задвигался.

— Не знаю, — прошептал он.

— И потом: если они так велики, как утверждает легенда, тогда мы безусловно видели бы самые высокие пики прямо отсюда, разве нет?

— Может быть, к северному побережью спускаются пологие склоны, а пики находятся за горизонтом.

Бёртон не поверил собственным ушам. Черт побери, что несет его спутник?.. Он перевернул страницу и продолжил работать, но Спик внезапно потерял интерес к дневнику:

— На сегодня хватит. Я собираюсь прогуляться.

Он вышел из хижины, и спустя несколько минут Бёртон услышал винтовочные выстрелы: еще несколько животных пали жертвами кровожадности Спика…

Постепенно дни стали сырыми и дождливыми. Здоровье Бёртона продолжало улучшаться, и он решил рискнуть пересечь озеро. Наняв два больших каноэ у жителей Уджиджи, он велел Сайди Бомбею загрузить их припасами и подобрать самых сильных гребцов.

— Ты достаточно здоров для экспедиции? — спросил его Спик.

— Я в полном порядке. И мы должны узнать, куда течет Рузизи: слухов совершенно недостаточно — я должен увидеть всё своими глазами.

— Я думал, нам следует подождать, пока ты окрепнешь.

Бёртон от раздражения заскрипел зубами:

— К черту, Джон! Почему ты так упорно противишься экспедиции?

— Вовсе нет! — запротестовал Спик. Тем не менее, когда оба каноэ были нагружены и Бёртон сел в первое, лейтенант устроился во втором с таким же угрюмым видом.

Озеро волновалось, экипаж греб на север. Погода всё время менялась: то их мочил проливной дождь, то поджаривало солнце. Наконец они высадились на берег в деревне Увира, [58]и там гребцы из Уджиджи взбунтовались.

— Им очень страшно, — объяснил Сайди Бомбей. — Люди в деревне говорить: если мы плыть еще на север — нас всех убить. Там очень плохие племена: всегда воевать. — Потом последовал страшный удар. — Хозяин, люди говорить: Рузизи входит в озеро, а не выходит из него!

— Шейх Хамед говорил иначе! — воскликнул Бёртон. Сайди Бомбей покачал головой:

— Нет-нет. Мистер Спик — он не понимать шейх Хамед.

Бёртон впал в уныние. Лейтенант сторонился его. Исследователи вернулись в Уджиджи, а потом отправились в глубь страны, в деревню Кауэле.

Бёртон выздоровел. Он был уверен, что собранные им научные данные помогут ему найти спонсоров для новой, лучше оснащенной экспедиции. И ей-богу, он возьмет с собой совсем другого спутника!

— Я бы хотел обогнуть Танганьику, — сказал он Спику, — но нам нужно сэкономить припасы на обратный путь к Занзибару. К тому же, если путешествие продлится слишком долго и мы не успеем отправить доклад в Географическое общество, тогда наши полномочия будут потеряны.

Лейтенант сухо согласился, и 26 мая Бёртон со Спиком отправились в долгий путь на восток. До Уньяньембе, [59]где их ждала почта, они добрались только в середине июня. Одно письмо извещало Бёртона о кончине его отца десять месяцев назад, другое — о том, что его брата Эдварда зверски избили в Индии и теперь он страдает от тяжкого душевного расстройства; обе новости усугубили депрессию Бёртона. Тем не менее путешественники упорно продвигались сквозь бесконечную саванну, пока не достигли арабского торгового города Казеха; здесь они остановились на отдых.

Спик убеждал Бёртона использовать микстуру Зальцмана, чтобы избавиться от последних следов малярии, и даже сам отмеривал дозу. Однако никакое лекарство не могло полностью защитить англичанина от коварных африканских болезней; вдобавок они оба страдали от постоянных головных болей. Смерть, тиранический правитель этой части Африки, терпеливо подкарауливала их.

Однажды Спик пересказал Бёртону сообщения туземцев об огромном водном пространстве, отстоящем на пятнадцать или шестнадцать переходов к северу.

— Мы должны исследовать его, — сказал он.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — ответил Бёртон, — одышка, мысли путаются… словно голова не на месте. Я даже не заношу в журнал научные данные, потому что не доверяю себе. Кроме того, у нас плохо с припасами.

— Как насчет того, чтобы я предпринял небольшую экспедицию? Я могу путешествовать быстро и налегке, а ты останешься здесь и наберешься сил.

Бёртон, лежавший на койке, попытался сесть, но не сумел.

— Где твое лекарство? — спросил Спик. — Я приготовлю тебе дозу.

— Благодарю тебя, Джон. Ты действительно думаешь, что сможешь быстро сходить туда и обратно и не съесть всю нашу провизию?

— Уверен.

— Очень хорошо. Тогда собирайся и иди.

Втайне Бёртон даже обрадовался, что какое-то время сможет побыть без надоевшего спутника. Начиная с визита к шейху Хамеду, Спик стал колючкой в боку: за всё время, пока они находились в Казехе, лейтенант ни разу не подчинился восточному этикету и постоянно оскорблял арабских гостей, принуждая Бёртона извиняться.

Отъезд Спика снял бремя с плеч Бёртона. Исследователь перестал принимать лекарство и начал составлять словарь местных диалектов для будущих путешественников. Как всегда, занятие наукой подняло ему настроение.

Лейтенант Джон Хеннинг Спик вернулся через полтора месяца и триумфально объявил:

— Это настоящее внутреннее море! Его называют Ньянза, или Наза, или Зива, или Укереве, или еще как-то…

— На языках банту ньянза— это просто «озеро», Джон.

— Да-да, но это не важно: я назвал его в честь короля! [60]Клянусь богом, Дик, я открыл исток Нила!