С появлением последних произошла подлинная революция западного стола. В богатых домах пресная, однообразная пища стала изысканной, приобрела богатую гамму вкусовых оттенков. Мясо, обжаренное на вертеле с добавлением перца, приятно обжигало язык, вино, сдобренное имбирем, действовало более возбуждающе, хлеб из теста с корицей дразнил тонким ароматом. Достаточно было перечного зернышка, кусочка мускатного ореха, щепотки гвоздичного цветка — и тупое обжорство превращалось в изощренную, возведенную в ритуал, чувственную трапезу. Добряк-чревоугодник Ламме Гудзак из «Легенды о Тиле Уленшпигеле» в своих голодных скитаниях мечтал о дымящихся пулярках, флягах с прохладным вином, караваях свежего хлеба, приготовленных с использованием восточных штучек. Вчера еще варварские, сегодня вкусы Запада требовали все больше и больше пряностей.

Как только становилось известно, откуда поступают эти редкие, а потому и высоко ценимые товары, как предприимчивые купцы принимали решение обойти дорого берущих посредников и самим добраться до источника баснословной наживы. В начале 2-го тысячелетия нашей эры перец продавался на вес серебра, некоторые государства расплачивались им как благородным металлом. В средние века мальчишки на улицах в спину богачам кричали: «Мешок перца!» На одном из балов высокородная дама перещеголяла всех модниц, надев ожерелье из черных перечных зерен.

Бесстрашие первооткрывателей поистине поразительно. В Джакарту я летел около 12 часов на Ил-62. В полете, откинувшись в удобном кресле после вкусного обеда, думал о предстоящей встрече с Индонезией. Но в голове не было и тени тревоги. Чтобы пуститься в такое короткое по времени комфортабельное путешествие, не надо было обладать особой смелостью. Ежедневно его совершают тысячи людей. Совершенно иное дело — странствия в былые эпохи. Люди склонны населять не познанные ими миры враждебными силами. Страшными представлялись неизведанные районы путешественникам тех далеких времен, когда человек был цепко опутан паутиной суеверий, только начинал приобретать веру в свои силы.

Они отправлялись на маленьких, не приспособленных для океанских плаваний парусниках в «море мрака», «царство сатаны». Не зная ни верного пути, ни срока путешествия, покидая, может быть, навсегда родные края и близких, они отдавали себя на волю непредвиденных, тягчайших опасностей. А всеиз-за презренной жажды золота, желания нажиться на торговле дарами Востока.

Еще один побудительный мотив дальних странствий — миссионерский зуд. Вместе с купцами и солдатами в непознанные края отправлялись монахи с целью приобщить к «истинной Христовой вере» вновь открываемые народы. Рядом с торговыми факториями и крепостями вырастали церкви. Самая старая христианская церковь в Индонезии — храм Сион в старой части Джакарты. Построена голландцами в 1693 году. Приземистое, в виде куба, здание с черепичной крышей можно было бы принять за конторское, складское, жилое — какое угодно помещение, если бы не крест над главным входом да собранная из толстых бревен небольшая звонница.

Внутри церковь просторна и так же проста, как и снаружи. Нет затейливого великолепия католического храма или православного собора. Массивные деревянные балки высокого потолка, голые стены, ряды грубых скамеек перед небольшой кафедрой из темного дерева, давно не действующий орган на хорах. На его огромном колесе, некогда приводившем в движение мехи,— толстая ржавая цепь с замком. Но рядом с умолкнувшим, видимо, насовсем органом стоит сверкающий никелем и черной пластмассой миниатюрный электроорган японского производства. Самая старая в Индонезии церковь оборудована самой современной техникой пропагандирования слова божьего.

В пасхальную ночь я наблюдал во дворе Сиона за самодеятельным представлением. Дети в костюмах изображали шествие Христа на Голгофу, распятие, снятие с креста и воскресение. Спектакль сопровождался музыкой, пением псалмов и даже шумовыми эффектами: громом, ветром. «Святые отцы» не случайно избрали такую форму пропаганды. У индонезийцев, традиционно познающих, что есть Зло, а что — Добро, через различные театрализованные представления, именно спектакль оставляет наиболее глубокие впечатления.

Священник, читавший после «воскресения» Христа проповедь о «смирении как единственном пути спасения», потом в беседе со мной уверял, что влияние христианства в Индонезии растет. Особенно на восточных островах архипелага, где к приходу европейцев еще не успел бросить корни ислам и население в подавляющей массе пребывало в идолопоклонстве. Он сослался даже на свою биографию: вырос в мусульманской семье, а белой чалме паломника в Мекку предпочел темную сутану. Не без торжественности сказал: — Мы несем факел истинной веры, который некогда зажег в наших краях такой великий человек, как Фрэнсиз Ксэвиер.

Португальский миссионер с этим именем в первые десятилетия XVI века много ездил по Юго-Восточной Азии, умер в 1552 году где-то близ южных берегов Китая и был похоронен в Гоа, в Индии. Позднее Ватикан причислил его к немногочисленному семейству «святых апостолов Востока». Сейчас из всех пионеров — проповедников христианства в странах Южных морей он пользуется наибольшим поклонением. Несколько квадратных метров в глубине бывшего храма Богородицы в Малакке, которые послужили ему временной могилой на последнем пути в Гоа,— место паломничества последователей Христовой веры не только из Малайзии, но и из соседних Сингапура и Индонезии.

Период колониальных завоеваний «во имя короля и во славу креста» открылся морскими экспедициями, организованными португальским принцем Генрихом Мореплавателем в начале XV века. «Великий принц Энрике, сын Жуана I, короля португальского, решил предпринять исследование дотоле неизведанных областей... проложить путь к отдаленным странам Востока» — так записано на мемориальной доске в честь инфанта на портале Сагриша (мыс Сан-Висенте), где Генрих основал «школу космографии, астрономическую обсерваторию и морской арсенал». Немецкий хронист того времени сообщает: инфант, который вопреки своему прозвищу ни разу не выходил в море, решил «исследовать дальние земли потому, что узнал — туда мавры отправляются за золотом».

Превратить бедную Португалию в мировую державу, сделать ее хозяйкой океанских просторов, обширных колоний, монополизировать торговлю восточными товарами, приобщить прозябающие в идолопоклонническом невежестве народы к учению Христа — это переплетение политических амбиций, экономического расчета, религиозных надежд было двигателем эпохи Великих географических открытий и колониальных войн. Мечта Генриха Мореплавателя обогнуть Африку и проникнуть в страны Южных морей сбылась после его смерти. В 1509 году из Гоа в Малакку прибыли пять португальских кораблей под командованием Лопеза де Секвейры. Жители с возгласами «Смотрите, белые бенгальцы!» радушно встретили гостей, наивно щупали их кожаные одежды, дергали за бороды.

Султан Махмуд Шах принял пришельцев со всеми полагающимися иностранному посольству почестями. Но потом, под влиянием уговоров индийских купцов, решил напасть на иноземцев. Купцы уже знали о вероломстве этих не признающих обрезания бородачей: куда бы они ни приплывали, после лживых заверений в мирной торговле предательски переходили к грабежу и насилиям.

Предупрежденный де Секвейра вовремя выбрал якоря и развернул паруса под спасительный ветер. Среди тех, кто предупредил капитана о готовящемся нападении,— еще неизвестный 24-летний матрос Магеллан. Через десять лет он, уже в чине адмирала, возглавит первое кругосветное путешествие. Но в 1509 году он спасался бегством из Малаккской бухты. Два десятка матросов, что беспечно сошли на берег, остались в руках малайцев.

Вызволить их, а заодно и взять Малакку было поручено губернатору Гоа Алфонсо д'Альбукерку. В июле 1511 года он ввел в бухту порта 18 кораблей с более чем тысячью солдат. Из записки, тайно переправленной узниками, узнал, что ключом к овладению столицей мусульманской империи, сверкающей на солнце развешанными по стенам дворцов зеркалами, является мост, перекинутый в полумиле от устья реки. Мост стоит и сейчас. С него хорошо просматриваются принимающие теперь только маленькие плоскодонные баржи причалы и уходящая в глубь городских кварталов обмелевшая река, облепленная по берегам роем деревянных хижин. Понадобилось шесть недель, чтобы сломить сопротивление малайцев. Из «Малайских анналов» известно, что корабельный огонь был настолько интенсивен, что «ядра сыпались как дождь», а грохот мушкетов напоминал «треск обжариваемых на сковороде орехов». При взятии Малакки, писал позднее сын губернатора, «все мусульмане, женщины и дети, были преданы мечу». Султан бежал на юг полуострова, разбежалось и его наемное яванское войско.