В начале все казалось таким простым. Инстинктивное желание помочь старухе найти свою внучку, которой она посвятила годы жизни, внучку, которая самовлюбленно и бездумно повернулась спиной к человеку, давшему ей поддержку и кров. Но все оказалось совсем не так просто. Девушка, которая всем отелям и пансионам в Аджио Стефаносе предпочла эту комнату в такое время года, когда почти любая комната доступна, не могла быть бездумной, чем бы она там еще ни была. Она была благоразумной и все понимала, у нее было воображение. Мог ли Ник быть прав, что желание Алтеи не быть найденной следует уважать?

Что леди Чартерис Браун следует позволить сойти в могилу, так и не увидев еще раз свою единственную внучку? Леди Чартерис Браун, конечно, любила ее, но по Нику Уоррендеру, этого было недостаточно даже самоотверженной любви.

Как раз в этот момент до сознания Эммы дошло, что кто-то зовет ее и машет рукой вдалеке, за оградой, которая сбегала от садов к морю. Она оглянулась посмотреть кто же это машет, но в поле зрения были только несколько загорающих. Тогда, подойдя ближе, она поняла кто это был. В ограде была калитка, и Эмма прошла через нее.

— Привет, Джонни.

Он задрал вверх маленький подбородок с таким же вызовом как и его отец, но она не увидела ямочки. По-гречески он сказал:

— Меня зовут Янни.

Она ответила ему по-гречески:

— Я знаю, но и Джонни тоже.

Он помотал головой:

— Нет. Я — грек.

Она оказалась лицом к лицу с проблемой Ника. Продолжительный спор тут не помог бы. Он широко расставил ноги над ямой в песке, из которой торчал огромный камень.

— Что ты делаешь?

— Я веду раскопки. — Он снова перешел на английский. — София говорит, что я — глупый, но я думаю, что это минойская стена.

Сзади, на песке, в тени деревянного навеса сидела юная гречанка, ее пальцы были заняты вышивкой.

— Этот кусок пляжа — частный, — сказал мальчик. — Здесь оставляют лодки. Мне разрешают здесь играть, если кто-нибудь из взрослых со мной, — он вернулся к яме.

— Если хочешь мне помочь, можешь взять лопатку, а я буду копать руками.

Эмма не копалась в песке с лопаткой давным-давно, и оказалось, что это занятие очень нравится ей.

— Что заставляет тебя думать, что это минойская стена?

Он прервал работу, откинул назад влажные волосы облепленными песком руками.

— Ну, я думаю, здесь когда-то был дворец, на том месте, где сейчас — отель. А здесь должна быть гавань, понимаешь?

— Я сегодня была в Кноссе, — сказала ему Эмма. — Мне хотелось, чтобы ты был там со мной и рассказал обо всем как следует.

— Есть еще много дворцов, — сказал он, — по всему острову.

— И когда ты станешь археологом, ты собираешься откопать еще один прямо здесь?

— Ну, может быть не совсем здесь, — уступил он. — У меня есть коробка для моих находок, — продолжал он, протягивая ей пластиковый контейнер, в котором были несколько кусочков керамики, обломок кости и большая синяя бусина. — У меня еще целая куча таких штук. A babas moo обещал показать их настоящим археологам, но у него нет времени. Ему бы надо поторопиться, а то, он говорит, мы скоро поедем домой.

Эмма перестала копать.

— В Лондон?

— Да, но я не хочу ехать, — мальчик уселся на пятки. — Миссис Итси-Битси ужасно строгая. Я ненавижу ее.

— Кто это? — спросила Эмма. — Миссис Итси-Битси?

— Наша домоуправительница. Бабуля и дедушка думают, она — супер, но на самом деле, они не знают. Я хочу остаться здесь с Е Yiayia и Анной, и Спиро. Они куда как лучше.

— Янни! — девушка, которую звали София, позвала его по-гречески. — Пора идти!

Эмма помогла ему вымыть руки и собрать вещи.

— Спасибо, что разрешил мне присоединиться к раскопкам.

Он насмешливо посмотрел на нее снизу вверх.

— Ты думаешь, это может быть часть минойской стены?

— Я недостаточно много знаю, чтобы судить. Но я всегда думала, что камень в стене должен быть обтесанным под прямым углом.

Он кивнул:

— Пожалуй, ты права.

Она села рядом с «раскопками», после того как мальчик и София ушли. Не по годам развитой шестилетний мальчик, слишком часто одинокий или в компании взрослых. Она провела рукой по «минойской» кладке. Милый Джонни! Остудят ли годы твой пламенный энтузиазм или будешь, как и планировал, искать свои критские сокровища? И мальчик, и Ник Уоррендер собираются скоро возвращаться в Лондон…

В этот вечер прибыла новая группа «Hepburn Holidays Culture Tours», и с террасы Эмма могла слышать, как Уолтер энергично тараторил, руководя размещением. Группа казалась подавленной за обедом и после него все отправились по кроватям за одним или двумя исключениями. Леди Чартерис Браун тоже решила пораньше отправиться спать.

Уолтер присоединился к Эмме на террасе.

— Фу!.. — сказал он, вытягивая ноги перед собой. — Почему я продолжаю заниматься этим, когда мог бы получил легкую должность дома?

— И почему?

— Вопрос, моя дорогая Эмма, был риторическим. В этот раз толпа собралась разношерстная, некоторые из них вообще не знают, зачем приехали, и это может создать для меня определенные сложности.

— Бедный Уолтер! Мое сердце истекает кровью!

— Я пришел к выводу, — сказал он, — что ты — слишком суровая.

— Я предупреждала тебя.

— Как он ухитрился, твой белый рыцарь, завоевать твое сердце?

Она криво усмехнулась:

— В самом деле, как? Этот же вопрос я задаю себе. Говорят, это — алхимия.

Он тяжело вздохнул.

— Я не знаю. Со мной этого никогда не случалось.

— Со мной тоже не случалось, пока не случилось! Так что будь осторожен!

«И ты тоже, Эмма Лейси», — сказала она себе. Это, может быть, и возбуждает — говорить о своей ситуации таким вот образом, но это очень опасно.

Стоит ей сделать промах, и Уолтер Фередэй догадается.

Он сказал:

— Поехали к Дамьену завтра вечером. Я буду золото, а не человек. И не дам этому, в сияющих доспехах, никакого повода для беспокойства. Я сыт по горло, понимаешь, Эмма, мне все смертельно надоело. И тебе, я вижу, надоело тоже. Я вижу это по твоему лицу. Ты — не та девушка, которая была несколько дней назад! Давай устроим кутеж, взбодримся! — он вскочил на ноги и обежал вокруг нее, чтобы заглянуть в лицо. — Почему нет?

Ей пришлось рассмеяться. Действительно, почему нет? Значит, все было видно по ее лицу. Эту ее смехотворную фантазию, ее влюбленность! Конечно же, то, что случилось с ней, не могло быть любовью. Чувству нужно время разгореться и потом вырасти. То, что творилось с ней сейчас, было безрассудным увлечением, притяжением. Все это поверхностно. Дело только в темных, задумчивых газах и ямочке на гордом подбородке.

— Хорошо, Уолтер. К Дамьену завтра!

На следующее утро, после того, как провела полночи без спокойствия, думая, что же делать дальше, Эмма за завтраком рассказала леди Чартерис Браун все, что ей удалось разведать об Алтее.

— Итак, вот что мы имеем, — подытожила она. — Алтею положительно узнала горничная, которая сейчас в недосягаемости, узнала женщина в Аджио Стефаносе, которая сдала ей комнату в ноябре. Она не забрала свой багаж, а прислала женщину забрать его в середине декабря. И затем пробел, до того как в начале мая вы получили от нее открытку с видом Аджио Стефаноса, но без подтверждения того, что она была отправлена отсюда. Где была она в течение всего этого времени, и где она сейчас?

Леди Чартерис Браун сидела на стуле очень прямо.

— Ты обязана была честно рассказать мне обо всем. Если ты начнешь утаивать от меня ход вещей, откуда я буду знать, что происходит? Это мой поиск, помни, это мое дело.

— Я знаю, но я все надеялась, что мы сможем узнать побольше от Марии. Я узнала об ее отъезде в Афины только вчера поздно вечером, а в это время вы уже спали.

— Ты должна пообещать мне, что с этого момента ты будешь рассказывать мне все, что тебе удастся выяснить и тогда, когда ты это выяснишь. Все понятно? Что ты предлагаешь делать теперь?