Дойдя до половины своего списка, Эмма решила присесть где-нибудь подальше от палящего солнца и попить. Она проезжала массу баров во время утреннего марафона и сейчас возвращалась к одному из них, показавшемуся ей особенно привлекательным. Бар располагался у дороги со стороны моря. Построенный прямо над водой, с полосатым навесом, который колыхался на слабом ветерке. Вид захватывал дух: синее море, синее небо, далекие синие горы. Она села за столик и заказала лимонад. Туристы, в разной степени загорелости, устраивались за соседними столиками или расплачивались и уходили. Эмма могла распознать распространенные языки, но до нее долетали и обрывки неизвестных наречий: скандинавские, возможно, финский или датский. Как приятно было бы просидеть вот так все утро, наблюдая, как этот космополитичный мир проплывает мимо. Она должна привезти сюда леди Чартерис Браун, дать ей почувствовать этот своеобразный, полный прошлого дух Средиземного моря…
Она выпрямилась на стуле. Человек, идущий по набережной, был никто иной как Нико, ее мистер Хмурый Взгляд. В руках он нес газету, на ходу постукивая ею по бедру. Он выделялся своей мужественностью и был хорошо заметен среди остальных мужчин ростом поменьше. Она затаила дыхание. Он входил в кафе. Видимо, после яркого света на улице, слепившего глаза, он не увидел ее, когда пробирался между столиками к соседнему с ней. И тут он заметил ее. Лицо его вспыхнуло. Он попытался притвориться, что не заметил ее, и выбраться отсюда, как будто вообще передумал сидеть в этом кафе.
Эмма не смогла удержаться от громкого смеха: — Эй, привет, — крикнула она. — Не обращайте на меня внимания! Садитесь, где хотели. Забудьте, что я здесь, пожалуйста!
Тогда он подошел прямо к ней. Румянец еще не полностью сошел с его лица. Он улыбнулся. Широкая, открытая и великодушная улыбка. Он сразу же превратился совсем в другого человека.
— Привет, — сказал он. — Я не хотел навязываться.
— Вы не помешаете. Я тоже не хотела навязываться. Говорю вам, садитесь, где хотите.
— Вы не будете возражать, если я присоединюсь к вам?
— Конечно, не буду.
Он сел, положив газету на стол, и сделал заказ официанту. Это была английская газета. Вчерашний выпуск. Она прищурилась, чтобы прочитать заголовки.
— Она все еще на месте, Англия — зеленая и славная земля.
— Как раз сейчас — не такая уж славная. В западных графствах — наводнения.
— Очень плохо, — сказала она, — для западных графств. Перед моим отъездом отец молился о дожде для своего сада.
— И где же находится сад вашего отца?
— Если я скажу, что в Ипсвиче, это что-то будет значить для вас?
Он вежливо улыбнулся:
— Я знаю восточную Англию достаточно хорошо.
— Ваш английский невероятно хорош.
Его улыбка стала шире, и она заметила восхитительную ямочку на его подбородке.
— Благодарю вас. Леди Чартерис Браун нет с вами?
— Нет, она восстанавливает силы.
— Восстанавливает силы?
— Я говорила, она очень расстроилась сегодня утром.
Он весь снова стал мистер Хмурый Взгляд.
— Вы имеете в виду… Из-за того, что не появилась Мария? Она, кстати, звонила. Ее отец плохо себя чувствует. Он рыбак и попал в ужасную переделку несколько месяцев назад.
— Скажем так: исполнение надежд откладывается. На несколько минут леди Чартерис Браун показалось, что мы напали на след Алтеи, и потом такое разочарование.
— Ваша леди не очень-то успешно борется с разочарованиями.
Эмма рассмеялась: — Вы можете повторить это еще раз. На самом деле она не такой уж людоед. И она в таком напряжении сейчас.
Принесли его заказ: черный турецкий кофе и стакан холодной воды.
— Вы не будете возражать, если я немного расскажу вам об этой истории. Тогда вы лучше сможете все понять.
Он слушал в молчании, а Эмма рассказала ему гораздо больше, чем чувствовала себя вправе рассказать Уолтеру Фередзю. Но тоже не все. Она не стала говорить о содержании написанного на открытке.
— Конечно, такое бывает, — сказал он. — Война поколений. Сейчас это случается даже здесь, в Греции. Старики хотят сохранить свою власть. Молодые хотят свободы, чтобы идти своим путем.
— И решение в том, я полагаю, чтобы давать и брать, выслушать другую точку зрения, сохранить отношения открытыми, остаться друзьями.
— Очевидно, — сказал он, — у вас отличные отношения с вашими родителями.
— Да, — ответила Эмма. — Мне повезло. Можно сказать, что и вам тоже?
Он улыбнулся, допивая крошечную чашечку. Не больше двух глотков, она знала по собственному опыту, и все горькие кофейные зерна — на дне чашки.
— Вы бывали на Крите раньше? — спросил он, и ей даже в голову не пришло в этот момент, что он меняет тему.
Он охотно говорил об острове, рассказывал, как наблюдал за изменениями на нем, особенно последние годы, когда стал быстро развиваться туризм.
— На Крите слишком много всего, чтобы когда-нибудь исчерпать все.
Она растягивала содержимое своего стакана так долго, сколько могла, но теперь ей пришлось опустить пустой стакан.
— Еще? — спросил он.
— Благодарю вас, нет. Я должна идти. Я совершаю объезд всех отелей с фотографией Алтеи. Пока, правда, не очень успешно, но у меня еще масса мест, куда надо заехать. Пожалуйста, не вставайте.
Но он поднялся вместе с ней.
— Я должен забрать кое-какие лекарства для Джонни-Янни, моего малыша. Они уже должны быть готовы.
— Ему было очень больно вчера, когда он плакал?
— Это была просто содранная коленка. Он расшибается каждые два дня. Это каждый раз стоит ему лишнего слоя кожи. Все это не очень больно, но он поднимает страшный шум. Нет лекарства от кашля. А как вы справляетесь с языковой проблемой, когда расспрашиваете по отелям?
— Я немного говорю по-гречески.
— О, — произнес он, и Эмма с удовлетворением заметила, как краска снова залила его бледные щеки, когда он вспомнил свои неосмотрительно произнесенные слова.
Они вместе перешли дорогу, и пошли каждый своим путем. Вполне человечный этот мистер Хмурый Взгляд, и, очевидно, очень любит своего маленького сына. Которая их этих элегантных молодых гречанок, кого она заметила в задней комнате в отеле, была его женой?
К ланчу она уже побывала во всех отелях класса Сив нескольких класса D, которые были в списке. Она уже достаточно хорошо знала Аджио Стефанос. Ноги ее горели и болели. Леди Чартерис Браун не будет ободрена ее отчетом. Поэтому неуловимая Мария оставалась их последней надеждой.
Вдоль берега она поехала назад в отель «Артемис». Море на жаре было жемчужно-серым, горизонт сливался с небом. Поблекли краски на оливах и склонах холмов. То здесь, то там озерки маков нарушали однообразие пейзажа сполохами багрянца.
Будет большим облегчением добраться до отеля. Если повезет, она может выкроить время и успеть принять душ до ланча. Она открыла тяжелую стеклянную дверь и шагнула в фойе. Впереди, в просторном, украшенном флагами холле, где листва комнатных растений создавала манящую иллюзию прохлады, необычная сцена предстала пред ее глазами. Леди Чартерис Браун, зажав в руке прогулочную трость, стояла неподвижно в центре. В нескольких ярдах от нее — Нико, держащий юного сына перед собой, зажав коленями. Лицо ребенка было залито слезами, но сейчас он не плакал. За ними обходительный молодой человек стоял за стойкой, а дальше в тени скрывались Йоргиос и пара девушек.
— Ну, давай, — повторял Нико, — скажи леди Чартерис Браун то, что ты должен сказать.
— Извините.
Эмма была довольно далеко от входа в холл и услышала это единственное слово, произнесенное шепотом.
— Что? — требовала леди Чартерис Браун. — Что ты сказал, малыш? Так не просят прощения. Я ничего не слышала.
Эмма бросилась вперед, но она опоздала. Мальчик, вырвавшись на свободу из объятий отца, прыгнул вперед и оказался под самым носом старой леди.
— А я не прошу, — завопил он. — Нет! Нет!
Моментально поднялся гвалт. После такой демонстрации неповиновения ребенок начал плакать. Откуда-то появилась мать Нико, громко восклицая по-гречески, схватила мальчика и уволокла его из зала. Нико и леди Чартерис Браун, оба говорили одновременно.