Игорь припарковал автомобиль, прошелся по улице Красной, разряженной, как барышня к маскараду. Люди сновали туда-сюда, люди гуляли под музыку из динамиков. Молодежь гоняла на велосипедах и роликах, с рюкзаками за плечами и наушниками в ушах. Ворковали голуби у скамеек, обнимались парочки. Игорь завистливым взглядом воровал их блаженство и, усовестившись, торопился пройти мимо. Вспоминал сообщение из Фейсбука, отмахивался и ругал себя последними словами за желание залить полный бак и одним махом покрыть триста километров. И каждую фантазию обрывал грубо вопросом: «Чтобы что?»

Нерешительно прогуливаясь мимо вешалок и манекенов в салоне на первом этаже невзрачной хрущевки, Наташа изумленно замечала черные платья в кружевах, вполне подходящие для романтической ведьмы; средневековые котты с бархатными вставками, будто украденные из гардероба прекрасной дамы для рыцаря без страха и упрека; наряды ангелов с обвисшими крылышками. Обилие рюш и бантиков напомнило ей пасторальные сюжеты картин Франсуа Буше. Удивляли новые туалеты на кринолинах вместо ожидаемых изрядно пользованных костюмов, какие Наташе доводилось видеть в гримерках театра драмы. Туда еще подростком она проникала с замирающим сердцем благодаря дяде писателю, сторожащему ночами спокойствие Мельпомены и младших Муз. В салоне платья в полиэтиленовых чехлах не пахли театральной пылью или лавандой от моли.

Наташа потрогала розовый атлас, приподняла солнечную с блеском органзу, отшатнулась от боа из перьев и наткнулась на юную продавщицу весьма готического вида с вызывающе коричневой помадой на худом лице и фиолетовыми прядями в недлинных прямых волосах. Среди кисейных тканей, бантов и розочек девушка выглядела, словно чернильный чертик, забредший из Хэллоуина поглазеть на цветение сакуры.

— Чего желаете?

— С наступающим, — сказала Наташа, борясь с желанием уйти сразу же. — Платье Викторианской эпохи. На бал. — И протянула пластиковую карточку и пригласительный.

— О да, — понимающе заулыбалась эмо-девушка и показала на ряд у окна, — вам сюда. Можем в каталоге посмотреть сначала.

— Лучше воочию.

— Как скажете. У вас уже есть представление, что именно вы хотели бы надеть на бал? Темное или светлое, закрытое или с декольте? — Продавщица поправила прядь, и в ухе сверкнула россыпь смеющихся черепов.

Наташа ответила растерянной улыбкой, обводя глазами платья. «Уж точно не черное, без скелетов и рожек, — подумала она. — Но что же я хочу?» Вспомнилась Золушка из последней экранизации в роскошном небесно-голубом облачении, а еще великолепная Вивьен Ли в «Унесенных ветром».

— Красивое было платье у Скарлетт О'Хары. Жаль, не для моих габаритов, — вздохнула Наташа.

— Вы прекрасно выглядите, — безапелляционно заверила продавщица. — Смело подбирайте все, что понравится.

— Спасибо. Однако боюсь, в кринолине буду смотреться, как баба на чайнике.

— Да нет же! Вы примерьте! Корсет прекрасно затягивает талию. И даже… не слишком субтильные клиентки выглядят эффектно за счет того, что широкая юбка на кринолине все равно шире талии. У нас и толс… дамы 58-го размера выглядят нимфами. Вот, посмотрите.

Продавщица распахнула внушительный каталог. Наташе бросились в глаза коротко подстриженные черные ногти, но, стоит признать, девица не преувеличивала. Как ни странно, большинство женщин и девушек в кринолинах выглядели прекрасно, за исключением тех, кто выбрал аляповатое безобразие.

При виде романтичных туалетов Наташин взор мечтательно затуманился. Уже за один этот поход она была Юрию благодарна.

— Позвольте себе помечтать, — сказала девушка искушающим тоном.

Представительница субкультуры уже начинала нравиться Наташе, потому она призналась:

— В последнее время только этим и занимаюсь.

— Это же крут… замечательно! В вашем возрасте и… — продавщица осеклась. — Говорю, что хорошо уметь мечтать, сколько бы лет не было.

— Да.

Воцарилась пауза. Внимательно следя за тем, на чем останавливает взгляд покупательница, девушка заметила:

— Значит, все-таки светлое? А ля принцесса?

— Пожалуй, — согласилась Наташа. — Разгуляюсь один раз. Никто же не снимет? Но только не белое, как у невесты. Что-то пастельного оттенка, ненавязчивого.

И началась примерка. Несмотря на визуальную мрачность, эмо-девушка оказалась очень расторопной и заботливой. Наташе только приходилось поднимать руки, чтобы проскользнуть в очередные шелка, втягивать живот на выдохе при затягивании корсета и вертеться перед зеркалами. Хотелось забрать и то лазурное, и это персиковое в пене кружев, и по-королевски строгое красное платье с серебряными фантазийными лилиями на подоле.

Когда за окном синевой расплылись сумерки, Наташа, наконец, остановилась на нежном платье без лишних изысков, цвета первой весенней зелени. Легкая газовая косынка с едва различимым рисунком, продетая в тоненькие золотистые петли, обвивала и романтично прикрывала довольно глубокое декольте. В атласном корсете дышалось не слишком свободно, но зато он не морщил складками. Воздушные многослойные юбки взлетали волнующе при движении и казались созданными для вальсов, пусть Наташа и не помнила, когда в последний раз ей приходилось кружиться в танце. В таком платье, — уверяла себя Наташа, — она обязательно вспомнит, как нужно переступать под ритм «раз-два-три/раз-два-три». Представился огромный зал и Игорь, ведущий танец под восхитительную мелодию Штрауса.

Наташа тут же закусила губу, ибо совесть неприятно кольнула ее — все это было несправедливо по отношению к Юрию. Но ни от платья, ни от предвкушения бала уже отказаться было невозможно. Сердце радовалось близости сказки и волновалось от того, будет ли она с плохим или хорошим концом.

То ли от духоты, то ли от удовольствия и смущения Наташа разрумянилась, как девочка, приподняла кокетливо каштановые волосы, открыв грациозную шею. Зеленые глаза заблестели ярче, и даже без косметики женщина стала выглядеть так, что продавщица ахнула:

— Оно! Вы даже моложе стали… лет на десять.

Наташа засияла:

— Правда?

— Да я вам даже ничего больше предлагать не буду! Ваше платье! Кстати, вы сможете его потом выкупить, — таинственно сообщила девушка, словно знала, что Наташе уже сейчас не хочется ни снимать платье, ни расставаться с ним потом.

— Ой, а я даже не спросила сколько стоит прокат, — вспомнила Наташа, краснея.

— Не волнуйтесь, ваш друг все оплатил. Можете хоть три платья выбрать и еще останется на депозите.

— Друг? Разве не профсоюз платит?

— Какой профсоюз? — не поняла продавщица.

Уже стемнело, когда Игорь вошел в подъезд и нажал кнопку лифта. Почти прижатый к стенке упитанным соседом с обмотанной сеткой елью, Калганов приехал на шестнадцатый этаж. Отфутболил носком ботинка пустую хлопушку с россыпью конфетти вокруг. Новый год как праздник начинал выводить Игоря из себя: что толку в иллюзиях, в шампанском, в елках, во всем этом натужном, показушном веселье, если оно не настоящее? Игорь жаждал командировок и переговоров, занятых под завязку дней, не оставляющих даже свободного вздоха, чтобы подумать о чем-то своем. Он клял правительство за долгую вереницу выходных с обязательными гостями, поклонами, улыбками, ничего не значащими подарками. Все это стоило не больше, чем разбросанное под ногами конфетти.

Игорь не стал предупреждать Снежану, что будет дома. И вообще не звонил в течение дня, сам на ее звонки отвечал односложно: врать не хотелось, правду говорить — тем более.

Калганов, казалось бы, щадил любовницу, но чем больше оправдывал свое бездействие лояльностью к ней, тем больше сердился на нее же. Мы всегда сильнее злимся на тех, на кого пытаемся переложить ответственность за свои поступки. Игорь был не исключением.

Он зашел и тихо разделся.

Посреди гостиной стояли черные туфли на высоченной шпильке со стразами по заднему шву, по белому дивану разбросаны чулки, вечерние платья, украшения и коробочки от них, со стула свисал кашемировый палантин, словно Снежана примеряла одно-другое, но так и не остановилась ни на чем. В тонкой вазе на полированном белом столе, стыдясь, багровели розы, которые он купил вчера вечером, чтобы загладить собственный беспорядок в душе.