Какашка воспрянула духом и, успокоенная, уснула. Всю ночь ей снилось улыбающееся лицо какаша.

Утром какашка приняла душ, стряхнув на себя росу с листьев малино-клубники, почистила зубы пушинкой от одуванчика и приоделась в фантик от конфеты, валявшийся неподалеку. Она заглянула в лужу и осталась вполне довольна своим отражением.

Глубоко вздохнув, она села ждать какаша. Но какаш все не шел и не шел. Он не пришел ни в обед, ни в полдень, ни вечером. Наступила ночь, но теперь звезды лишь слабо мерцали вдалеке. Какашка лежала в ямке, безучастная ко всему. Даже если бы сейчас поднялся ураган и унес ее в космос, ей было бы все равно. Мир померк без какаша.

Какашка рыдала всю ночь, и, наконец, звезда, сжалившись, снова повисла над ней и сказала:

— Не плачь, какашка, ты обязательно найдешь себе нового какаша.

— Нет-нет, — замотала головой какашка, — я хочу только своего любимого клубничного какаша, а больше мне никто не нужен.

— Но от него воняет, — возразила звезда.

— Ничего, я потерплю, — всхлипнула какашка.

— Тебе лучше забыть его, — вздохнула звезда.

— Почему это? — подавилась всхлипом какашка.

— Он нашел себе другую какашку.

— Я тебе не верю! — закричала какашка. — С какашем просто что-то случилось. Он, наверное, заблудился или попал в беду.

— Эх, ты, наивная какашка, — сказала звезда. — Я видела твоего какаша с другой.

Какашка распласталась по земле и подумала, что лучше ей сейчас умереть. А звезда все не уходила и смотрела на какашку печальными ночными глазами.

— Расскажи мне, какая она… — грустно попросила какашка.

— Ее выкакала одна девочка после того, как выпила много кефира, — ответила звезда.

— Ну, чем эта кефирная какашка лучше меня? — вскричала какашка.

— Она мягче, — многозначительно ответила звезда и уплыла.

Какашка пролежала в ямке еще несколько дней, посыпая голову грязью и пылью. Она все еще надеялась на возвращение какаша. Но через несколько дней от надежды не осталось даже искринки.

И тогда какашка вспомнила великого русского художника и, вставая на ослабшие ножки, подумала — будь, что будет.

Какашка застала великого русского художника там, где покинула несколько дней назад. Он по-прежнему сидел в кашке, но на этот раз созерцал хвост козы, который без остановки ходил из стороны в сторону.

Увидев какашку, он широко улыбнулся — так, будто был очень рад ее появлению.

— Ну, что, вернулась? — спросил он и закряхтел довольно.

— У меня были еще предложения, — сказала какашка, чтобы художник не воображал, будто ей больше некуда податься. — Я бы, например, могла слиться с облепихой, и стать ягодой.

— Ягодой ты станешь, когда я того захочу, — ответил художник и окинул какашку критическим взглядом.

— А ты, правда, сможешь сделать из меня ягоду? — спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Не зря же я — великий русский художник.

Какашка обрадовалась. Она уже представляла, как превращается в малиновую какашку, находит какаша, он снова влюбляется в нее и бросает кефирную какашку. Или не так. Пусть лучше какаш в нее снова влюбится, а какашка его отвергнет — чтоб была ему наука.

В этот момент хвост козы приподнялся и из-под него повалились круглые черные какашки. От них пахло ветками куста, и какашка снова пригорюнилась. К сожалению, она была не единственной какашкой, и на этом свете у нее было слишком много соперниц — более молодых и свежих.

— А ты из любой какашки мог бы сделать ягоду? — спросила она художника.

— Великий русский художник может все, — ответил он о себе в третьем лице.

— Тогда зачем тебе я? — удивилась какашка. — Ты бы мог, например, сделать ягоду из козьих какашек.

Услышав эти слова, козьи какашки радостно запрыгали вокруг художника и закричали, хлопая в ладоши: «Художник, художник, сделай из нас ягоды!». Но художник и ухом не повел в их сторону.

— Ты очень необразованная какашка, — сказал он какашке. — Ты ничего не смыслишь в современном искусстве.

Какашка опустила голову — ей сделалось стыдно.

— Но так уж и быть, — сказал художник, — я тебе объясню. Я действительно могу сделать ягоду из какой угодно какашки, даже из своей собственной. Но это легко, ведь мои какашки — прекрасны.

— Почему? — спросила какашка.

— А потому, что я — великий русский художник, — ответил он.

«Слава великому русскому художнику! — по-прежнему кружили вокруг него хороводом козьи какашки. — Слава самому прекрасному-распрекрасному на свете великому русскому художнику!».

— Кхе-кхе, — закряхтел довольно художник и продолжил. — Настоящий художник может сделать ягоду из того, из чего сделать ее сложно. Я бы сказал, даже невозможно. Художник не ищет легких путей. Наоборот, он ищет путей самых трудных.

Какашка не отличалась особой сообразительностью, но все равно почувствовала в словах художника обидное для себя. Но что — она толком объяснить не смогла б.

— Только дураки хвастают тем, что могут сделать из говна конфетку, — заключил художник.

— Почему? — спросила какашка.

— Потому что конфетку ты уже сделала из себя сама! — художник показал на нее пальцем и громко засмеялся.

Какашка посмотрела вниз на свое исхудавшее тельце и увидела, что она до сих пор одета в фантик из-под конфеты.

«Художник, художник! Мы тоже хотим быть конфетками! Нарисуй нам фантик!» — замельтешили козьи какашки. Они прыгали высоко, кувыркались в воздухе, кружились и переворачивались. Можно было подумать, ими кто-то жонглирует.

«Мы тоже хотим фантик, — продолжали они. — Нарисуй нам фантик. Мы тоже хотим быть красивыми».

— Ты понимаешь, какашка, в чем разница между человечьим говном и козьим? — спросил художник, и какашка приободрилась, поправила на себе фантик — художник явно отдавал ей предпочтение. И хотя она действительно не понимала, чем она лучше тех какашек, которые только что выкакала коза, она все равно многозначительно кивнула.

— Они думают, что настоящий художник рисует фантики, — сказав это, художник подпер рукой подбородок и тоскливо посмотрел вдаль. Теперь он был точь-в-точь мыслитель. — Они считают, что художник должен делать кра-си-во.

На этом месте художник невесело засмеялся.

— Ты понимаешь меня? — спросил он какашку.

Какашка ничего не понимала, но кивнула так поспешно и с такой силой, что чуть не отлетела ее какашечная голова.

— Но ягода — это тоже красиво, — сказала она, вспомнив куст малины возле деревянного туалета, и сразу же пожалела о вырвавшихся словах, потому что великий русский художник вскочил и ударил себя по коленкам.

— Кто тебе сказал, такая ты рассякая и этакая глупая какашка, что ягода — это красиво?! — закричал он.

— Я… я… — пролепетала какашка. — Я просто подумала, что раз ты хочешь сделать из меня ягоду, значит, это красиво.

— Я хочу сделать из тебя ягоду не потому, что ягода — это красиво, — обреченно вздохнул великий русский художник. — А потому что ты — говно.

Какашке снова показалось в словах художника что-то обидное, но она предпочла не раздумывать над этим — уж очень ей хотелось стать ягодой и вернуть какаша. А до современного искусства ей было, как до звезды.

— Пожалуйста, препожалуйста, сделай из меня ягоду, — попросила она художника.

— Но я теперь не уверен, что тебя накакала девочка, — художник посмотрел на какашку с сомнением. — Уж больно ты неумная. Может быть, тебя накакала большая и глупая собачка?

— Нет и нет! — воскликнула какашка. — Меня накакала девочка, объевшаяся малины!

— Прежде, чем браться за дело, надо это проверить. Очень мне не хочется связываться с собачьим говном, — сказал художник, и отправился в сторону деревянного туалета.

Какашка засеменила за ним.

— Стоп, — сказал великий русский художник, поравнявшись с забором, за которым стоял деревянный туалет. — Приготовься, — обернулся он к какашке, поправил на ней фантик и закрутил его снизу и сверху.