Он покачал головой в замешательстве: «О Боже, у меня слишком богатое воображение». Она, возможно, слишком амбициозна, так кто же не амбициозен в театральном мире? Несмотря на такое логическое обоснование, тревожные мысли о Катарин не уходили. В глубине души он осознавал, что эта девушка, которую никак нельзя было назвать живущей в мире с самой собой, сеет беспокойство вокруг. Не без удивления он признал, что лично ему она не нравится, хотя оснований для неприязни, в общем-то, не было. И все же он недолюбливал Катарин.
Стоя у окна, потягивая водку из бокала и стремясь понять свои эмоции, Николас Латимер и не подозревал, что ему понадобятся годы, чтобы полностью осознать, как сложны его чувства по отношению к Катарин Темпест.
11
Катарин стояла в крошечной кухне своей квартиры в Леннокс Гарденс, дожидаясь, когда же наконец закипит чайник для утреннего чая. Она вложила кусочки хлеба в тостер, а затем на цыпочках дошла до буфета и взяла оттуда чашку, блюдце и тарелку. Открыв холодильник, Катарин достала масленку и банку с мармеладом «Данди» и поставила их на поднос с фарфоровой посудой. Все ее движения отличались быстротой и необычайной грациозностью.
Кухня была настолько миниатюрной, что в ней хватало места лишь для одного человека, но казалась более просторной благодаря идеальной чистоте, свежести и отсутствию посторонних предметов, которых Катарин не выносила. Сняв эту квартиру два года назад, она решила покрасить стены и шкафы в бледно-голубой цвет оттенка утиных яиц, и этот деликатный цвет помог раздвинуть пространство, чему способствовал также линолеум под мрамор на полу. Бледно-голубые занавески, легкие и воздушные, обрамляли маленькое окно. На подоконнике стояла красная герань в глиняных горшках, наполнявшая помещение дыханием весны.
Катарин подошла к окну и выглянула на улицу. Квартира находилась на последнем этаже. Она была, собственно, частью чердака пока дом не переоборудовали под отдельные квартиры. Поэтому Катарин могла обозревать окрестности с высоты птичьего полета из своего гнезда, выходившего на закрытые сады в центре полукруглой террасы большого дома в викторианском стиле. Летом она смотрела на большие куполообразные кроны, мерцавшие переливчатым зеленым светом, когда солнечные лучи проскальзывали сквозь ажурную сеть переплетавшихся ветвей. В это же февральское утро сады были пустынны, а деревья безжизненны. Однако их черные когтистые ветки соприкасались с таким прекрасным небом, какого она уже давно не видела. Темные мрачные облака, закрывавшие Лондон в течение долгих недель, чудесным образом растворились. Сейчас небо было похоже на сияющий светло-голубой купол, источавший хрустальный свет и серебристые лучи солнца.
«Почти апрельское утро», — подумала Катарин, и ее лицо осветила счастливая улыбка. Она окончательно решила что пойдет в ресторан, куда была приглашена на ленч на час дня. Прикинув, что ей надеть, она наконец остановилась на новом комплекте, который ее портной доставил на прошлой неделе. Катарин перебирала в памяти аксессуары, которые бы ей подошли, когда ее мысли прервал свист чайника. Она выключила газ, наполнила заварной чайник, положила тосты на тарелку и отнесла поднос в комнату.
Несмотря на солнечный свет, заполнивший комнату, здесь не покидало ощущение холода. Это было вызвано цветовым решением и общим стилем оформления комнаты, который можно было назвать аскетическим. Блестящие белые полированные стены соприкасались внизу с толстым белым ковром, покрывавшим весь пол. Белые шелковые занавески холодным каскадом драпировки спускались с окон; белыми были и изящная длинная софа и несколько кресел современного дизайна. Такой же была вся остальная мебель, включая два стола приставленные к софе, большой квадратный и журнальный, а также этажерку, стоящую у одной из стен. Эти предметы, сделанные из хромированного металла и стекла, вносили в атмосферу комнаты какое-то жесткое мерцание, еще больше подчеркивая ее холод.
Здесь было мало привлекавших внимание предметов другого цвета, способных оживить снежный ландшафт. Все цветовые пятна были темными — серо-стальными или черными, и они никак не могли оживить преобладавшую в комнате холодную монотонность. Высокие оловянные лампы, стоявшие на стеклянных столиках, были увенчаны серо-стальными полотняными абажурами, и тот же самый металлический мотив повторялся в бархатной обивке софы и стульев. Черно-белые гравюры в хромированных рамках, изображающие рыцарей в доспехах, висели на одной стене, а в углу часовым стояла огромная цилиндрическая ваза со спутанными черными ветками. Этажерка практически была пуста: на ней было только несколько зеленых растений, пара черных полированных подсвечников с недогоревшими белыми свечами и черный полированный японский сосуд. Не видно было ни фотографий семьи или друзей, ни тех обычных очень личных предметов, символизирующих прошлое, дорогие сердцу воспоминания или частную жизнь. Комната напоминала монашескую келью или комнату девственницы. Она перекликалась с соседней спальней, также выдержанной в чисто белом цвете.
Катарин сама обставила и украсила свое жилье и, если бы кто-то сказал ей, что квартира холодная, безжизненная и пугающая, она бы посмотрела на него с подозрением. Ей нравилась та обстановка стерильности, которую она так тщательно создавала. Она считала ее элегантной и изысканной и видела красоту лишь в чистоте и опрятности, то есть в тех вещах, которые Катарин полагала абсолютно необходимыми для своего благополучия.
Быстро пройдя по комнате, она поставила поднос на чайный столик и присела на софу. На ее лице было мечтательно-рассеянное выражение. Налив чаю, Катарин позволила себе расслабиться. Она чувствовала себя великолепно. Всю неделю она пребывала в состоянии эйфории, и этим утром во вторник ей казалось, что каждый день, прошедший с воскресенья, был сплошным успехом.
И Франческе, и графу понравилось ее исполнение роли Прекрасной Елены, а обед в «Лес Амбассадорс» с Виктором, выступавшим в качестве гостеприимного хозяина, был незабываем. Для Катарин было очень важным то, что граф сразу же почувствовал к ней расположение. Она знала, что ей удалось очаровать отца Кима, поэтому можно было не опасаться каких-либо осложнений с его стороны и вмешательства в их отношения.
Катарин не ошибалась в том, что понравилась графу Лэнгли. Действительно, они произвели друг на друга самое приятное впечатление. Консервативный пэр и молодая американская красавица. Их быстрое сближение создало теплую и дружескую атмосферу и способствовало успеху вечера. Каждый из приглашенных получал такое удовольствие в обществе других, что Виктор продлил прием, а затем пригласил всех наверх в «Милроу» потанцевать к Полу Адамсу под его оркестр. Катарин, Актриса с большой буквы, превзошла себя, инстинктивно балансируя между сдержанностью и веселостью, при этом она ни разу не перешагнула пределов пристойности, и ее манеры были безупречны. На следующий день Виктор пригласил ее на ленч в «Клэридж» с единственной целью обсудить в деталях кинопробу и напомнить о различиях в игре на сцене и перед камерой. Он добросовестно объяснял, давал ценные и полезные советы. Благодарная Катарин была тронута таким вниманием с его стороны. Они договорились встретиться еще раз перед самой пробой, которая должна была состояться в следующую пятницу — через восемь дней. Завтра вечером после спектакля, накануне своего возвращения с сыном в конце недели в Йоркшир, граф приглашает ее на ужин вместе с Кимом и Франческой.
Катарин улыбнулась. Это была ликующая улыбка победительницы. События следовали с точностью часового механизма; все планы, которые она так тщательно вынашивала, претворялись в жизнь. Она выйдет замуж за Кима, станет виконтессой Инглтон и мировой кинозвездой. Она уселась поудобнее, запахнув свой шерстяной халатик, преисполненная радости. Ее мечты скоро сбудутся. И не будет больше ни боли, ни печали. С этих пор ее жизнь приобретет новый смысл.
Погруженная в мечтания, Катарин чувствовала себя счастливой. Ей не приходило в голову, что все это слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и что может случиться нечто выходящее из-под ее контроля — нечто, способное нарушить эту идиллию. А если бы такая мысль и пришла в ее прелестную головку, она с презрением прогнала бы ее от себя. Потому что, к несчастью, Катарин была в огромной степени наделена одной неприятной чертой характера. Она была поражена спесью — дефектом, который древние греки характеризовали как безрассудство в искушении богов, — по сути, избытком гордости и несокрушимой убежденности в собственной неуязвимости. Причем Катарин совершенно не чувствовала за собой этого недостатка, будучи всегда уверенной в том, что делает. Вот и теперь она ни на минуту не сомневалась в положительных результатах кинопробы — она будет божественна, и Виктор даст ей роль в фильме.