— Да-да, я понимаю его, — заметил Ким и усмехнулся. — У Нормана довольно витиеватый язык, а? Держу пари, что он служил в армии.

Катарин безразлично пожала плечами.

— Не знаю. И, честно говоря, я не обращаю на это внимания. С тех пор, как я его знаю, он всегда говорит так.

Ким предпочел обойтись без комментариев. Он вернулся наконец к куриной ножке и, с аппетитом поглощая ее, спросил Катарин:

— Тебе что, не нравится то, что я принес для нашего пиршества? Ты ничего не ешь.

— Ну что ты, конечно, нравится. Я съела кусочек курицы и яйцо. А вообще, у меня никогда нет аппетита после спектакля. Тебе бы уже пора знать это. Мне требуется много времени, чтобы полностью отойти от спектакля, особенно сегодня. — Катарин снова подняла свой бокал. — То, что Терри из-за больного горла не участвовал в спектакле, очень осложнило мою задачу. Мне было в два раза труднее, чем обычно. Питер Мэллори довольно вялый партнер, по правде говоря, и мне пришлось вывозить на себе всю пьесу.

— Да, то же сказал мне Норман, когда ты переодевалась в спальне. Еще он сказал, что ты играла блестяще, — влюбленный взгляд Кима снова остановился на Катарин. — И я должен признать, что выглядишь ты превосходно, девочка моя.

— Премного вам благодарна, любезный сэр, — мило улыбнулась Катарин.

До этого, представив Кима и Нормана друг другу, Катарин извинилась и оставила их вдвоем побеседовать. Она поспешила в спальню, где сняла черный кашемировый свитер, красную юбку и переоделась в длинное домашнее платье с длинными рукавами и широкими манжетами в китайском стиле, просторное и летящее. На бирюзовой ткани платья, которая повторяла цвет ее глаз, делая их еще более глубокими и яркими, были вышиты крохотные золотые листочки.

Любовно глядя на девушку, Ким подумал, что никогда не видел ее более прекрасной, чем сейчас. Кожа ее безукоризненно вылепленного лица была тонкой, как хрупкий китайский фарфор самого высокого качества, и, казалось, даже светилась. Каштановые волосы свободно спадали каскадом волн и завитков. Катарин несколько раз пожаловалась на усталость и, наверное, так оно и было, но самый внимательный взгляд Кима не уловил ни малейших следов усталости на этом изумительном лице — наиболее совершенном из всех когда-либо виденных им.

Он отвел глаза от Катарин, осознавая, что неприлично на нее уставился, и снова занялся куриной ножкой, но уже без всякого интереса, потому что есть ему больше не хотелось. Допив вино, Ким налил еще один бокал, и прикурив сигарету, откинулся на спинку дивана. Он действительно был удивлен и даже слегка раздосадован, увидев Нормана в гостях у Катарин и решив, что она пригласила костюмера присоединиться к запланированному ими ранее ужину. Катарин сразу же дала ему понять, что дело обстоит вовсе не так, и Ким почувствовал облегчение, осознав, что скоро они будут предоставлены друг другу. В последнее время они очень редко оставались одни, и эта ситуация не просто беспокоила его, а начинала по-настоящему бесить. Ему так много нужно было сказать Катарин, так много важного об их чувствах и их будущем. Ким решился наконец обсудить с Катарин вопросы ее карьеры — точнее, ее отношение к карьере, узнать что-нибудь о ее семье. Об этом сегодня вечером ему напомнила Франческа, и, хотя она говорила завуалированно, не признавая ничего прямо, для Кима стало абсолютно очевидно, что отец продолжал зондирование в этом направлении. Он подумал, что никогда не разговаривал с Катарин серьезно на эти темы. Возможно, именно сегодня у них состоится этот разговор.

Катарин прервала молчание и поток его мыслей.

— Если ты больше не будешь есть, я, пожалуй, отнесу эти тарелки, дорогой. — Произнеся эти слова, Катарин выпрямилась и собралась встать.

— Нет, я отнесу сам, — быстро откликнулся Ким, отложив в сторону сигарету и вскакивая на ноги. — Оставайся здесь и постарайся расслабиться. Я вернусь через минуту — в этих делах я мастер. Годы усилий Франчески не прошли даром. — Прежде чем Катарин успела возразить, он мягко подтолкнул ее в сторону груды подушек и начал собирать со стола тарелки.

Катарин последовала его совету. Она легла на спину и прикрыла глаза, стараясь расслабиться. Но сделать это было довольно сложно. Мозг продолжал напряженно работать. В глубине души Катарин была очень привязана к Киму. Он значил для нее больше, чем какой-либо другой мужчина в ее жизни, но сейчас ей очень хотелось, чтобы он ушел. Катарин понимала, что надежд на это очень мало, поскольку по всем признакам было видно, что Ким настроен продлить их вечернее бдение до глубокой ночи. «А ведь уже глубокая ночь», — подумала Катарин, когда несколькими секундами раньше она бросила взгляд на каминные часы и была потрясена тем, что они показывают час тридцать. Именно поэтому она и предложила убрать остатки их застолья. «Черт побери, — мрачно подумала Катарин, — он проторчит здесь еще по меньшей мере час, я его уже хорошо знаю». Она попыталась придумать приличный способ деликатно избавиться от Кима, но тут же сдалась. Что бы она ни сочинила, он останется до победного конца, как всегда делал это, пока она не вытолкает его взашей, ссылаясь на полное моральное и физическое истощение.

Сегодня Катарин не нужно было изображать усталость. Она действительно была вымотана. Спина и ноги болели, плечи были скованы напряжением, которое переходило на шею. Но голова была совершенно ясной, и события последних двенадцати часов вставали перед ней с поразительной четкостью. Что за удивительный день выдался — в начале эта странная встреча с Эстел Морган, а в конце — Норман и проблемы с Терри. О, как ей хотелось бы побыть одной, собрать энергию для следующих шагов, каждый из которых должен быть продуман в деталях, если им предстояло стать шагами к успеху. Главным из этих шагов был предстоящий разговор с Виктором. Из спальни, после того, как она переоделась, Катарин пыталась дозвониться до него в «Клэридже». Номер не ответил. Тогда она оставила для него еще одно сообщение, что позвонит утром, понимая, что ей будет очень неловко говорить с Виктором в присутствии Кима, если Виктор решит позвонить ей сам. Информация, которую ей предстояло передать, была сугубо конфиденциальной. Катарин улыбнулась сама себе. Виктор будет ей доволен. Норман выразил мнение, что ее планы чересчур сложны и поэтому трудновыполнимы. Она не согласилась с ним.

— Ну вот, я закончил, — воскликнул Ким, в очередной раз влетев в гостиную. — Еду я поставил в холодильник, а грязные тарелки — в раковину.

Катарин устало открыла глаза.

— Спасибо, Ким. Это было очень мило с твоей стороны.

— Как насчет чашки кофе, дорогая?

— Спасибо, не хочу. Правда.

— Тогда и я не буду. Давай допьем вино и расслабимся. Поставить музыку? — продолжил он счастливым голосом и направился к небольшому встроенному шкафу возле камина, в котором стоял проигрыватель. — Я бы не возражал против какой-нибудь романтической мелодии…

— Ким, умоляю тебя, я ужасно устала, — не повышая голоса, произнесла Катарин, но бросила на него холодный упрекающий взгляд. — Я бы предпочла обойтись без музыки, если ты не возражаешь.

— Прости, пожалуйста, — извинился он. — Давай тогда просто посидим и поговорим. Я уже сто лет не говорил с тобой наедине.

Прежде чем Катарин смогла вставить слово о том, что ему пора бы и честь знать, Ким быстрыми шагами прошел через комнату и опустился рядом с ней на полу. Глядя на девушку сверху вниз, он улыбнулся и внезапно понял, почему Терри называет ее киской. В эту минуту в Катарин было что-то невероятно кошачье — осторожный взгляд широко расставленных глаз под длинными шелковистыми ресницами, грациозная поза, в которой она, слегка согнув голову, облокотилась на подушки. Все те мелкие вопросы, которые он собирался ей задать, куда-то мгновенно улетучились. Не было ничего, кроме этого манящего, обрекавшего его на танталовы муки лица. Оно вводило его в состояние транса, гипнотизировало.

Ким улыбнулся, прикоснувшись к щеке Катарин указательным пальцем.

— Моя любимая, сладкая моя девочка, — пробормотал он так тихо, что Катарин его почти не расслышала, а затем, наклонившись вперед, обнял ее и бережно поцеловал. Это был нежный поцелуй, и Катарин не сопротивлялась, хотя мысли ее были очень далеки от Кима и его ласк.