Неожиданно пришёл ответ, написанный личным кодом Тикконена, которым шифровалось первое обращение к Паасонену. Тем не менее, обращался он ко мне.

   "Недооценка противника иногда дорого обходится, господин Иволгин. То, что Вы серьёзный противник, мы имели возможность убедиться. Какова цель Вашего обращения ко мне?" Подписи не стояло. Тикконен сказал, что, по почерку, отвечал сам Паасонен.

   Короткое сообщение вызвало длительное обсуждение ответа, как в Ленинграде, так и в Москве.

   Остановились на следующем варианте, который предусматривал возможность продолжения переговоров, даже, если генерал сочтёт неприемлемыми условия Ставки ВГК, которые уже излагались Правительству Финляндии через посредников и через союзников:

   "Как руководитель разведки Финляндии, Вы понимаете, что блицкриг Германии сорван, а длительную войну не выдержит экономика Германии. Дальнейшее продолжение войны поставит Финляндию на грань катастрофы. Само существование Финляндии, как независимого государства, поставлено на карту. Правительство СССР, предоставившее независимость одной из провинций России, в условиях военного поражения стран Оси, может по-иному решить вопрос о самостоятельности Финляндии, нежели это записано в договоре от 1940 года. Однако, в случае выхода Вашей страны из войны, выполнение основных положений вышеуказанного договора вернёт ей возможность избежать позора поражения. В первые дни войны Красная Армия уверенно держала оборону на Вашем участке фронта, и лишь угроза глубокого прорыва нашей обороны немцами, и возможность окружения города Ленинграда, вынудила наше командование снять войска с этого участка. Сейчас ситуация под Ленинградом стабилизировалась. Войска Ленинградского фронта теснят как немецкие, так и финские войска. За последние месяцы мы нанесли чувствительные удары по Вашим войскам в Карелии. Наши войска хорошо подготовлены к прорыву долговременных укреплений противника на обоих флангах фронта. Мы понимаем, что одного Вашего желания выйти из войны недостаточно, но, надеемся, что Вы сумеете довести до сведения Вашего Правительства всю бессмысленность и опасность дальнейшего продолжения войны. Я уполномочен Ставкой Верховного Главного Командования, подготовить возможность проведения полноценных переговоров с финской стороной о заключении перемирия, в случае согласия на отвод Ваших войск на линию границ 1940 года. Майор Иволгин, начальник 2 отдела ГРУ ГШ при Ленинградском фронте."

   Сообщение ушло, а Хуун принесла мне письмо, которое она написала матери и отцу.

   - Я бы хотела, чтобы Вы прочли это, и мы вместе обсудили: правильно ли я расставила акценты, Максим. Насколько я понимаю ситуацию, Вы надеетесь убедить именно моего отца помочь Финляндии принять решение о мире с Россией. Это так?

   - Да, Хуун. Если это будет возможно. Ведь он придерживается совершенно противоположного мнения.

   - Читайте!

   Письмо было эмоциональным, полным экспрессии, ссылок на какие-то ранние разговоры, но, проглядывалось и мнение Саши, и Евгении, о том, что существуют реальные различия в подходах русских и финнов к войне 40-го года. Что русские были всерьез обеспокоены возможностью нацификации Финляндии, и присоединению её к странам Оси. Если бы не угроза войны с Гитлером, то никакой войны с Финляндией не было бы.

   - Вы ведь участник той войны, Максим?

   - Да, я воевал на Карельском перешейке.

   - Я правильно поняла Сашу и Евгению?

   - В общем, да, правильно. Единственное, что меня беспокоит, сама ты действительно изменила своё мнение о той войне? И поверят ли тебе твои родители, что письмо написано не под диктовку!

   - Я написала, как думаю, Максим. Я хочу, чтобы наш, с Сашей, сын мог бывать в гостях у бабушки.

   - Ты думаешь, что будет сын? - улыбнулся я.

   - Я, почему-то, уверена. И пишу об этом матери. И хочу, чтобы он был таким же добрым и великодушным, как те люди, которые меня сейчас окружают. Которых не озлобила война, кровь, гибель друзей. Я видела Вас утром три дня назад, и знаю, что погиб Пауль. Он всегда приносил мне еду, когда Саши не было рядом. Я не хочу войны, и пишу об этом отцу. Я не хочу, чтобы убили моего Сашу. - она расплакалась.

   - Всё, не плачь! Я отправлю письмо, как оно есть. А там, посмотрим.

   От Паасонена ответ пришёл быстро:

   "Со своей стороны, я удовлетворён тем обстоятельством, что условия не изменились, что существует канал связи, и есть уполномоченная персона для проведения предварительных переговоров. Однако, существует вероятность оккупации Финляндии войсками Гитлера, так как на юге у него может освободиться целая армия. Такое развитие обстановки противоречит нашим общим устремлениям. С уважением, генерал пехоты Паасонен.

   P.S. Я отменил некоторые свои, известные Вам, распоряжения."

   - Сволочь! - прокомментировал послание Евстигнеев. - Рисковать он не хочет!

   - А что у нас на юге происходит? Сводки оттуда очень короткие: тяжёлые бои, уничтожено столько-то и столько-то. Я запросил ГРУ, они молчат.

   - Идут встречные танковые бои. Войска с Барвенковского выступа убраны. Отошли к Северному Донцу и Осколу. Будённый на юге нащупал 1 танковую армию, пытается её разгромить. Видимо не всё получается, но Миусс он форсировал, и сводки оттуда более радужные, чем из-под Изюма. Четвертая армия немцев начала наступление под Курском. Похоже, что наши позиции на юге пытаются раздёргать: бьют то справа, то слева. Особых успехов нет ни у кого. Где-то паритет.

   - Пётр Петрович! Мне кажется, что в этих условиях Гитлер не станет перебрасывать Манштейна на Север. Попытается использовать его на юге для прорыва нашей обороны.

   - И что?

   - Вместо нашего корпуса надо перебросить к Михайловскому части 7 армии, а нам перебираться к Новгороду. И брать его! Надо сделать всё, для того, чтобы Гитлер перебросил Манштейна сюда.

   - То есть предлагаешь Олонец не брать? Мы же в 23 километрах от него!

   - Может быть с Говоровым поговорить?

   - Пошли!

   Мы показали Леониду Александровичу переписку с Паасоненом, обсудили всё с ним, после этого он позвонил Жданову, и опять обсуждали ситуацию на юге, и у нас. Жданов сидел за столом прямой, как струна. Было видно, как у него подёргивается левый глаз. Он был готов сорваться на крик, но держался.

   - Товарищи! Вы понимаете, что вынудив Гитлера перебросить сюда войска, мы ухудшим положение наших войск.

   - Отчётливо, товарищ Жданов! - ответил Говоров. - Но, Ленинграду помогала вся страна. И мы держались. Теперь наша очередь, Андрей Александрович.

   - Звонить "Самому"?

   - Самое время. - сказал командующий, и протянул трубку Жданову. Тот, подумав несколько секунд, взял трубку и ровным голосом произнёс: "Товарища ИвАнова!"

   - Здравствуйте, товарищ Сталин!... Есть такое предложение: перебросить Отдельный Ударно-Штурмовой корпус из-под Олонца и взять Новгород. Командование фронта говорит, что Новгород мы возьмём. Удержим или не удержим потом, гарантий они дать не могут, но их целью является вынудить командование Вермахта перебросить сюда 11 армию Манштейна и уничтожить её тут. Не дать немцам усилить группировку на юге за счёт этих войск.

   Жданов замолчал. Он слушал Сталина, иногда демонстрируя, что находится на связи.

   - Да, товарищ Сталин. Финны ответ дали, но увязывают его с вероятной возможностью оккупации Финляндии гитлеровскими войсками... - он опять замолчал. - Понял, товарищ Сталин! Скрытно перебрасываем корпус, и ждём приезда Представителя Ставки... Думаю, что корпус мы перебросим быстрее, товарищ Сталин... Значит, завтра?... Ждём... До свидания, товарищ Сталин!

   Представителем Ставки оказался Борис Михайлович Шапошников. Его не сняли с должности, но он прилетел вместе с Василевским, который ни на шаг от него не отходит. "Дышит в затылок" или перенимает опыт. Я участия в переговорах в первый день не принимал, составлял графики движения и рассчитывал сроки. Отправил Паасонену сообщение, что получил его послание, с целью ликвидации угрозы, изложенной в предыдущем сообщении, и для демонстрации серьёзности намерений финской стороны, прошу беспрепятственно пропустить 24 десантные баржи по Свири, от Вознесения до Олонца. В этом случае я сниму с участка снайперские группы. Паасонен ответил, что это равноценный обмен. Я приехал в разведупр фронта с этим сообщением. Там и узнал, что меня вызывают к командующему. Василевского вижу впервые. Генерал-полковник с лихим чубчиком. Шапошников выглядел плохо, лицо землистого цвета, видимо, печень совсем отказывает, одышка. Но, меня узнал.

   - А, майор! Здравствуй!

   - Здравия желаю, товарищ маршал!

   - Да какое там здравие. Саша, Славика моего позови! Слава, принеси Суворова. Вот! Обещал. Носи! Первую степень не дали, ну, совсем ты, своим званием и должностью, не соответствуешь. Третьей мало. Уговорил на вторую. И на дату посмотри: 18 мая. В тот день Паулюс попытался срезать Барвенковский выступ. Верховный сразу и подписал, когда первую волну остановили. Что новенького в почте нашёл?

   - Генерал Паасонен обещает пропустить наши десантные средства на Волхов, товарищ маршал.

   - Обломали-таки! Молодцы! А ты так ротой и командуешь, что-ли?

   - Нет, товарищ маршал. Я сейчас начальник 2 отдела ГРУ ГШ при Ленфронте.

   - Это что за должность?

   - "Финский отдел", занимается разведкой и операциями на финском участке фронта. - ответил за меня Говоров. - Принимал участие в формировании и обучении того самого Ударно-Штурмового корпуса, который смотреть едем.

   - Время даром не теряет? Талантливый командир, а вы его на десятых ролях держите!

   - Ничего подобного, Борис Михайлович! Используем его на всю катушку. Его идея перебросить корпус под Новгород, и, наверняка, что-то уже придумал, как Новгород взять попроще, раз десантные баржи за собой тянет.