Он сел спиной к двери и сделал вид, что внимательно читает газету. Амелия тихо подкралась сзади и, топнув ногой, крикнула звонким мальчишеским голосом:

— Руки вверх, сэр, если вам дорога жизнь!

Джентльмен изобразил на лице испуг, повернулся и выронил из рук газету.

Амелия целилась в него носиком кофейника, из которого струился ароматный пар. В другой руке она держала тарелку с тостами.

— Я могу заплатить выкуп, — сказал мистер Медж.

— Платите! — крикнул очаровательный гангстер, подставляя свою щечку, еще не покрытую пудрой.

Подвергшийся «нападению» джентльмен должен был поцеловать ее десять раз, что означало выплату десяти тысяч долларов.

Так издавна было заведено в доме Меджей, и каждое утро девушка неизменно радовалась этой шутке.

Отец и дочь принялись за завтрак.

— Дэди, — сказала Амелия, встряхивая локонами, — в нынешнем сезоне самым модным курортом будет Ниагара.

Мистер Медж уткнулся носом в тарелку. Поджаренные хлебцы хрустели на зубах.

— Почему?

— Ах, дэди, ведь Ниагара существует последний год.

— Как последний год?

— Боже! Об этом же кричат все газеты! Реконструкция мира! Вы можете убедиться в этом сегодня на открытии выставки.

— На выставке закроют Ниагару?

— Да, да! Это знаменитый инженер Герберт Кандербль хочет уничтожить Ниагару по плану реконструкции мира.

— В самом деле интересно, — произнес Медж, продолжая уничтожать хлебцы.

— Конечно, интересно, как будет выглядеть последний ниагарский сезон.

Мистер Медж втянул голову в плечи и промычал что-то невнятное. Но девушке смысл этого мычания, очевидно, был ясен. Она вскочила с места и, подбежав к отцу, нежно прижалась к его виску.

— Дэди, я должна поехать на Ниагару.

— Ах, бэби, положение наше таково, что если вы сможете заплатить сегодня из своих карманных денег пять долларов за телевизор, то мы будем еще месяц, до нового взноса, смотреть передачи.

— Значит, я не смогу поехать на Ниагару в этом сезоне? — Амелия выпрямилась и сердито наморщила лоб. — Что скажут обо мне газеты, если я там не буду?

— Вероятно, ничего, — робко заметил мистер Медж и сам испугался той бури гнева, которую вызвал.

Его разъяренная дочь принялась бегать по комнате, выкрикивая:

— Вот именно, ничего! Ничего! Последнее время они действительно ничего обо мне не пишут. На прошлой неделе я буквально преследовала в своем автомобиле репортера паршивенькой газетки, стараясь дать ему интервью. Молодчик спасся только тем, что уверил меня, будто его уволили из газеты… Вы… вы, дэди, перестаете быть популярным! Разве так делают политическую карьеру? Вы выступаете в защиту каких-то прогрессивных взглядов, в деловых кругах доверие к вам падает, а в результате у вас долги и журналам не нужны мои фотографии. Кому нужны портреты дочери непопулярного политического деятеля?

— Но, бэби, избиратели ценят во мне именно эти качества. Уверяю вас, они любят меня за то, что я высказываю прогрессивные взгляды, они считают меня своим парнем.

Амелия заломила руки.

— Ах, боже мой! Что мне делать с таким отцом? Он плюет на деловые круги и цепляется за прозвище «своего парня».

Мистер Медж улыбнулся.

Амелия остановилась и подперла ладонью подбородок.

— Нет, так нельзя! Я должна что-нибудь придумать. Во что бы то ни стало! И обязательно сегодня, в день открытия Выставки реконструкции мира.

— В самом деле, что можно придумать?

— Хэлло! — вдруг радостно закричала Амелия. — Я сделаю так, что обо мне заговорят все. Я не дам реконструировать мир! Я не позволю закрыть Ниагару!

Мистер Медж с опаской посмотрел на дочь.

— Дэди, я бегу одеваться. А вы извольте немедленно позвонить по телефону всем моим подругам. Мы создадим Лигу борьбы с цепями культуры. Вы едете на выставку, я сама повезу вас.

— Но, бэби…

Мистер Медж вздохнул и стал собирать тарелки.

Популярность была нужна мисс Амелии как воздух. Так повелось с памятных дней «Рыжего процесса» в Дайтоне. Амелия Медж была той самой девушкой Рыжего Майка, которую похитили гангстеры, чтобы дать возможность суду обвинить Майкла Никсона в убийстве своей девушки во время катания на лодке. Сколько пережила бедная похищенная Амелия! А ведь бандиты обращались с ней хорошо и о том, что Майку из-за нее грозит казнь на электрическом стуле, она и не подозревала. И все же страшно быть похищенной! Как известно, бегство Майка на геликоптере с тюремного двора в час казни так восхитило гангстеров, что они выпустили Амелию, тем самым представив доказательства невиновности Майкла Никсона. Он был оправдан, а его девушка мисс Амелия Медж на короткий срок стала популярнейшей женщиной Америки. Газеты и журналы без конца печатали ее портреты, репортеры смаковали каждую деталь ее туалета, фирмы выпускали пудру и духи «Амелия», ее личико смотрело с рекламных щитов, расставленных вдоль шоссейных дорог, ее зубки убеждали покупателей покупать нейлоновые зубные щетки и ароматичную пасту. Словом, всего этого было вполне достаточно, чтобы у маленькой американки вскружилась голова. Не растерялся при этом и ее отец, мистер Медж, незаметный политический бизнесмен мелкого масштаба. За дни популярности дочери он успел выдвинуться и стал заметным. Новым прогрессивным политическим партиям энергичные люди были нужнее, чем старым партиям с уже сложившимся аппаратом.

Вернулся оправданный Майк, но… физик по специальности, он первое время нигде не мог найти себе работы. Он попал одновременно и в любимцы народа и в черный список.

Газеты уже не интересовались Рыжим Майком, его работой, а тем более его девушкой, побывавшей у гангстеров.

Амелия не в состоянии была пережить все это… Она готова была или покончить с собой, или любой ценой вернуть популярность. И ей не осталась ничего другого, как самой найти способ вернуть интерес к себе. И она нашла этот способ: она отказалась от Майка и дала сенсационное «политическое» интервью пронырливому журналисту, состряпавшему из этого газетный фейерверк: вчерашняя жертва гангстеров отказывается от коммуниста!

Кое-кому это понравилось. Газеты опять вспомнили Амелию, которая выступала сейчас в роли добропорядочно-стопроцентной американки.

К этому времени мистер Медж и сам попал в орбиту газетного внимания. Амелия очень ловко стала пользоваться именем отца, чтобы напоминать о себе, в то же время собой напоминая об отце.

Это было очень трудно: нужно было проявлять дьявольскую изобретательность, находчивость, хитрость, стать эксцентричной, интересной для репортеров и читателей… Ах, это было совсем не так легко!..

К тому же этот Майк Никсон внезапно стал сенатором. Амелия готова была кусать себе локти, но… попытка примирения с Майком кончилась крахом… Он оказался слишком оскорбленным и не в меру принципиальным. «Подумаешь!» — мисс Амелия презрительно пожимала плечами, но понимала, что ей отныне приходится рассчитывать только на себя.

А это очень тяжело — рассчитывать только на себя!..

Меньше чем через час автомобиль Амелии остановился на огромном бетонном поле. Здесь машины посетителей Второй нью-йоркской международной выставки, посвященной реконструкции мира, образовали целый город с широкими авеню, перпендикулярно расположенными к ним стритами, площадями и бензиновыми колонками, похожими на памятники. Пешком пройдя весь этот лабиринт машин, отец и дочь оказались перед входом на выставку.

Дорогу им преградили турникеты. Крестообразные поперечины непрерывно трещали, автоматически отсчитывая количество посетителей.

— Дэди, я командую правым флангом. Мы атакуем павильон «Завтрашних идей». Вы как прогрессивный деятель должны разведать территорию Русского павильона. Х-ха! Воображаю сенсацию! Отец и дочь — на диаметральных полюсах. Долой реконструкцию! Да здравствует первобытная красота!

Мистер Медж послушно ретировался, пообещав дочери рассказать ей обо всем, что выставлено в Русском павильоне.

Турникеты пулеметными очередями выбрасывали посетителей. Видя кого-нибудь из своих подруг, мисс Амелия закладывала в рот пальцы и пронзительно свистела. Вскоре она была окружена толпой подражавших ей в одежде и манерах девушек. Когда все члены только что созданной лиги были в сборе, группа с воинственным видом направилась по асфальтовой аллее.