— Какая еще заваруха? — отвечает вопросом на вопрос Берлинг.

— Кое-кому песни Крелле показались революционными, и ее забрали.

— Сажать у нас, конечно, сажают… — качает головой Берлинг. — Но посадить певицу варьете… А ты уверена в этом?

— Ну дай же спокойно рассказать… Побежала к старику Серенсу, он вечно торчит у входа в «Хрусталь»… Описала ему внешность Тайминя. И что ты думаешь? Аугуст уехал в той же самой машине, что и Крелле. Старик говорит, что обоих туда затолкали силой.

— Что за машина?

— Большая, темно-серая, со столичным номером.

— Так я и предполагал. — Берлинг взволнованно наклоняется ближе. — В тот вечер приехали несколько подозрительных личностей. Один спрашивал у Кнута, в котором номере остановился Борк.

— А Кнут знает номер машины?

Берлинг отрицательно качает головой.

— Не запомнил. И эта машина больше тут не показывалась.

— Надо сообщить в полицию, пусть ищут. — Нора уже на ногах.

— Без толку, — придерживает ее Берлинг. — Начальник полиции достаточно ясно дал понять, что на его помощь нам рассчитывать нечего. Боится потерять должность. Машину и Тайминя мы должны найти сами. Эх, если б знать номер!

— Я еще раз поговорю с Серенсом, — обещает Нора.

Старый Серенс ничуть не удивился повторному визиту Норы.

— Ты, детка, наверно, станешь смеяться, — он словно бы продолжает только что прерванный разговор, — но я должен тебе сказать: в мое время в Криспорте такое случиться не могло, чтобы в центре города похитили человека! Разве что в американском кинофильме! — Вдруг на его лбу возникает глубокая морщина. — Постой-ка, я ведь как раз подумал об Америке, когда глядел вслед машине…

— Господин Серенс, — Нора пытается запрудить поток его слов, — неужели вы не обратили внимания на номер? Без него наши шансы равны почти нулю.

— Нулю? Так, так, припоминаю. — Старый Серенс морщит лоб. — Номер машины начинался нулем, даже двумя. А дальше? — Какое-то время он напряженно думает, затем грустно вздыхает: — Склероз, что поделать… Помню только, подумал: как было бы хорошо, если б можно было пятьсот лет назад открытую Америку снова прикрыть… Хотя, впрочем, — глаза его загораются алчным блеском, — американцы иногда дают очень даже приличные чаевые.

— Господин Серенс, — Нора уже готова заплакать, — ну постарайтесь же вспомнить номер машины.

— Да я и так стараюсь. Но на цифры у меня всегда была плохая память, — безнадежно качает головой старик. — Попробуем применить логику. Почему я тогда вдруг подумал об открытии Америки? Не помнишь ли, в котором году ее открыли?

Он подходит к книжной полке и раскрывает толстый том энциклопедии, которую не снес к букинисту только лишь из-за ее непомерной тяжести.

— Тысяча четыреста девяносто два, — бормочет Серенс себе под нос. — Нет, это число мне, к сожалению, ничего не говорит… — Намереваясь поставить книгу на место, Серенс видит число в зеркале, висящем над полкой, и вдруг остолбеневает. Потом торжествующе смеется: — Теперь знаю, почему с Америкой надо поступить наоборот — не открывать наново, а ликвидировать.

Всегда смекалистая Нора на сей раз ничего не может понять.

— Ладно, я пошла, — протягивает она руку Серенсу. — Если все же вспомните номер…

— Что, что? Да я уже его вспомнил… Только бы опять не забыть. — Он выводит на краешке газеты своими слегка трясущимися пальцами: 00-2941. — Как просто, верно? Год открытия Америки, только задом наперед. — Старый Серенс осуждающе подымает руку. — Похитить человека в нашем Криспорте, где это слыхано?!

Спустя полчаса Нора уже возле биржи труда, где в этот час обычно толпятся безработные. Но сегодня никому заработок не светит — чиновник биржи равнодушно вписывает нули во все графы вакансий.

— Опять ничего, — сокрушенно вздыхает седая тетка. — Как раз теперь, когда каждый грош так дорог.

— Потерпите, — говорит Нора. — Скоро заключат торговый договор с… — не кончив фразу, девушка быстро выбирается из толкучки. Мимо проехала темно-серая машина. Нора провожает ее взглядом и разочарованно отворачивается.

Номер не тот.

Она сейчас не единственная, кто разыскивает машину Венстрата. Густав проинструктировал многих своих знакомых и теперь наставляет седого лоцмана:

— Как только заметишь, запомни, кто и в какую сторону поехал.

Лоцман кивает:

— Серая, да?

— Серая… Два нуля двадцать девять сорок один.

Вскоре уже чуть ли не полгорода поднято на ноги. Записочки с номером машины розданы нянькам, прогуливающимся с детьми богачей, почтальонам, газетчикам, старьевщикам, всем, кто проводит день в парках и на улицах. Лишь под вечер старый молочник Томас сообщил, что видел, как машина подъезжала к радиомастерской. Нора и Густав без промедления отправляются в путь. Им посчастливилось — машина с номером 00-2941 все еще стоит около радиомастерской.

— Я сейчас вернусь, — шепотом говорит Густав, и, прежде чем девушка успевает возразить, Густав исчезает.

Притаившись в подворотне, Нора видит, как из мастерской выходит Смэш с большущим радиоприемником, влезает в машину и задергивает шторку заднего окна. Машина резко берет с места, и Норе остается лишь по-, глядеть ей вслед. Но как раз в этот момент, когда серая машина сворачивает в переулок, с другой стороны выныривает старый, потрепанный «форд», за рулем которого сидит Густав.

— Скорей! — торопит Нора, усаживаясь рядом с Густавом.

Фыркая и погромыхивая, старый «фордик» гонится из последних сил за серым лимузином. Однако, выйдя на шоссе, тот прибавляет ходу и быстро скрывается из виду.

— Нам их в жизни не догнать, — сетует Нора. Услышав паровозный свисток, Густав улыбается.

— Слышишь? Приближается поезд. Нагоним их у переезда. — И он так резко нажимает на акселератор, что Нора чуть не вываливается из машины.

Серая машина вынуждена остановиться перед спущенным шлагбаумом. Но дальше шоссе делает крутой подъем, который нелегко будет преодолеть старому «форду». Увидев, что шлагбаум уже подымается, Нора бежит за серой машиной, вскакивает на задний бампер, плюхается на багажник.

Машина подъезжает к двухэтажному особняку со щербатыми колоннами, стоящему посреди запущенного парка со столетними дубами и разросшимся кустарником. Впечатление такое, будто в течение многих лет здесь не ступала нога человека. Судя по спущенным жалюзи на окнах, дом тоже выглядит необитаемым.

Однако впечатление это ложное. Как только Смэш звонит у деревянной калитки, из кустов выскакивает человек в брюках гольф. Сунув руку в подозрительно, оттопыренный карман, смотрит в глазок и, лишь после того как узнает посетителя, открывает дверь.

— Тащи прямо наверх, — говорит он Смэшу. — Там сейчас никого, кроме этой старой ведьмы.

Смэш затаскивает приемник в комнату, которая некогда, возможно, и была светлой и уютной. Сейчас же мебель в ней покрыта толстым слоем пыли, обивка кресел кое-где продрана, и из дыр пучками торчит морская трава. Сквозь давно не мытые стекла пробивается палевый отсвет заката. Окна безрезультатно пытается отворить маленькая седая женщина в фартуке и косынке.

— Освободите место! — приказывает Смэш, подбородком указывая на столик рядом с дырявым диваном.

Старушка даже головы не поворачивает.

— Тьфу, черт! — в сердцах плюет Смэш. — Опять позабыл, что ведьма глуха как пень. Венстрат сведет меня в могилу своей конспирацией.

Поставив аппарат на диван, он вытирает носовым платком пот со лба, затем достает свою флягу. Словно только того и ждала старуха! Она тотчас забыла про окно и уже достала из кармана передника стопку; радушно улыбаясь, протягивает ее Смэшу.

— Единственный человек, кто меня здесь понимает, — ворчит он, дополна наливая стопку. — За твое здоровье, девочка!

Старуха хочет что-то сказать, но, как все глухонемые, бубнит невнятное.

— Ладно, ладно, — подталкивает ее Смэш к двери. — А теперь давай, мотай… шабаш… гуд бай… — недвусмысленными жестами выпроваживает он уборщицу.