Ряд ценных замечаний о русском романе второй половины XIX века содержится в статьях Н. К. Михайловского 70–80–х годов. Не ограничиваясь суждениями об отдельных русских романистах (Тургеневе, Толстом, Достоевском), Михайловский в 1874 году в заметке о книге М. В. Авдеева «Наше общество в героях и героинях литературы» сделал попытку дать общую периодизацию истории русского романа

XIX века, связав смену его центральных персонажей со сменой основных социальных сил, определявших в различные периоды культурную жизнь общества. «В движении двадцатых годов, — писал Михайловский, — принимали участие различного общественного положения люди, но ядро их составляла военная молодежь аристократического происхождения». На смену им в 40–х годах пришла группа, «гораздо менее определенная» с точки зрения ее общественного положения, ядро которой составлял

«средней руки дворянин». Наконец, «центральным фактом» литературной жизни конца 50–х — начала 60–х годов Михайловский считал «пришествие разночинца». Последний принес с собой в литературу «новую точку зрения на вещи, которая состояла в подчинении общих категорий цивилизации идее народа».[19] При всей непоследовательности, проявленной Михайловским при применении этой общей исторической схемы к отдельным литературным фактам (непоследовательности, связанной с субъективистской окраской его народнических взглядов), намеченная им периодизация имела для своего времени большое значение как опыт социологического истолкования истории русской литературы вообще и, в частности, истории русского романа.

В 80–е годы проблемы теории и истории романа, до этого разрабатывавшиеся преимущественно в критике и публицистике, начинают привлекать внимание русской академической и университетской науки, которая, как и в других областях, лишь с запозданием берется за изучение этих, новых для нее вопросов. Немалую роль для обращения академической науки к вопросам теории и истории романа сыграло признание мирового значения русского романа за рубежом, признание, которое стало очевидным именно в 80–е годы, в особенности после выхода известной книги французского критика М. де Вогюэ о русском романе (1886).

Одним из первых выдающихся русских ученых, обратившихся к изучению романа в связи с общими проблемами теории и истории этого жанра, был Ф. И. Буслаев, выступивший уже на склоне лет с большой статьей «Значение романа в наше время» (1877).

Буслаев высказал мысль, что роман, ставший «господствующим родом беллетристики нашего времени», лишь с трудом укладывается в традиционную классификацию литературных жанров: он обнимает «в эластической форме» все виды поэтических произведений. Поэтому «оценивать роман только с точки зрения эпоса, лирики или драмы — значило бы далеко не исчерпать его обильного содержания и его сложных задач и идей».

С точки зрения Буслаева, роман не только объединяет в себе жизненные элементы, которые в прошлом получали выражение в различных поэтических жанрах, но и сочетает «поэзию» с «практическим» направлением, свойственным XIX веку. Поэтому «поучительность» и даже «назидательность» являются его закономерными чертами, задача современного романа — «нераздельное слияние художественных интересов с назидательными». В принципе такое слияние имело место и в прежних формах искусства, но в романе оно получает наиболее свободное, широкое и полное выражение.[20]

Исходя из этой общей интересной и содержательной характеристики природы романа, Буслаев сделал попытку рассмотреть в своей статье основные этапы истории романа от его античных и средневековых предшественников до европейского романа XVTII‑XIX веков. Набросав общую картину истории романа на западном материале, он в заключительной части статьи отвел некоторое место и русскому роману XIX века, опираясь при этом главным образом на теоретические высказывания писателей — Гончарова и Тургенева. К сожалению, именно в этой последней части речи Буслаева особенно отчетливо проявились его расхождения с революционно — демократической эстетикой, стремление Буслаева ограничить сферу воздействия литературы областью индивидуальной психологии и морали, отрицание социально — политических задач русского романа и его связи с освободительным движением.

Ф. И. Буслаев специально обратился к вопросам романа в самый последний период своей деятельности и успел в этой области лишь наметить, и при том далеко не полно, круг проблем, подлежащих дальнейшей научной разработке. Иное место проблемы теории и истории романа заняли в кругу интересов другого видного представителя академической науки, ученика и младшего современника Буслаева — А. И. Веселовского.

Вопросы романа стояли в центре внимания Веселовского на протяжении почти двадцати пяти лет его научной деятельности. В 1870 году Веселовский защитил магистерскую диссертацию «Вилла Альберти», посвященную исследованию названного итальянского романа XV века, открытого и изданного им в 1867–1868 годах в Италии. В 1876 году Веселовский напечатал статью «Греческий роман», вызванную выходом в свет известного труда Э. Роде. Через два года, в 1878 году, появилась статья «Раблэ и его роман» — одна из лучших работ на эту тему, имевшая для своего времени выдающееся научное значение. Приступив с начала 80–х годов к чтению в Петербургском университете курса «Теория поэтических родов в их историческом развитии», Веселовский отвел в этом курсе обширное место роману. Проблема истории романа является центральной в третьей части указанного курса, которую ученый впервые читал в 1883–1884 годах под общим названием «Очерки истории романа, новеллы, народной книги и сказки».[21] В 1886–1888 годах Веселовский выпустил два тома исследований по средневековой литературе, сопровождаемых изданием новых текстов древнерусских повествовательных памятников, под общим названием «Из истории романа и повести». Значительное место вопросы истории западноевропейского романа и повести занимают и в одной из последних наиболее обширных работ Веселовского по литературе Возрождения — в монографии «Боккаччьо, его среда и сверстники» (2 тома, 1893–1894).

Однако перечисленные работы Веселовского по истории романа написаны почти исключительно на западноевропейском материале. Лишь в исследованиях по древнерусской литературе он касается проблем, связанных с предысторией этого жанра в России на первых, сравнительно отдаленных еще этапах (так, в исследовании «Из истории романа и повести» освещается взаимодействие образов и мотивов греко — византийского и рыцарского романа с различными жанрами древнерусской литературы — апокрифом, житием, героической повестью и т. д.). В последние годы жизни Веселовский собирался обратиться к работе над Пушкиным, где ему пришлось бы коснуться и вопросов истории русского романа в собственном смысле слова, но замысел этот остался неосуществленным.

Таким образом, для разработки истории русского романа непосредственное значение имели главным образом теоретические взгляды Веселовского, его общее понимание природы романа как жанра, а также методологическая сторона его исследований.

Наиболее полно общие взгляды Веселовского на роман и его место в истории литературы изложены в его статье «История или теория романа?» (1886).

Веселовский отталкивался, формулируя свои обшие взгляды на роман, от известной в свое время книги Ф. Шпильгагена «Материалы по истории и технике романа» («Beiträge zur Theorie und Technik des Romans», 1883). Шпильгагену, который в этой книге выступал как эпигон немецкой идеалистической эстетики, Веселовский противопоставил историческую и сравнительную точку зрения. «История поэтического рода — луч шая проверка его теории», — заявляет он,[22] стремясь с помощью исторического метода раздвинуть узкие рамки традиционной теории романа.

Роман и героический эпос, по Веселовскому, стоят на двух противоположных концах исторического развития. Между ними происходит возникновение лирики и драмы. Героический эпос возникает в эпоху, когда герой, а также сам певец еще не выделены из народного целого. С этим тесно связан традиционный характер эпических сюжетов, значение мифологии для героического эпоса. Лирика и драма являются, в отличие от эпоса, выражением процесса выделения личности из народного коллектива. Роман образует, по Веселовскому, вершину в развитии личного начала в искусстве. Поэтому он появляется не в начале, а в конце развития. Автор здесь — не певец, но личный творец со своим взглядом на вещи; герой — не идеальный представитель народа, а «частный» человек. Преобладанию личного начала в романе соответствуют вымышленный (чаще всего любовный) сюжет, интерес к обыденной жизни.