Вильмингтон пожал плечами.
— Да, я слышал нечто подобное.
— Потерпите минуту… Материалы передали Адмиралтейству для картографической обработки. Ценнейшие документы в оранжевом конверте, скрепленном пятью огромными печатями, попали к лейтенанту Брэндсу. Клейтон вскоре умер. Надеюсь, мне нет нужды объяснять вам, что значит в наше время нефть, обнаруженная в таком месте Африки, на которое пока еще не наложила лапу ни одна из великих держав. И остальным державам даже приблизительно не было известно, какие именно области обследовал Клейтон. Все сведения — карта и прочие данные — содержались в оранжевом конверте. В истории международной разведки еще ни разу ни за один документ не платили таких сумм, на какую мог рассчитывать тот, кто завладеет этой картой. Но к ней невозможно было подобраться. Тем временем разразилась колониальная война. Все великие державы внимательно следили за действиями захватчика, и в этот момент вам удалось завладеть оранжевым пакетом с пятью печатями!
— Скажите, Адамс, отчего бы вам не писать романы? С таким даром воображения…
— Сейчас вы убедитесь, что я сильнее в своей основной профессии. Заранее предупреждаю, что борьба идет не на жизнь, а на смерть; за вами, Флёри, Ханнусеном и всей остальной компанией ведет наблюдение парижская полиция.
— Может, скажете наконец, что вам от меня нужно?
Толстяк вытащил очередную сигарету, прикурил от крохотного окурка и извергнул мощное облако дыма, обсыпав все вокруг пеплом. Он поудобнее откинулся на спинку кресла, водрузив ноги на подлокотник, и лениво продолжил речь, ни на миг не вынимая правой руки из оттопыренного кармана пиджака.
— Ради осуществления своего плана вы погубили целую семью. На сегодняшний день в живых остались лишь старший Брэндс и несчастный лейтенант, если можно назвать жизнью мучительные тяготы службы в пекле Сахары. Ага, вы побледнели!.. Неужто вам не известно, что Брэндс завербовался в Иностранный легион?
— Что за чушь вы несете! — сквозь зубы процедил Вильмингтон и сделал шаг вперед.
— Поберегитесь! — воскликнул Адамс. — Я держу вас на мушке.
Пиджачная пола угрожающе приподнялась, и Вильмингтон, задыхаясь от злобы, замер на месте. Адамс хрипло рассмеялся.
— Похоже, моя сказочка перестала вам нравиться? А ведь это еще не конец. У вашей жены Изабеллы Брэндс родился ребенок. В один прекрасный день младенец исчез. Убитой горем матери вы заявили, что вернете ей сына лишь в том случае, если она вручит вам оттиски ключей от служебных помещений брата. Вы же и обучили несчастную, обезумевшую от горя благородную женщину воровским приемам изготовления оттисков. Промучившись две недели, жена сделала вам оттиски. Да, но как завладеть пакетом без ущерба для своего превосходного положения в обществе? У вас и на это хватило коварства. Лейтенант Брэндс души не чаял в Холме, своем младшем брате, а этот двадцатилетний юнец без памяти влюбился в некую танцовщицу. Дамочка эта — Этель Ардферн — была из ваших людей, я тоже ее хорошо знаю. Ей не составило труда вскружить голову неискушенному юнцу, которого после смерти отца растил лейтенант Брэндс и любил, как родного сына. Этель вертела Холмом как хотела. Ей удалось подбить молодого человека бежать с ней в Канаду. В предполагаемый день отъезда Холм написал письмо брату.
Вильмингтон застыл на месте, не отрывая взгляда от гостя.
— Письмецо было коротким: «Дорогой брат! Я не мог поступить иначе. Прости своего непутевого брата Холма…» У них с Этель было условлено, что письмо они отправят лишь в Саутхемптоне, перед отплытием парохода. Этель упросила возлюбленного съездить с ней к матери — та живет в окрестностях Лондона, — чтобы попрощаться. Они поехали в шикарном автомобиле девицы Ардферн. По дороге — конечно же, в глухом месте — у машины отказал мотор. Оба вышли из автомобиля, и тут поджидавший их Дикман, сообщник танцовщицы, прикончил Холма. Вечером Этель, как обычно, отплясывала в баре. Но к тому времени письмецо из кармана убитого Холма успело перекочевать к вам в руки.
А на другой день вы осуществили поистине гениальный трюк. Утром, до прихода лейтенанта Брэндса на службу, вы проникли в министерство. Из приемной прошмыгнули в кабинет Брэндса, открыли ключом нужный ящик стола, схватили пакет и уже через минуту как ни в чем не бывало сидели в приемной, поджидая лейтенанта.
Когда Брэндс пришел на службу, вы передали ему прощальное письмо брата и кусок воска с оттисками ключей. Холм, дескать, позвонил вам по телефону и вне себя от волнения твердил о каком-то совершенном им преступлении, сам он попросту не решается звонить брату. Жаловался, что погряз в долгах и должен был угодить за решетку, что попал в сети безжалостных шантажистов и те вынудили его изготовить оттиски ключей и похитить оранжевый пакет. Теперь у него, мол, нет другого выхода, кроме как навеки покинуть Англию. Ну а вы, как любящий родственник, тотчас же сели в машину и помчались на квартиру Холма. Юношу вы уже не застали, на видном месте лежало это письмо и кусочек воска. Вам, мол, было невдомек, что все это значит, поэтому вы решили все как есть передать лейтенанту. Брэндс, бледный как полотно, молча смотрел на оттиски ключей и прощальную записку брата, где хорошо знакомым почерком были написаны многозначительные слова: «Дорогой брат! Я не мог поступить иначе. Прости своего непутевого брата Холма».
Лейтенант бросился в кабинет и увидел, что оранжевый пакет с пятью печатями исчез. Откуда бедняге было знать, что пакет с бесценной картой Клейтона, сложенный вдвое, преспокойно лежит в кармане вашего пальто на вешалке в приемной? Поистине гениальное мошенничество!
У Вильмингтона, похоже, поубавилось гонору. Он стоял понурясь и смотрел в пол. Адамс прикурил от обслюнявленного окурка очередную вонючую сигарету, затем налил себе вина из бутылки на столе и с наслаждением опрокинул стаканчик.
— Акция удалась лучше, чем вы рассчитывали. Помешанный на любви к брату Брэндс не способен был выдать Холма. Ему ведь было неизвестно, что тот убит, и он взял на себя роль благородного героя. Лейтенант надеялся, что братец встанет на праведный путь и начнет новую жизнь, и ему не хотелось, чтобы позорное пятно навеки отторгло Холма от общества… Брэндс написал покаянное письмо начальству, где сообщил, что карту у Него похитили, а потому он бросает службу и спасается бегством в страхе перед ответственностью. В пропаже документов целиком и полностью виноват лишь он: нарушив инструкцию, он взял пакет домой, а дорогой на него совершили нападение и похитили портфель.
Военные власти этим россказням не поверили, сочтя лейтенанта Брэндса шпионом. Поймать Брэндса не удалось, однако весть о его позорном поступке облетела весь мир. Так вы загубили древний аристократический род. Глава семьи, миссис Брэндс, окончила свои дни здесь, в Париже. Одного из ее сыновей убили, другой пустился в бега, а самый старший сделался мизантропом.
— Надоела мне ваша дурацкая болтовня! Чем вы можете доказать свои фантастические предположения?
Адамс самодовольно ухмыльнулся.
— Насчет доказательств можете не беспокоиться, их более чем достаточно. Но я еще не закончил свой рассказ. Вслед за всеми этими бедами, обрушившимися на семейство Брэндс, отдала Богу душу и ваша супруга.
Расхаживавший по комнате Вильмингтон в этот момент находился к Адамсу спиной; при последних словах собеседника он резко обернулся и в страхе уставился на толстяка.
— Ага, проняло! — злорадно ухмыльнулся тот. — Ну что же, пойдем по порядку! Этель Ардферн я учинил допрос по вашему методу. Да-да, это я перенял у вас! Затащил танцовщицу на катер… Догадываетесь, что было дальше? Сделать укол, чтобы вызвать искусственное заражение бациллами столбняка, и обещать вливание противостолбнячной сыворотки лишь в обмен на чистосердечное признание, сделанное в присутствии свидетелей. Признание должно подтверждаться определенными фактами, чтобы нельзя было потом отказаться от показаний. Этель тоже была знакома с этим методом и знала, что пощады не будет. Ясное дело, ради спасительной сыворотки выложишь все секреты, какие только знаешь. Смерть от столбняка не из самых приятных… К сожалению, девица Этель слишком долго упрямилась, так что противостолбнячная сыворотка ей уже не помогла.