— Воздайте благодарность мысли, которая озарила меня, ей-то вы обязаны жизнью; в ту минуту, когда у меня помрачилось в глазах, когда я готов был убить вас, я увидал вас точно в мимолетном сновидении с цепью на шее на берегах озера Куффуа; я увидел, как вы там молотите маниок или орехи; идея прекрасной мести удержала мою руку. Надеюсь, господа, что вы вспомните меня в эти приятные для вас минуты… в те часы, когда среди предстоящих вам страданий в Центральной Африке пред вашими глазами будут проноситься образы ваших родных и друзей…

В эту минуту вошли Девис и Гобби.

Той тихой ночью благодушный король собственноручно наказывал одну из принцесс, стащившую у него рюмку тафии, но, узнав, что капитан хочет его видеть, охотно отложил развлечение до другого раза и, натянув на себя лучший костюм, бальную шляпу и ботфорты, последовал за Деви-сом.

Радость его не знала пределов, когда он услыхал, какой царский подарок делает ему Ле Ноэль. В страхе, как бы не потерять свою легкую добычу, король кликнул с полдюжины воинов, которые набросились на пленников, мигом связали их и торжественно отнесли в хижину из листьев и бамбука, которая была молниеносно устроена на берегу по приказанию Гобби…

Жилиас и Тука отдыхали в своей каюте после дневных трудов и гораздо позже узнали об участи, постигшей их спутников.

После веселой сделки капитан известил своего друга Гобби о присутствии иностранного корабля и растолковал ему, что крейсер на рассвете пойдет вверх по реке и может захватить не только все королевские богатства, но даже собственную королевскую особу.

Испуганный король охотно повиновался совету немедленно снять лагерь и пуститься в обратный путь в свое королевство. Не теряя времени, он бросился с корабля и с дубинкой в руке разбудил своих дам и воинов, которые безропотно взвалили на плечи казну, ящики с ромом, ружья, порох и прочие предметы меновой торговли и немедленно углубились в лес, чтобы избежать мнимого неприятеля.

Оба европейца были поручены надзору четырех королевских телохранителей, которые, надев пленникам веревку на шею, тащили их за собою, как вьючный скот.

Со своей стороны «Оса», не теряя времени, снялась с якоря еще прежде, чем негры собрались в дорогу. Ле Ноэль был доволен тем, что внушил королю панический страх и что, следовательно, Гобби, а с ним и оба узника не останутся на берегах Рио-дас-Мортес ни одного лишнего часа. После этого капитан подал сигнал, нетерпеливо ожидаемый всей командой, и шхуна «Оса» под искусной рукой Кабо тихо скользнула вниз по реке.

Положив руку на румпель и устремив глаза на компас, Кабо твердо проводил «Осу» между песчаными мелями и изгибами реки, которые делали плавание опаснейшим предприятием.

Невозможно описать волнение, охватившее всю команду. Едва послышался вдалеке мерный гул волны, разбивавшейся о мель и замиравшей на берегу, каждый устремил жадный взгляд на океан, чтобы отыскать место, где стоял крейсер. Когда шхуна вступила в узкий проход, огни военного судна показались так близко, ясно и резко, что всякому стала очевидна полная невозможность дневного отплытия.

Выйдя из реки, «Оса» все еще сдерживала свой ход, чтобы не возбудить внимания могущественного врага, и держалась линии, параллельной с берегом; эта уловка менее чем в полчаса поставила ее вне выстрелов крейсера.

Наконец Ле Ноэль увидел пред собою открытое море и необъятное пространство, и глубокий вздох вырвался из его груди.

— Ну, господа, — сказал он своему штабу, — ад не требует еще нас к себе, и сдается мне, что «Осе» предназначено умереть от старости, как подобает честному и мирному береговому судну.

Жилиас и Тука вышли с первым лучом рассвета на палубу, и велико было их удивление, когда они не увидели вокруг себя ничего, кроме неба и воды. Как только им было сообщено об участи, постигшей их юных товарищей, они с геройской отвагой бросились в каюту капитана и представили ему формальный протест с требованием немедленно вернуть их на берег Африки, где они могли бы разделить судьбу своих несчастных друзей.

В это утро Ле Ноэль был в самом лучшем расположении духа и потому делал неимоверные усилия, чтобы сохранить серьезный вид, выслушивая их требования. С видом полного смирения он сознавался в своей вине и кончил речь советом тщательно сохранить этот протест, присоединив его к знаменитому рапорту, который они должны представить начальству, как только снова получат свободу.

— Капитан, — отвечал Жилиас, — благодаря такому законному объяснению…

— Между нами не может быть и тени неудовольствия, не так ли, господа? — докончил за него Ле Ноэль.

— Все бы ничего, — сказал Тука своему другу, уходя из каюты капитана, — но за каким дьяволом главный комиссар посадил нас на эту шхуну?

Два месяца спустя рыбак на берегу Бразилии встретил обломки судна, спокойно колыхавшиеся по произволу волн. Рыбак подплыл к ним и прочел на доске от кормы: «Оса».

Что же с нею сталось?

Не встретились ли эти разбойники с крейсером, который пустил их ко дну после беспощадной борьбы?

Или же негры, доведенные до отчаяния, просверлили дно, чтобы потопить свою тюрьму?

Или сам океан в порыве неудержимой ярости принял на себя обязанность казнить судно, торговавшее неграми?

Напрасно было бы допрашивать обломки, чтобы выведать их тайну: безмолвные, как доска черного мрамора на гробнице, они ничем не обличали тайны бедствия, постигшего «Осу»…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

НА БЕРЕГАХ КОНГО

1. Гобби возвращается в свое королевство. —

Барте и Гиллуа на службе

На пятый или шестой день странствования Барте и Гиллуа попробовали было убежать от своих сторожей, за что по приказанию Гобби были помещены в сетку из волокон кокосового дерева, привязанную с обеих концов к крепкому стволу бамбука. Двум невольникам приказано было нести их обоих в этой нового рода тюрьме. Монарх негров, гордый добытыми трофеями, желал во что бы то ни стало привести в свою столицу двух белых живыми и невредимыми, чтобы насладиться удивлением своих подданных, когда те увидят, что ему служат, как рабы, люди той расы, которую они привыкли почему-то считать гораздо выше себя.

До настоящей минуты только один белый проник в страну, где царствовал Гобби, и большинство народа было знакомо с европейцами только по чудесным рассказам надзирателей, провожавших рабов на продажу и по возвращении распространявших славу белых. Гобби повторял торжественное шествие римского императора, влекущего за колесницею побежденных монархов.

Одиннадцать часов спустя отряд перешел через Кванзу, а на седьмой день прибыл на берега Конго, называемого туземцами Моензи Энзадди, то есть великой рекой, а португальцами — Заиром.

По мнению старика Геффера, мы имеем весьма поверхностные понятия об источниках и притоках этой реки; с тех пор прошло более полутора столетий, но к нашим знаниям почти ничего не прибавилось.

Меролла рассказывает, основываясь на показаниях негров, что Заир вытекает из обширного болота или озера в государстве Матамба и что из того же источника выходит Нил. Он прибавляет, что в этом озере находится множество чудовищ и что одно из них Даже имеет человеческий вид. Монах Франциск Павийский, жестокий миссионер из капуцинов, проживавший в стране Матамба, отвергал все рассказы о чудовищах, утверждая, что это только вымысел негров, но королева Матамбы Зинга, узнав о его неверии, пригласила его однажды на рыбную ловлю. Едва только закинули сети, как на поверхности воды явились тринадцать чудовищных рыб. Несмотря на все старания, рыбаки успели поймать только одну. Цвет ее чешуи был черный, волосы грубые и тоже черные, когти обыкновенной длины. Вынутая из воды, она прожила двадцать четыре часа и никакой пищи не принимала. Что это? Род тюленя? Во всяком случае, фауна Внутренней Африки составляет еще глубокую тайну. Пространство, покрытое деревьями, растущими в воде, совершенно непроницаемо, за исключением песчаных мест. Быстрина отрывает от берегов островки, которые увлекаются рекою во время периодических дождей, и тогда они становятся плавучими островками. Магниферы и гифены, род пальмового дерева, населены стаями серых попугаев. Только эти птицы нарушают страшное безмолвие, царствующее в лесах Заира после захода солнца. Попугаи каждый день перелетают через реку; утром они покидают северный берег, чтобы опустошать плантации маиса на южном берегу, а вечером возвращаются на ночлег.