Бекки почувствовала, как ее губы раздвигаются в улыбке.

— Кто же это?

— Некая дама по имени Марвелла Прентис. Похоже, до сих пор верит в целебную силу кровопускания и клизмы.

Бекки хихикнула: Клей попал в точку. Описание суровой миссис Прентис вполне соответствовало действительности.

— Но я могу быть хорошим пациентом и для тебя, Бекки…

Клей докончил фразу шепотом. Если бы это был другой мужчина, Бекки подумала бы, что с ней заигрывают, но Клей не заигрывал с ней; он слишком прям и решителен, чем и привлек ее сразу — правда, и напугал до смерти тоже.

Размышлять над тем, что привлекло и что отпугнуло ее в Клее, она не желала. Он остается ее бывшим мужем.

— Что ж… очень хорошо. Я рада. Это упрощает дело.

— Я буду делать все, как ты скажешь. Ты командир, я подчиненный.

Никогда еще он не казался ей таким искренним, правда, что-то в его лице напомнило ей коммивояжера, скороговоркой предлагающего нечто совершенно немыслимое. Бекки не сомневалась, что Клей поддразнивает ее, но не могла сказать, почему она так решила. Он вообще-то не любил дразнить. А это, наверное, приятно. Во всяком случае, она не помнила, чтобы у него когда-нибудь так блестели глаза.

Бекки наклонила голову и внимательно посмотрела на Клея.

— Ты выглядишь другим человеком.

— Каким же?

Бекки пожала плечами.

— Не знаю, как и сказать. — Она помолчала. — Более раскованным.

— Ты же знаешь, я стукнулся головой. Вот какой-нибудь винтик там и ослабел.

— Наверное, — сухо согласилась Бекки, затем в замешательстве воззрилась на него.

Она знала, что с ним будет нелегко, но вот такой перемены никак не ожидала, даже когда заметила ее признаки в больнице. Он и выглядел другим. И вовсе не из-за телесных повреждений. Подбитый глаз казался сегодня даже хуже, чем раньше, марлевую повязку заменил большой пластырь. Но лицо все равно было оживленным. Судя по его выражению, Клей выжидал, каковы будут ее дальнейшие шаги. И как будто искренне наслаждался ее замешательством.

Бекки сжала кулаки. Нельзя не признать, что, весь побитый, в синяках, Клей все равно привлекательный мужчина. И что его сексуальность равна его прямоте и так же притягательна. Лучше не придавать значения тем чувствам, которые рождает в ней близость Клея. Следует хорошенько помнить, что деловитость и собранность надежно послужили ей в последние полтора года. И вовсе нет нужды сейчас все менять, тем более позволять менять Клею.

Бекки точно знала, что ей надо делать, чтобы этого не произошло.

— Тебе самое время отдохнуть, — сказала она деловито. — Джимми скоро вернется от Тоддов и будет рваться к тебе, а ты к играм с ним еще не готов.

Клей прищурился и открыл рот, собираясь, вероятно, откомментировать ее серьезность. В этом заключалась главная трудность: он знал ее так хорошо, что для него не было секретом, когда она начинала защищаться. Бекки вздернула подбородок, показывая ему, что хозяйка здесь она.

Клей согласно кивнул.

— Но подушка лежит не очень удобно.

Громко вздохнув, Бекки сказала:

— Мы только что ее поправляли, забыл? Ты сказал, что все замечательно.

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Вероятно, она съехала в тот момент, когда ты говорила мне, какой я образцовый пациент.

Бекки готова была запустить в него кружкой, но воздержалась. Наклонившись к Клею, она одной рукой помогла ему сесть, а другой подтянула подушку. Дотронувшись до него, она поняла, что что-то произошло. Еще пять минут назад она проделала эту операцию с ловкостью профессиональной сиделки. Сейчас же ей казалось, что не существует ничего, кроме тепла его тела. Бекки ничего не могла поделать с собой, ее рука задержалась на его плече, пальцы вытянулись и сжали крепкие мускулы. И она почувствовала, что, несмотря на его травмы, Клей ответил на ее прикосновение, как делал это всегда, — он весь напрягся. И запах его был такой же, как всегда, — пряный дух мужественности, который трудно определить, но который так трудно забыть.

Бекки в изумлении смотрела на его покрасневшую шею. Было заметно, что он недавно постригся. Там, где волосы кончались, кожа была белой.

Вздрогнув, Бекки отметила, что Клей замер, казалось, он не дышит, потом медленно повернул голову, его темно-зеленые глаза нашли ее, синие и встревоженные. Клей как будто спрашивал, что же она делает, и черт ее побери, если она знала ответ.

Если она так реагирует, взбивая ему подушку, что же с ней станет, когда придется протирать его губкой?

Бекки убрала руку с его плеча.

— Не обращай слишком много внимания на подушку. — Голос ее был хриплым, она перевела дыхание, зная, что лицо ее сейчас пылает. — Тебе нужно отдохнуть, а мне… мне готовить обед.

Уголок его рта скептически приподнялся.

— Бекки, сейчас только половина третьего.

— Я готовлю долго.

Она повернулась и вышла из комнаты, осторожно притворив дверь и не обращая внимания на доносившееся до нее насмешливое фырканье Клея.

Бекки опустилась на диван, уткнулась локтями в колени, сжала лицо ладонями. Она потерла кончиками пальцев лоб, где грозовым облаком сгущалась боль, причиной которой был Клей. Далеко не первая головная боль за эту неделю и, как подозревала Бекки, не последняя.

Вздохнув, она откинулась на спинку, положила ноги на кофейный столик и начала мрачно изучать носки своих домашних туфель.

Клей находился в ее доме уже шесть дней. Насколько она могла судить, поправлялся он быстро. Головные боли почти прошли. Теперь он постоянно бодрствовал, а в результате голова стала болеть у нее.

Нельзя сказать, чтобы Клей был капризен или придирчив. Мрачные ожидания Бекки так и не оправдались. Нет, он оставался по-прежнему приветлив и бодр, охотно признавал свою неправоту и ничего особо не требовал. Во всяком случае, она не находила его чрезмерно требовательным. Когда он хотел, чтобы ему дали воды или сока, взбили подушку или подкатили к кровати кресло, в котором он добирался до ванной и туалета, то всякий раз извинялся за беспокойство и благодарил Бекки. Она не отказывала ему в помощи, он же в свою очередь никогда ее не торопил. Всегда готов был подождать. И выглядел при этом счастливым человеком.

Со дня первой встречи у нее дыхание захватывало от его энергии и целеустремленности. У него всегда были планы и задачи, которыми он, правда, не всегда с ней делился. Клей постоянно куда-то спешил, с кем-то встречался и поэтому не имел возможности расслабляться. Сейчас он казался довольным тем, что должен выполнять предписания врача, иными словами, отдыхать и восстанавливать силы. Выбора, правда, у него не оставалось, но это, судя по всему, его не раздражало. В то же время было ясно, что Клею нужно ее внимание, даже в мелочах. Она все время старалась находиться где-то рядом.

Истинная проблема заключалась в том, что Бекки слишком много времени думала о Клее и ломала голову над происшедшими в нем переменами. Как она и предполагала, водные процедуры превратились в настоящий кошмар. Протирая его губкой, она все делала невпопад, и Клей заметил, что если это ей неприятно, то он справится сам. Он пошутил, но Бекки с удовольствием вручила ему губку и только вынесла воду после того, как Клей благополучно влез в пижаму.

Бекки сознавала, что до чертиков поглощена им, но, только избавившись от этой своей зависимости, она могла наконец покончить со своим браком, что ей никак не удавалось после развода. Она даже держала в голове список переживаний, которые ей необходимо перебороть. Плохо, что Клей все время вносил путаницу в этот список.

В тот момент, когда Бекки напоминала себе, что, пока они жили вместе, Клей был душевно далек от нее, он вдруг обращался к ней с теплой, открытой улыбкой, вызывавшей у нее желание выяснить, что же он чувствует и думает. Когда она вспоминала, что Клею не хотелось иметь свой дом, быть привязанным к одному месту, он хвалил ее дом за красоту и уют, поглаживая рукой домашнее стеганое одеяло, которое подарила ей Мэри Джейн.