— Что?! — так и подпрыгнул от удивления Ричард. — Этого не может быть! Ведь мы вместе с Филу срубили жизорский вяз!

— И тем не менее это так, я подтверждаю, — сказал епископ.

— Тогда… тогда я тоже ничего не понимаю, — пробормотал Ричард. — Стало быть, в ближайшее время от Филу следует ожидать новых обид.

— Об этом-то я и хотел с вами поговорить, — сказал Танкред. — Вчера я получил от короля Франции письмо, в котором он жалуется на вас, что вы притесняете его, что вы ежедневно пьянствуете, вместо того чтобы молить Бога о ниспослании хорошей погоды для плавания кораблей и продолжения путешествия в Святую Землю. И в конце письма он напрямую предлагает мне союз с ним против вас.

Лоб Ричарда покрыла испарина. Он попросил принести ему это письмо. Танкред приказал слугам исполнить просьбу короля Англии. Прочитав письмо, Ричард нашел в нем полное подтверждение словам короля Сицилии. Бешенство охватило его. И отчаяние, подобное тому, которое он испытал, свалясь с коня после удара Гийома де Баррэ. Но теперь ему было не до песен.

— Да, — промолвил он после долгого угрюмого молчания, — нас с Филиппом-Августом соединяла пламенная дружба. Тогда, на похоронах брата, видя, как он убивается, я почувствовал сильнейший прилив нежности. После похорон я подружился с ним, стараясь заменить ему друга. Поселился в Париже. У нас оказалось много общего, нам нравилось внимательно выслушивать мнения друг друга о самых разных предметах, попивая винцо и закусывая под звуки арфы или лютни. Часто мы так крепко напивались, не в силах расстаться, что засыпали чуть ли не в объятиях друг друга. Не исключено, что поганые сплетники и тогда распускали о нас слухи, что мы спим вместе, как муж и жена.

— Не скрою, мне собственными ушами доводилось слышать подобное, — признался Танкред. — Помню, как один француз приехал к нам из Парижа и радостно сообщил: «Герцог Ришар заменил Филиппу-Августу покойного Годфруа, как ветхозаветный брат, взявший в жены вдову усопшего. Их постоянно застают спящими в одной постели».

— Мне кажется, сами содомиты и распускают подобные сплетни о тех, кто предпочитает естественные сношения противоестественным, — заметил присутствующий на ужине граф де Дрё.

— Конечно! — согласился Ричард. — Надеюсь, никто из здесь сидящих не верит гнусным сплетням обо мне и Филиппе-Августе?

За столом раздался ропот возмущения.

— Благодарю, — сказал король Англии. — И вот, после нашей долгой дружбы, после многих славных битв, в которых мы бок о бок сражались с Филу, он почему-то стал отдаляться от меня, постоянно обижается, дуется на меня, копит глупые обиды, часто обращая внимание на то, чего нет и не бывало в помине. Не понимаю, что это?

— Зависть, ваше величество, — промолвил Танкред.

— Зависть?

— Да, обыкновеннейшая черная зависть — вот наименование этой болезни.

— Но чему он может завидовать? Разве мы с ним не равные государи?

— Нет, не равные, — усмехнулся Танкред. — Не мне вас расхваливать, ваше величество, особенно после того, как вы разорили Мессину. Вы, а не Филипп-Август. И я мог бы копить на вас злобу, мог бы согласиться с предложениями короля Франции и войти в союз с ним. Но я, как видите, почему-то позвал вас в гости и показал вам письмо.

— А, кстати, почему? — спросил Ричард.

— Потому что с некоторых пор мне очень не нравится деятельность сенешаля ордена тамплиеров, — объяснил в открытую Танкред. — Поначалу я доверял ему. Потом мне стало казаться подозрительным его рвение. Теперь я отчетливо вижу, что Жан де Жизор, подобно вашему дружку, Бертрану де Борну, обожает всех со всеми ссорить.

— С одной только разницей, — улыбнулся Ричард, вспоминая забияку де Борна.

— С какой же? — спросил епископ Бове.

— С той, отец Филипп, что де Борн делает это весело, а де Жизор — угрюмо и страшно.

— Один черт! — рассмеялся Танкред.

— Возможно, — пожал плечами Ричард.

— Так вот, эн Ришар, — продолжал король Сицилии. — Я заявляю вам: вы и Филипп-Август весьма отличаетесь друг от друга. Вы — пламя, а он — потухающая головня. Вы любите жизнь, людей, вас обожают, вы влюблены и любимы. Он ничего и никого не любит, он уже всем становится неприятен. И в Святую Землю идти ему не хочется. Он уже понял, что и там от себя не убежишь. Опасайтесь его, ваше величество, он способен сильно навредить вам. А лучше бы вы отправились один отвоевывать Иерусалим.

— Я должен немедленно видеть его и объясниться с ним, — произнес Ричард.

— Не советую, — возразил Танкред. — Лучше найдите повод для раздельного движения из Мессины в Левант.

В тот день Ричард внял совету сицилийского государя, но на следующее же утро не выдержал и лично отправился во французский лагерь, расположенный в одном из предместий Мессины. Войдя в дом, в котором жил Филипп-Август, король Ричард был поражен, увидев в обществе короля Франции сенешаля тамплиеров Жана де Жизора. Ему показалось, что он бредит.

: — Я хотел бы, чтобы нас оставили наедине с королем Франции, — грозно прорычал он, глядя на де Жизора с нескрываемой гадливостью.

— Оставьте нас все, — махнул рукой Филипп-Август.

Когда два короля остались наедине друг с другом, Ричард извлек из-за пояса письмо, подаренное ему Танкредом, и протянул его Филиппу-Августу:

— Что это, Филу? Изволь объясниться, друг мой!

Филипп изобразил на лице своем недоумение, развернул письмо, медленно и внимательно прочел его, затем, посмотрев прямо в глаза Ричарду, заявил:

— Подделка.

— Подделка? — удивился Ричард.

— Разумеется. Неужели ты не понимаешь, Уино, что Танкреду страсть как хочется рассорить нас с тобою? Ну и глуп же ты, твое величество! Только что мы говорили об этом с сенешалем Жаном, и сей мудрый тамплиер поведал мне, какой лютой ненавистью по отношению к нам переполнено сердце короля Сицилии. Он жаждет мщения.

— Как ты можешь якшаться с этим проходимцем де Жизором! — возмутился Ричард, путаясь мыслями. Может быть, Танкред и впрямь решился на такую низость — подделать письмо?

— Он не проходимец, — отвечал Филипп-Август.

— Ты забыл, как мы повалили его дьявольский вяз? Забыл?

— Почему дьявольский? — пожал плечами Филипп-Август.

— Потому что где еще ты видел такие исполинские вязы?

— Это еще ничего не значит.

— Значит, Филу, значит. Так ты твердо заявляешь, что это письмо написано Танкредом самому себе?

— Может быть, не сам Танкред его писал. Разумеется, не сам. Но сочинил сию эпистолу кто-то по указке короля Сицилии.

— А почерк? — спросил Ричард, желая верить своему старому другу, но имея для этой веры слишком мало оснований.

— Почерк? — усмехнулся Филипп-Август. — Да мало ли вокруг умельцев подделывать почерки? И не то подделывают! Сенешаль Жан рассказывал мне о людях, наделенных даром не только изобразить на пергаменте любые письмена, но даже придумать содержание манускрипта, да так, что любой знаток скажет: «Да, это было сочинено и написано в таком-то веке таким-то и таким-то человеком». Немудрено, если в ближайшее время обнаружится какое-нибудь новое Евангелие, состряпанное такими искусниками.

— В таком случае вот тебе мое умозаключение, — строгим голосом заявил Ричард. — Письмо Танкреду, якобы от тебя, сочинил не кто иной, как этот пакостный Жан де Жизор. И надеюсь, в скором времени тому найдутся доказательства.

— Возможно, возможно… — вздохнул Филипп-Август, хмурясь. — Хорошо бы еще было, если б ты, мой дорогой Уино, нашел четкие доказательства того, что моя сестра Алиса утратила невинность и не способна претендовать на брак с тобою.

— Ты опять, Филу? — возмутился Ричард.

— Опять, дружочек, опять! Ты думаешь, я не чувствую себя оскорбленным, когда ты, отвергнув мою сестру, предлагаешь руку и сердце первой попавшейся смазливой принцесске?

— Я бы попросил не называть Беранжеру первой попавшейся! — вскипел король Англии. — И чего же ты добиваешься? Чтобы я приказал привезти сюда Алису для освидетельствования? Перестань, Филу, прошу тебя! Не морочь голову ни мне, ни себе.