Поднимая бокал с вином за самую счастливую девушку в Чикаго, он наклонился к ней через стол и, вдохнув тонкий аромат духов, взял ее пальцы в свои. «Люблю тебя» — написал он ими на запотевшем бокале. Джессика сдержанно улыбалась.

Максим сам не понимал, чем так сразу привлекла его эта девушка. Джессика была вовсе не в его вкусе: блондинка с выступающими скулами, крупными чертами лица и плотной фигурой. Она, как успел заметить Максим, походила на многих молодых американок — спортивных, современных, независимых. Казалось, что их переполняет жизненная энергия, как бы переливаясь через край. Максим же, напротив, любил томных, мечтательных брюнеток, хрупких и домашних.

Какая-то необъяснимая сила очарования исходила от Джессики. Дотронувшись до ее руки, он ощутил сквозь материал блузки эту силу — это была сила ее плоти, ее женственности.

Придерживаясь имиджа деловой женщины, Джессика делала все, чтобы выглядеть строго: закрытая блузка, юбка до колен, колготки в тридцатиградусную жару. «Никаких намеков на сексуальность», — подумал Максим. Но сквозь эту броню он сумел разглядеть то, что тщательно скрывала внешняя официальность. Из-под длинных рукавов блузки соблазнительно выглядывали кисти рук с гладкой ухоженной кожей и розовыми полированными ногтями на пальцах, которые Максим, не выпуская, держал у своих губ.

««Люблю тебя» растаяло от растворившегося в бокале льда», — грустно подумал Максим, покидая ресторанчик.

Стояла теплая летняя ночь. Они бродили по пляжу вдоль озера. Ярко светила луна, легкий ветерок приятно освежал после дневного зноя. Остановившись, Максим развернул девушку к себе лицом, осторожно взял ее голову в свои ладони и, притянув к себе, поцеловал.

— Джессика, — прошептал он, — мне кажется, я… я…

Джессика приложила свой палец к его губам.

— Молчи.

— Я понимаю, это глупо, утром облить девушку кофе, а вечером признаваться ей в любви…

— Причем с первого взгляда, — произнесла Джессика со своей потрясающей белозубой улыбкой.

Он, виновато кивнув, закрыл глаза.

— Что с тобой? — с тревогой спросила девушка.

— Я не знаю, как говорят в таких случаях у вас, наверное, это нахально, но я умираю, как тебя хочу. Может быть… поедем ко мне…

Она покачала головой.

— Завтра у меня тяжелый день.

— Хороший ответ. Видимо, типично американский. Впрочем, так мне и надо. А послезавтра я улетаю домой. — И, прижавшись губами к пушистым волосам Джессики, сказал: — Так пахнут ночные фиалки.

Маленькие пуговицы на ее блузке не хотели поддаваться. Максим расстегнул половину из них и осторожно спустил с плеч тонкий шелк, щелкнул застежкой лифчика. Джессика в свете луны выглядела, как изваяние из белого мрамора. Он целовал ее лицо, шею, грудь.

— Прошу тебя, если ты мне откажешь, я утоплюсь в…

— В фонтане? — улыбнулась девушка.

— Нет, в Мичигане, — полупечально-полушутливо прошептал Максим. — Ты прекрасна! — Любуясь в свете звезд ее упругой грудью с выпуклыми твердыми сосками, он ласково дотрагивался до нее языком.

Мягко высвободившись, Джессика провела рукой по его светлым волосам и проговорила:

— Ты правда мне нравишься, но… завтра я должна очень рано вставать. Если хочешь, я могу провести с тобой уик-энд.

«То есть субботу и воскресенье», — перевел про себя Максим и разозлился, потому что смысл ее слов сводился к старому анекдоту: «Я очень страстная женщина, но мне очень некогда».

Он ничего не ответил.

Молчание создавало определенную неловкость, и, почувствовав это, Джессика неожиданно предложила:

— Хочешь, я приеду к тебе в Москву?

— Конечно, — тут же перестав злиться, обрадовался Максим. И чтобы она не передумала, добавил: — Я очень этого хочу.

Через день, сидя напротив Джессики за столиком в баре аэропорта, он опять держал ее руки в своих. Нежные пальцы касались его губ, а он, целуя, загибал по очереди каждый, считая, сколько осталось дней до прилета Джессики в Москву. Мысль о том, что, встретившись там, они снова расстанутся, уже сейчас не давала Максиму покоя. Он хотел большего, он хотел быть с ней всегда.

— Может, ты немного поживешь в Москве? — неожиданно спросил он.

— Как это? — Джессика удивленно вскинула свои черные брови.

И тут Максима осенило.

— Джессика, ты хотела бы заняться интересной работой? У меня для тебя есть потрясающий контракт.

Джессика недоверчиво посмотрела на него.

— Ты помнишь, я рассказывал на приеме, что недавно по моему проекту закончили строительство Дворца Моды. Теперь мы хотим отдекорировать его — создать супермодный дизайн интерьеров. Мы дадим тебе карт-бланш, то есть ты сможешь делать все по своему усмотрению. Где-то я читал, что самое страшное для дизайнеров — это хозяин с плохим вкусом, так вот…

— А у меня хозяин будет с хорошим вкусом? — перебила его Джессика.

— Если мой вкус тебя устроит, то твой проект дизайна буду утверждать я.

— По приезде мы обсудим твое предложение, — сразу сделав серьезное лицо, ответила Джессика.

Что-то в ее взгляде на мгновение насторожило Максима. Это была не нежная девушка, сразу влюбившая его в себя, а женщина с деловой хваткой, жесткий и неуступчивый партнер. Но в это время объявили посадку. Расставаясь, Джессика ласково обвила его за шею и шепнула:

— Я буду скучать.

— Я тоже, — задохнулся он от вновь подступившего желания. И тут же забыл настороживший его взгляд.

А зря. Почувствуй он эту опасность сразу — все бы могло быть иначе.

Остановившись перед своей каютой, Максим прислушался. Откуда-то из глубины его апартаментов доносилась приятная музыка. Он осторожно вошел и тихо направился к гостиной. Двойные двери были аккуратно прикрыты. Теперь музыка раздавалась уже отчетливо — кто-то играл на рояле и… пел. Максим напряг слух, и вдруг ему почудилось, что он слышит русский текст.

Когда Максим резко распахнул дверь, крышка рояля с грохотом закрылась, прищемив руки Анне. Девушка вскочила и, покраснев, стала быстро говорить по-английски: извиняться и объяснять, что принесла ему на ночь теплого молока. Максим внимательно посмотрел на Анну, которая, уже немного оправившись от смущения, подняла на него свои влажно-синие глаза.

— Поставить молоко на ночной столик? — спросила она по-английски.

— Нет, — нарочно ответил он по-русски, — оставьте в кухне.

Девушка, ни на минуту не задумываясь, покатила тележку.

— Вы говорите по-русски? — поинтересовался Максим, ожидая услышать о русских корнях, о родителях-эмигрантах.

Но Анна промолчала.

— Вы ведь пели что-то по-русски? — настойчиво переспросил он.

— Извините, я не сдержалась… у вас рояль, — на чисто русском языке ответила Анна.

— Так вы русская?

Она кивнула.

— Вы певица?

— Это слишком громко сказано. Мы с мужем просто имели свой номер.

— Как это номер? — не понял Максим.

— В одном ночном ресторане в Сан-Франциско у нас был эстрадный номер. Он играл на рояле, а я пела блюзы.

Анна замолчала, и Максим почувствовал, что вопросы, на которые она отвечала, были ей почему-то неприятны.

— А вы не хотите продолжить… я слушал за дверью, мне очень понравилось, — решил он исправить неловкую ситуацию.

— Извините, нет, — покачала она головой. — Здесь очень строгие порядки, я не хотела бы лишиться работы. — И, пожелав ему спокойной ночи, Анна покатила тележку к выходу.

— Подождите еще минутку, мне кажется, что я вас откуда-то знаю.

— Нет, — мягко улыбнулась девушка, — мы вряд ли с вами встречались. Вы ведь из России. А я в Америке живу уже десять лет, после школы сразу уехала.

— А до этого?

— До этого жила в Москве.

— Тогда, может быть, я видел вас в Москве? Меня зовут Максим. — И он дружелюбно протянул ей руку.

Анна сдержанно ответила на его рукопожатие.

— Я… — Максим хотел было похвастаться, что он президент крупной фирмы, богат, но что-то в ее настороженном взгляде остановило его. И чтобы сократить пропасть между ними, он, неожиданно для себя, произнес: — Аня, вы не думайте, что я какой-то богач, путешествующий в дорогой каюте. Я обыкновенный парень. Мне просто повезло… Я выиграл этот чудесный круиз… — И не зная, что врать дальше, остановился в нерешительности. Он интуитивно почувствовал, что Аня не пойдет на контакт с богачом, который ищет просто развлечений.