Едва ли не основной отдушиной в жизни будущего писателя становится его переписка с жившим в Спасском дядей Николаем Николаевичем. Именно с ним, несмотря на редкие и скупые ответы, мальчик делится всеми мелочами московской жизни, пробует свои литературные возможности. Среди этих первых сохранившихся писем описание так любимого им половодья на Москве-реке: «Теперь в Москве с большей части улиц поднимается уж пыль, как проезжают. Река сошла, и пропасть человек собирается смотреть на Каменном мосту, как огромные льдины почти в ПОЛОВИНО ну реки летят, лезут, вдруг бух об аркаду и разрушаются с треском в малые льдины, другая через нее, третья, четвертая…»
И снова: «После обеда пошли мы гулять. Москва разлилась ужасно: в 1810 году была только ей подобна: льдины, бочки, бревна, крыши домов, горшки, ящики — все летит по реке, которая с ужасным ревом клубится, бушует, стенает, вертится, взвивается, кипит. Она даже потопила улицу со стороны Кремля, не говоря о той стороне, которая потоплена».
Вообще переезд в Москву оказался не слишком удачным. В условиях путешествия, каждый день менявшихся обстоятельств, окружения, постоянных встреч характер отношения супругов не бросался в глаза посторонним, да и не так тревожил их самих. Злые замечания Варвары Петровны встречали молчаливый отпор супруга. Варвара Петровна решила пройти оздоровительный курс на всех модных курортах. Московская жизнь привязывала к месту, предполагала светский образ жизни, который не слишком удавался лутовиновской помещице, знакомства грозили чуть не каждый раз обернуться неприятностями.
Достаточно было в первый раз снять подмосковную дачу (почему не отправиться, как все делали, в собственное Спасское?), как на горизонте появляется княжна Екатерина Шаховская, красавица, великолепная наездница — в Москве это было модно — да еще начавшая приобретать известность поэтесса. По-настоящему флирт Сергея Николаевича ничем не грозил, но стал причиной бешеных сцен ревности.
Впрочем, среди родных пойдет разговор о мистическом характере этой встречи у Нескучного сада. Короткую жизнь проживает Сергей Николаевич. Недолгий век будет отпущен и поэтессе-княжне, а последний свой покой они найдут почти рядом — на кладбище Александро-Невской лавры Петербурга, где воображение посетителей будет волновать надпись на могиле героини тургеневской «Первой любви»:
Княжна Екатерина Шаховская пережила Сергея Николаевича Тургенева всего на два года. Но ее след в истории — влюбленность не отца, а сына. Повесть, написанная уже зрелым писателем, так и осталась любимым, вернее — бережно любимым — его произведением.
«Помнится, несколько дней спустя после того дня, когда я узнал о смерти Зинаиды, я сам, по собственному неотразимому влечению, присутствовал при смерти одной бедной старушки, жившей в одном с нами доме. Покрытая лохмотьями, на жестких досках, с мешком под головою, она трудно и тяжело кончалась. Вся жизнь ее прошла в горькой борьбе с ежедневной нуждою; не видела она радости, не вкушала от меду счастия — казалось, как бы ей не обрадоваться смерти, ее свободе, ее покою? А между тем, пока ее ветхое тело еще упорствовало, пока грудь еще мучительно вздымалась под налегшей на нее леденящей рукою, пока ее не покинули последние силы, — старушка все крестилась и все шептала: — Господи, отпусти мне грехи мои, — только с последней искрой сознания исчезло в ее глазах выражение страха и ужаса кончины. И помню я, что тут, у одра этой бедной старушки, мне стало страшно за Зинаиду, и захотелось мне помолиться за нее, за отца — и за себя».
«Первая любовь». 1860 г.
Обломки семейного очага
Собственно очага никогда и не было. Взаимная привязанность, сочувствие, доброта, способность к самопожертвованию — они родятся в тургеневских романах. Не раньше. Самые глубокие и точные в своем выражении, может быть, именно потому были вымечтаны. Доказательство от противного. Кстати, Тургенев подростком увлекался математикой, логикой, отличался в них немалыми успехами.
Со временем он скажет, какое счастье видеть обеденный стол, окруженный близкими людьми. Пусть ссорящимися между собой. Пусть досадующими друг на друга. Но людьми! «Моя судьба — жить в пустых домах», — в словах нет ни отчаяния, ни горечи. Простое утверждение факта: так сложилось.
Редкая особенность Тургенева: зная все семейные неурядицы, он ни с кем не будет ими делиться, не перенесет их в свои сочинения. Матушка в «Первой любви» будет рисоваться матроной, куда более аристократичной и достойной, чем мать Зинаиды с ее княжеским «случайным» титулом. И просить о содействии по ее сомнительным делам княгиня будет у матушки. В увлечении отца, в конце концов, сочувствуя ему, он все же остается на стороне матери. Тем оглушительней оказался для Тургенева гром разразившегося в валуевской усадьбе семейного скандала: матушка, несмотря на свои далеко не молодые годы, родит внебрачную девочку, с которой в довершении беды не пожелает расстаться.
Привезенный в Спасское младенец займет место в барском доме, рядом со спальней барыни и — на правах дочери. Варвара Петровна даст ей свое имя и отчество, удочерит и наградит достаточно откровенным именем: Богданович-Лутовинова. Никакой тайны в отношении ее рождения не соблюдалось. Отцом маленькой Варвары, иначе — Биби, открыто был назван домашний врач семьи — молодой доктор Андрей Евстафьевич Берс, будущий тесть Льва Николаевича Толстого. Оба писателя невесело подшучивали над своей своеобразной родственной связью. Молодой доктор сопровождал Тургеневых в заграничной поездке, был оставлен в их доме и после появления Биби. Оставаться в доме при таком положении вещей Сергей Николаевич Тургенев отказался, что вполне устроило молодую родительницу. На ее взгляд, все решилось нельзя лучше. Сын Иван, после окончания первого курса Московского университета был переведен в Петербургский, куда и переехал вместе с отцом. Николай учился там же в Артиллерийском училище. Варвара Петровна при таком раскладе решила отправиться в очередную заграничную поездку и снова в сопровождении Андрея Берса. Ошеломленные «беспардонностью» Варвары Петровны, родственники не могли не обменяться новостями.
«Не могу удержаться и не сообщить тебе презабавнейшей новости. В семействе Тургеневых полнейший разлад. Такая забава многим знакома, скажешь ты. Не спорю, подобное ненастье никого не минует, но дело не в нем самом, а в обстоятельствах, ему сопутствующих. Прежде всего, разлад этот случился по вине не Сергея Николаевича, хотя, думается, от былых своих невинных шалостей он вряд ли отказался, но по вине престарелой госпожи Тургеневой. Она не только увлеклась каким-то, как говорят, сыном разорившегося московского аптекаря, но и самым преспокойным образом отправилась с новым Адонисом в очередной заграничный вояж, не сказывая даже, как скоро собирается и собирается ли вообще из него воротиться в родные края. Сергея Николаевича я встретил в Петербурге, куда он перебрался из Москвы, чтобы быть поближе к сыновьям. Вид у него жалкий: постарел, оплешивел, от былой уверенности в себе не осталось и следа. Между тем даже родной брат, сказывали, держит руку невестки, чтобы не лишиться по-прежнему занимаемого им места управляющего лутовиновскими богатствами. Как тут не сказать: не в деньгах счастье. И все же, какова старушка!»
Сергея Николаевича не стало 30 октября 1834-го, он прожил в Петербурге около года. Варвары Петровны на похоронах не было. Она вернулась в Россию, лишь спустя четыре месяца, чтобы начать обдумывать следующее путешествие, между прочим приведя в порядок денежные дела. Наследство после отца у Тургеневых было ничтожным, в выделении обоим денег из своей части мать наотрез отказала. Другое дело — Биби, о благосостоянии которой мать начала думать с момента ее рождения.