Суета началась в доме Родриго де Колона с раннего утра. В комнату Беатрис притащили большую лохань, служанки сновали с кувшинами воды, наполняя ее. Наконец ванна была готова, и Беатрис с наслаждением опустилась в горячую воду. Лусия, смахивая пальцами слезы, занялась ее волосами, бережно перебирая длинные густые пряди.

– А сейчас-то о чем твои слезы? – спросила Беатрис. – Все устроилось, как нельзя лучше, и донМигель не возражает, если ты останешься со мной. Или ты хочешь вернуться?

– Я вас не оставлю госпожа... Как вы будете, совсем одна?

– Ты как будто не рада за меня?

– Мало ли что... Всегда хорошо, если есть на кого положиться, – уклончиво ответила служанка.

Беатрис не стала допытываться у нее о причинах внезапной смены настроения, ей хватало собственных сомнений и опасений. Единственное, в чем она была уверена — это то, что любовь к Мигелю де Эспиноса заполняет ее сердце и становится все горячей.

Но все шло так странно... А тут еще слова Инес про нрав дона Мигеля, и... про то, другое, что неминуемо будет ожидать Беатрис после свадьбы... Она почувствовала, как щеки вновь потеплели: ее смутные догадки о том, что происходит на брачном ложе, не вполне отвечалибеззастенчивымоткровениям Инес. Это вызывало безотчетный страх и вместе с тем сладкое предвкушение: младшая сестра не выглядела несчастной – напротив, она со смущенной и лукавой улыбкой призналась, что не избегает объятий мужа. Однако дон Мигель весьма отличался от Родриго де Колона...

***

В черном с серебром камзоле, гордо вскинув голову, де Эспиноса стоял у алтаря в заполненном людьми храме. Беатрис, которую под руку вел по длинному проходу отец, не сводила взгляда с лица своего нареченного. К своему огорчению, в темных глазах дона Мигеля она не видела ни теплоты, ни радости, а его рот был твердо сжат.

Сама церемония прошла для девушки как в тумане. Ошеломленная всем происходящим, она едва расслышала обращенные к ней слова священника, и ее ставшие чужими губы с трудом выговорили брачную клятву. В руках де Эспиносы появились тринадцать освященных золотых монет, которые он по древнему ритуалу преподнес Беатрис. Та подставила ладони, принимая дар, и, запинаясь, ответила словами о безграничном доверии супругу. Тот коснулся холодными губами ее губ, затем священник объявил их мужем и женой.

Дон Мигель подал ей руку, и Беатрис оперлась о нее. На выходе она на мгновение споткнулась, по привычке направившись в сторону отцовской кареты, но дон Мигель слегка сжал ее пальцы.

– Не туда, донья Беатрис. Прошу вас, – и он указал на свой великолепный выезд.

В карете он чуть улыбнулся ей и сказал суховато, но дружелюбно:

– Во время свадебного пира вам придется столкутся со множеством незнакомых людей, многие из которых раздуются от важности при виде провинциалки. Не слишком придавайте этому значения. До сих пор вы хорошо держались, продолжайте в таком духе.

Беатрис недоверчиво посмотрела не него: уж не изволит ли шутить сеньор муж, ей самой казалось, что ее увлекает неистовый ураган...

Свадебный пир запомнился ей яркими вспышками: блеск золота и драгоценных камней, украшавших одежды гостей, незнакомые лица, сливающиеся в пестрый хоровод. Растерянный отец и веселая сестра мелькнули и пропали в толпе.

Стемнело, и слуги зажгли свечи в канделябрах. Беатрис казалось, что празднество никогда не закончиться. Она не отрывала взгляда от блюда, стоящего перед ней, и от волнения не могла проглотить ни кусочка из тех изысканных яств, от которых ломился стол. Ей было жарко, тесный лиф стеснял дыхание, и больше всего ей хотелось остаться одной, но она понимала, что этому желанию не суждено исполниться. Дон Мигель сидел рядом с ней, его темная фигура одновременно притягивала и внушала страх.

В какой-то момент Беатрис подняла голову и встретилась глазами с пристальным и неприязненным взглядом дона Эстебана де Эспиносы. Она вздрогнула от неожиданности: в Ла-Романе тот не обращал на нее никакого внимания, чем же она могла вызвать его немилость? Неужели тем, что вышла за его дядю? И было в этом взгляде нечто такое, чего она не могла понять, но ей стало не по себе.

– Донья Беатрис, – негромко сказал дон Мигель, – я пригласил актеров позабавить гостей. Сейчас начнется представление, а вам самое время удалится, не привлекая излишнего внимания. Мерседес и Лусия проводят вас.

Беатрис только кивнула, не в силах издать ни звука.

***

Мерседес оказалась худощавой женщиной средних лет с неулыбчивым лицом. Она сноровисто принялась освобождать Беатрис от красивого, но такого неудобного платья, и та поняла, что опыта новой служанке не занимать. Нарядно одетая Лусия тоже чувствовала себя неуютно рядом со строгой Мерседес, которая не поддержала начатого ею шутливого разговора. Лусия виновато посмотрела на Беатрис и начала вытягивать шпильки, распуская тяжелые густые волосы своей госпожи.

Беатрис разглядывала себя в зеркало, борясь с неуверенностью и время от времени кидая опасливые взгляды на широкую кровать под балдахином.

«Большинство женщин проходят через это и даже остаются живы, – напомнила она себе. – А некоторые — подумать только – еще и довольны жизнью. Вот взять Инес...»

Однако пример сестры служил лишь слабым утешением.

Лусия взяла приготовленную рубашку и помогла Беатрис надеть ее, затем заплела ее волосы в косу. Затем обе служанки поклонились сеньоре де Эспиноса и пожелалитой доброй ночи. Беатрис осталась одна и нерешительно присела на краешек кровати. На изящном трехногом столике был поднос с фруктами. Рядом с подносом стояли графин с вином и два небольших бокала. Пламя свечей зажигало в темном вине рубиновые блики и мягко высвечивало детали богатой обстановки, придавая таинственность полутемной спальне.

Беатрис помедлила немного и легла. Натянув на себя шелковое покрывало, она попыталась собраться с мыслями. Она чувствовала замешательство: дон Мигель был так сдержан, даже холоден. Как знать, не представлял ли он на месте Беатрис ту самую донью Арабеллу и не сожалел ли о своем поспешном предложении? Кроме того, она не могла не думать о том, что в любую минуту дверь откроется и ее муж войдет в спальню. Ее страшило то, что должно случиться этой ночью. Все же постепенно она успокоилась и даже задремала, утомленная волнениями дня.

Беатрис проснулась, как от толчка. Она открыла глаза, и ее сердце бешено забилось: дон Мигель, сменивший черный камзол на черный же халат, надетый поверх рубахи, стоял в изножье кровати и молча разглядывал жену. Его отрешенный вид окончательно лишил Беатрис присутствия духа. Дрожа как от озноба, она натянула покрывало до самого подбородка. Мысли мелькали вспугнутыми чайками:

«Он здесь только для того, чтобы исполнить свой долг... Я совсем безразлична ему...»

Дон Мигель скинул халат и опустился рядом с ней на постель.

– Донья Беатрис, готовы ли вы принять меня? – услышала Беатрис его равнодушный голос, и ее страх перерос в ужас.

Она облизнула пересохшие губы и зажмурилась. Муж осторожно стянул покрывало, потом Беатрис почувствовала его руку на своем колене. Он медленно провел по ее бедру и тяжело навалился сверху. Всхлипнув, она судорожно вцепилась в подол сорочки и стиснула ноги. Несколько мгновений ничего не происходило, потом де Эспиноса вздохнул и снял с нее свой вес.

– Можно обойтись и без этого, – вдруг сказал он глухо, – К тому же я дал слово не докучать вам.

Глаза Беатрис изумленно распахнулись. Криво усмехаясь, дон Мигель сидел рядом с ней, и в его глазах была тоска.