— Красиво, но трудно проверить?!
— Наш век, конечно, несоизмерим со временем, которое требуется на восстановление лесов. Это раз. Но, во-вторых, реабилитация леса не будет проходить гладко, так как через него пройдут пожары, новые вырубки и другие напасти. А потому процесс затянется, он может длиться сколь угодно долго, и возникнут весьма «странные» явления.
— Что вы имеете в виду?
— К примеру, «зеленые пустыни». На Дальнем Востоке они есть между Комсомольском-на-Амуре и Хабаровском. Там непрерывно леса горят, и возникает мощный травостой и толстая подстилка. Растут только кустарники, а не леса. Вот и возникает «зеленая пустыня».
— А были леса?
— Да, кедровые. Я работал там студентом. Потом приехал через сорок лет, и увидел «пустыню». Эта, кстати, опасность подстерегает и тропические леса. Они тоже могут быть «дремучими», если на них нет серьезного негативного воздействия. Как система, она устойчива. На одном квадратном метре можно найти десятки видов растений, лиан всяких и деревьев. Но стоит вмешаться человеку, и лес начинается изменяться.
— Устойчивость зависит от многообразия?
— Нет. Наши леса — всего семь таежных пород. Береза да осина и пять хвойных — сосна, ель, пихта, лиственница, кедр. Вот и весь набор. Пятьдесят видов занимают огромные территории — от тундры до пустынь Центральной Азии. Лиственница, к примеру, распространяется от Крайнего Севера до гор и солнцепеков Монголии. Это ее генетическая особенность, она очень пластична, приспосабливается к очень разным условиям. А тропические леса устойчивые, но когда их рубят, когда они горят дотла, когда их начинают переводить в сельскохозяйственные угодья — кофейные и прочие плантации, то восстанавливаются они очень плохо.
— Поэтому биологи и экологи и бьют тревогу?
— Конечно. Когда речь пошла о биологическом разнообразии на планете, то имеются в виду в первую очередь тропические леса. В них огромное количество видов, в том числе животных и лекарственных растений. Однако эти ресурсы можно быстро исчерпать, если не принимать экстренные меры. Именно этим и занимаются ученые всего мира.
Леонид Леонов: «Вряд ли какой другой народ вступал в историю со столь богатой хвойной шубой на плечах; именитым иностранным соглядатаям, ездившим сквозь нас транзитом повидать волшебные тайны Востока, Русь представлялась сплошной чащобой с редкими прогалинами людских поселений. Отсюда и повелась наша опасная слава лесной державы, дешевящая в глазах заграничного потребителя наш зеленый товар и создающая вредную, миллионерскую психологию у коренного населения».
— У нас несколько иная ситуация. Восстановление лесов при определенных условиях сильно затягивается, и есть виды, которые мы теряем. В Академии наук создан специальный проект, который по своей сути предусматривает как раз спасение и сохранение природной среды.
— У нас и Бразилии есть общее: тропические леса Амазонии и тайга Сибири — это своеобразные легкие планеты. Значит, там основная проблема — сохранение экосистем тропических лесов, которые исчезают, а у нас — что главное?
— У нас простые системы, но они очень подвержены различным воздействиям. И в первую очередь природным.
— Например?
— Сибирский шелкопряд, которым я много занимался. Ежегодно в Западной и Восточной Сибири на миллионах гектарах происходят «вспышки» — темнохвойный лес погибает. Требуется 300–400 лет для его восстановления. Но это природный процесс, в результате которого лес омолаживается. Да и растет он своеобразно. В месте гибели старого дерева образуется «окошко», и в нем сразу же появляется молодняк, подросток. Он тянется к свету и стремительно растет.
— Как в жизни?
— Вот именно! Лес — это сложившая система, и поэтому мы должны четко представлять, как она функционирует, прежде чем вмешиваться в нее. Какой лес желателен и для чего он нам нужен? Это главные вопросы, на которые нужно иметь четкие ответы, прежде чем вооружаться пилой и отправляться к лесу. Если мы хотим выращивать древесину, использовать ее как биомассу, то есть целый ряд методов, как для этой цели выращивать лес. Европа превратилась в «огород» — там естественных лесов нет. Эти леса очень неустойчивы. Век назад там стали выращивать еловые леса, но появился один вредитель, который начал их выкашивать от края до края. И все пришлось начинать сначала. Есть вредители, которые живут под корой, управы на них так и не нашли.
— Дятла надо на него напустить!
— Слишком много дятлов надо. Я хочу сказать, что нельзя превращать леса в «огороды» — опыт Европы подтверждает, что такой путь ведет к катастрофе. Российское лесоводство выработало несколько хороших методов хозяйствования, и до недавнего времени у нас было прекрасное лесное хозяйство, великолепные люди в нем работали. Все было, конечно, на фоне «давай, давай!», но суть оставалась рациональной. Лес всегда нас выручал. Еще до Петра появились указы по лесу, а потом царь вмешался решительно: он отдал распоряжение не рубить корабельный лес, и лесной кодекс зародился в недрах Адмиралтейства. Недаром у лесников до сих пор флотские шевроны, но первые законы о лесе издал Павел. И оттуда пошло формирование российской лесной службы. Была охрана, за незаконную рубку леса строго наказывали. При освобождении крестьян дали не только землю, но и лесные наделы. Вот и началась рубка лесов. Потом начали разоряться дворянские гнезда — наступил второй этап атаки на леса, и уже власть поняла, что скоро Россия лишится своего главного богатства. В 1886 году появилось настоящее лесное законодательство. Кстати, сразу после революции В. И. Ленин распорядился не трогать лесников, так как «заменить их нельзя» — так было написано в Декрете. Но когда началась индустриализация, лес начали рубить промышленно и очень серьезно. Тогда и появился миф, что в России леса очень много.
— А у нас его много или все-таки мало?
— Я могу ответственно сказать, что только треть наших лесов доступна для экономического использования. Причем затраты требуются немалые, чтобы взять эту товарную продукцию. Кстати, в Европейской части страны таких лесов уже не осталось. Мы сделали карту лесов. Использовали французский искусственный спутник Земли. С орбиты очень хорошо видно, какие леса у нас остались.
— Кажется странным, что в Европейской части лесов нет…
— Немного осталось в Коми, в Архангельской области, на Северном Урале. Это труднодоступные места, но скоро они станут легкодоступными, потому что другого леса нет.
Леонид Леонов: «Прогресс в обнимку с барышом вторгаются в хвойные дебри, позади остаются хаос беспримерной сечи, тяжкое похмелье и несоразмерно малое количество мелких промышленных предприятий. Такая круговерть обогащенья случалась раньше только при открытии золотых россыпей. Впереди этого колдовского вихря, освещенного новинкой техники, волшебными электролампионами и щедро спрыснутого шампанским, чтоб крутилось веселей, шагают благообразные, ухмыляющиеся соловьи-разбойники со звездами и медалями на грудях и следом — другие, в котелках набекрень и с нахально-пронзительным блеском в глазах. Обилие хотя бы и древесных покойников, самая теплота гниения, приманивает ночную птицу и мошкару из притонов Европы, всяких фей в кружевных облачках и солидных банковских спекулянтов с саквояжами. И опять бородатый русский лес, с дозволения правительства, кланяется в землю всякому иностранному отребью».
— Но ведь и здесь рубят?!
— Я говорю о крупных массивах, о тех, где можно добывать лес промышленными методами. Когда я был министром, мы ежегодно вырубали два миллиона гектар, из них набирали 450 миллионов кубометров древесины. Сейчас стараются взять от леса побольше, но там где ближе, где дешевле.
— А что происходит в Сибири?
— У нас есть данные по каждому региону, мы ведем учет биомассы. В основном у нас хвойные леса. Если смотреть только на цифры, то ситуация вполне благополучная — половина лесов зрелые, есть и молодняк, перестоя не так уж и много, то есть половину лесов можно вырубать и превращать в товар для рынка. Но как взять этот лесной урожай и где его брать? А вот уже карта лесов говорит об ином. Пройдемся по карте, будто пролетим над страной на спутнике. Вот видны массивы вокруг Онеги и Ладоги. Постепенно они уменьшаются. Вот болота Западной Сибири. Здесь же коренные березняки. Вот Ангарский массив, очень мощный. Сосна, лиственница. Эта карта на конец 90-х годов. Мы тогда начали проводить картирование лесов на основе космической съемки. Получили подробные данные о состоянии лесов по всей территории России. Работали вместе с французами.