— Нет, лучше домой. Я что-то совсем разомлела, спать хочется, — Димкин спич был, конечно, пламенным, но его гасили завистливые нотки, от этих ноток потянуло на сон.

А утром разбудил телефонный звонок.

— Здравствуйте, можно Марию Корелли?

— Слушаю вас.

— Это Карасева из фирмы «Ясон». Вы не могли бы к нам сегодня подъехать с паспортом и трудовой книжкой? Ваша кандидатура на должность эксперта утверждена.

— Конечно, — не замедлила с ответом «кандидатура».

Глава 3

Фирма «Ясон» занималась антиквариатом. В штате числились трое: секретарь, водитель-экспедитор, бухгалтер. Последняя выступала в двух ипостасях: супруги владельца и контролера деньжат. Деньги в «Ясоне» любили пылко, беззаветно, лаская родной синоним иноземного «баксы» всевозможными приятными суффиксами: денежки да деньжатки казались доступнее других обозначений звонкой монеты. Как ни странно, подхалимство к дензнакам возымело эффект: редкие денежные капли обернулись ручейком. Коммерсанты от свалки, которые прежде сбывали свое старье чохом, унизительно торгуясь за каждый рубль, смогли позволить себе уютный салончик на Садовом кольце, где не хуже других принялись обмахивать щеточкой замызганный веками товар. Куцый штат пополнился экспертом и продавцом-консультантом пенсионного возраста, способным своими сединами и презентабельной внешностью вызывать доверие у покупателей. Полковник бронетанковых войск в отставке приходился папой одному из депутатов Государственной Думы, в антикварный салон сунулся из грусти по прошлому да вредности к непутевому чаду. Когда в «Ясон» позвонил очередной претендент и представился, Леночка подумала о забавном совпадении двух редких фамилий: одной — уважаемой и желанной, другой — просто смешной. Однако прыскать в трубку не стала, вежливо задала пару-тройку дежурных вопросов, спросив для проформы о детях.

— Сын с дочерью.

— Мальчик ходит в школу? — провоцировала откровенность настырная Карасева.

— Взрослый. Еще вопросы есть?

— Нет, замечательно, нет, — зачастила Леночка, сообразившая, наконец, с кем говорит. — Приходите, пожалуйста, завтра, часам к десяти, устроит? Я доложу о вас Игорю Дмитриевичу.

— Буду! — рявкнул в трубку командный голос. Депутатову папе пришлось по душе, что девица не тыкала в нос «господином», а уважительно именовала свое руководство. Подобная манера свидетельствовала о дисциплине и добрых традициях в коллективе.

Бережно опустив трубку на рычажок, Карасева помчалась к высокому начальству.

— Игорь Дмитрич, только что звонил отец Козла, он хочет у нас работать!

— Милочка, — величаво остановила возбужденную секретаршу бухгалтер, — почему вы врываетесь в кабинет без стука? — Виктория Акакиевна, пообщавшись с дворянской рухлядью, вообразила себя аристократкой, а потому обращалась к другим снисходительно и свысока, убежденная, что подобный тон говорит о породе. — Будь то козел или корова, как можно столь возбуждаться? Разве кто вас бодает в спину? — пошутила жена шефа, довольная собственным чувством юмора.

— Успокойся, Елена, — высунулся из-за плеча супружницы Подкрышкин, — и перестань кудахтать! Что за домашний скот ты вздумала тут разводить и где твой пастух? — в умении острить муж старался не отставать от жены, ревностно подсчитывая количество острот на массу каждого тела. Друг с другом супруги состязались в остроумии редко: перед равным — резона нет никакого.

— Игорь Дмитрич, вы не поняли! — демонстративно игнорировала бухгалтера секретарь. Леночка терпеть не могла эту заносчивую колоду, справедливо полагая, что из Карасевой вторая Подкрышкина вышла бы куда лучше первой. — Только что я говорила по телефону с Козлом, отцом Геннадия Тимофеевича, ну, того, — она многозначительно закатила глаза, — понимаете? — Дети своей страны, они все, от мала до велика, красноречивые взгляды и жесты разумели лучше пустых слов.

— Серьезно?! — разом отреагировали, наконец, адекватно на необычную новость супруги. — Ты не шутишь?

— Я на работе! Козел Тимофей Иванович позвонил по объявлению, которое мы давали в «Экстра-М», и напросился к вам, Игорь Дмитриевич, на прием, — подкорректировала телефонный разговор сотрудница «Ясона». — Я предложила прийти завтра, в десять утра.

— Зачем? — никак не врубалась бестолковая пара.

— Он хочет работать у нас продавцом. Господи, я же вам уже целый час толкую: по объявлению!

— Игорь... — дошло в конце концов до одной.

— Вика... — прошелестел в унисон другой. И оба повернулись к третьей.

— Свободна! — бизнес с благородством несовместимы. Зажравшиеся бизнесмены часто беспардонно выдворяют за дверь способных на бескорыстное служение делу.

Так в антикварном салоне появился Тимофей Иванович, перещеголявший бухгалтера своей многоликостью, совмещая в одном лице продавца, консультанта, кассира и надежду на покровительство сына. Последняя подкачала: отец и слышать ничего не хотел о потомке, окопавшемся в одном из высших органов власти.

— Честному человеку туда вовек не прорваться, уж ты поверь мне, Машенька, — делился своими мыслями с экспертом старший Козел, — я знаю, что говорю. Геннадий с детства жульничал. То марками приторговывал, которые я дарил, то деньги на школьные завтраки с процентами в долг одноклассникам давал. Я, как узнал про эти проценты, порол его ремнем до посинения. А однажды что учинил, стервец! Пристал к сестре, дескать, давай играть в банк: скидываемся в общую кассу по рублю, через неделю я выдаю тебе рубль десять, потом — рубль двадцать, каждую неделю — на десять копеек больше, это называется «с процентами». Ты — вкладчик, я — банкир, согласна? Наша дуреха и согласилась. Одну неделю выплатил, другую, а на третью развесил по всей квартире бумажки: банк лопнул. Десять лет ему тогда было, ну не шельмец? — не удержался от восторга отец, потом спохватился и добавил со вздохом: — Я его, конечно, выпорол. Да разве ж натуру ремнем перебьешь? И не знаю, в кого он у нас такой уродился, не человек — деляга. Теперь вот вместо банкира в политика играет. Ох, доиграется!

Тимофей Иванович проникся к новенькой сразу, прикипел душой к серьезной и вдумчивой сотруднице, как к дочке. Собственная дочь вниманием не баловала, названивала для галочки по разу в полгода, чтобы помнил, кому наследство оставить, вот и вся ее дочерняя любовь.

— У меня квартира хорошая: рядом с метро «Фрунзенская», трехкомнатная, — похвастался как-то перед Марией отставной танкист. — Дом кирпичный, паркет дубовый, пластиковые окна недавно поставил, ремонт сделал. Комнаты все большие, изолированные, потолки трехметровые. Вот возьму назло всем да отпишу тебе, примешь от старика подарок?

— Живите, Тимофей Иванович, долго, — улыбалась Мария наивным планам, — и не обижайтесь на детей. Я уверена, они вас любят. Просто, жизнь сейчас сумасшедшая, некогда в зеркало посмотреться, не то что расхаживать по гостям.

— Про родных нельзя забывать никогда, — нахмурился старший Козел. — А в зеркала глядеться тебе ни к чему, и так хороша. Уж ты мне поверь, я знаю, что говорю. Жена, покойница, красавицей была, мужики гусаками за ней шеи тянули. А ты здорово мою Аню напоминаешь, — вздохнул вдовец. — Видно, все красавицы друг на дружку похожи. Это уродки каждая сама по себе: у кого нос длинный, у кого глаза щелками, у кого задница по земле волочится.

Она слушала пустые бредни и отдыхала душой. Здесь, в «Ясоне», экс-сеньора многому научилась: напускать на себя простодушный вид, выдавать желаемое за действительное, безошибочно угадывать мысли другого и не гнушаться ничем.

Специалист по русской иконографии познакомилась с блошиным рынком, куда ее повадился таскать за собой неугомонный шеф. Последний поход на блошинку неожиданно спровоцировал перемены в размеренной жизни эксперта.

— Сюда надо приходить пораньше, — вздыхал крупный спец по старью над сказкой об ушедшей пять минут назад панагии с алмазом, — часикам к шести, тогда еще можно что-то нарыть.