Она направилась к столику, а Кристиан, сделав несколько шагов, столкнулся с Аленой.

— Где тебя искать, если не в баре! — весело воскликнула она, обводя машинально взглядом столики, и вдруг воскликнула удивленно:

— А этот урод что здесь делает? — и, вглядевшись, добавила: — Да еще с твоей бывшей супружницей! Ну просто класс! Во жизнь сюжеты закручивает!

Алена потянула Кристиана за руку, давая понять, что для нее эта встреча крайне нежелательна, и уже на ходу, сквозь смех проговорила:

— Тина вляпалась в историю хуже не придумаешь! Этого типчика я знаю как облупленного. Закончил где-то в провинции театральный и явился покорять Москву.

— Покорил? — поинтересовался Кристиан, забирая у Алены небольшую дорожную сумку.

— Что касается некоторых особ бальзаковского возраста и с крутыми финансовыми возможностями, то здесь он проявил гениальные способности. Что касается актерского ремесла... я поначалу купилась на его внешние данные, хотя у меня в труппе один такой «секс-символ» уже имеется. Но постарше. А мне нужен был этакий Дориан Грей. Взяли его на договор. Но через полгода расстались.

— Бездарный оказался?

— Да нет... Парень он способный. Но абсолютно разбалансированный. Ни школы, ни внятных представлений о том, что есть театр и актер внутри этого организма... ни совести, ни порядочности. Тут же начал крутить романы со всеми телевизионными каналами, набрал халтур, прогуливал репетиции, врал как сивый мерин. А потом познакомился с кинодивой лет шестидесяти из Австрии. Она оказалась и продюсером, и сценаристом и собиралась снимать фильм как режиссер. Пришел ко мне отпрашиваться на съемки. Поговорили по душам. Со свойственным ему цинизмом запросто признался, что не может себе позволить упустить богатенькую тетеньку. Я ему пожелала удачи, предварительно высказав все, что я по этому поводу думаю. Потом слышала, что с австриячкой у него случился облом. Видно, наш «милый друг» совсем заврался... А уж как он Тину подцепил на крючок, не знаю...

— Женевьева познакомила. Я рассказывал о ней.

— Да, помню. Балерина. Ну что ж, та, видно, умней оказалась. Ладно. Это жизнь... Не расстраивайся. Судя по лицу Тины, возможно, это именно то, что на данный исторический момент ей необходимо. Уверена, что ее психиатр примет ее обратно и подлечит нервный срыв, до которого еще будет медовый месяц... И потом, чем черт не шутит! А если это любовь?

Кристиан ничего не ответил; они подошли к припаркованной на стоянке машине, и он уложил сумку Алены в багажник.

— В конце концов этот Игорь Хохлов не пень же бесчувственный, — продолжала Алена.

— Но Тина намного старше. Она ему в матери годится, — поморщился Кристиан.

— Любовь такие мелочи даже не принимает в расчет. Возраст? Чепуха! Они оба красивые люди... Да, кстати. Николай Потапов, тебе уже небезызвестный, влюблен по уши в женщину, которая не только старше, но и физически отнюдь не совершенство... Я имею в виду Веронику.

Кристиан так резко затормозил, что Алена чуть не врезалась лбом в стекло.

— Извини... — пробормотал Кристиан.

Алена запоздало пристегнула ремень, какое-то время молчала, периодически бросая исподлобья задумчивые взгляды на побледневшего Кристиана, потом тихо пробормотала себе под нос:

— Два главных героя в одной мелодраме... Тесновато для такого камерного жанра.

— Что? — не расслышал Кристиан и повторил раздраженно: — Что за манера бурчать себе под нос!

— Это не манера, а способ существования в предлагаемых обстоятельствах! — громко и четко прогудела Алена.

— Мы едем к нотариусу? — спросил Кристиан.

— Нет. Сначала мне необходимо повидать старого садовника Жака, задушевного дружбана тетушки Эдит. Мы способны осуществить это?

Кристиан притормозил у обочины, озадаченно потер лоб и произнес:

— Сейчас подумаем.

Старый садовник Жак сильно сдал после смерти своей хозяйки. Его начала мучить одышка, в глазах темнело, когда он наклонялся, чтобы подвязать куст или сорвать лиловых гиацинтов к портрету мадам, а однажды потерял сознание, работая с газонокосилкой, и Кристиан, несмотря на сопротивление старика, уложил его в клинику. Ничего утешительного обследование не показало — налицо был перенесенный на ногах микроинфаркт, запущенное заболевание почек и тяжелейшая гипертония. Всякая физическая работа была противопоказана.

Кристиан с детства обожал Жака. Высокий, широкоплечий, с большим, всегда улыбающимся ртом, полным крепких белоснежных зубов, яркими голубыми глазами, большим крючковатым носом и сильными огромными руками — он словно сошел с цветной иллюстрации сказок Перро.

«Правда, что наш Жак — добрый волшебник?» — спрашивал тетушку Кристиан, а она отвечала с улыбкой: «Насчет волшебника не уверена, а вот то, что очень добрый — это факт».

У Жака никогда не было семьи, и по наблюдениям Кристиана, он просто всю жизнь был влюблен в свою хозяйку и служил ей самозабвенно и преданно. Муж тетушки Эдит, наследник многомиллионного состояния и потомственный владелец крупнейших сталеплавильных заводов, погиб на охоте, став нечаянно мишенью для своего незадачливого партнера. Ему было всего сорок. Тетушка Эдит, оказавшись вдовой, обрушила всю любовь и нежность на Кристиана.

Сколько помнил себя Кристиан, столько помнил сильного, доброго Жака, «аристократа с крестьянскими корнями» — острого на язык, с живым юмором, поразительным чувством такта и удивительной восприимчивостью ко всем проделкам и авантюрам.

Эти два взрослых настоящих человека изо всех сил старались сделать Кристиана по-настоящему счастливым. И в этом не было даже оттенка жалости к ребенку, так рано оказавшемуся сиротой. Это была любовь.

«У меня было удивительно счастливое детство», — часто говорил Кристиан тетушке Эдит и целовал ее иссохшие к старости, но все равно красивые ухоженные руки с длинными пальцами и ярким маникюром.

Выписавшись из больницы, Жак ни за что не захотел оставаться в усадьбе.

«Ходить по этому саду и не работать в нем — это как страшный сон, в котором ты проживаешь собственную жизнь и не можешь в нее вмешаться», — с грустью признался он Кристиану.

Тетушка Эдит оставила своему другу немалое наследство, и старина Жак уехал к младшему брату, который занимался рыбным промыслом в маленьком поселке недалеко от Ниццы.

Кристиан частенько наведывался в рыбацкий поселок, снабжал Жака необходимыми лекарствами, несколько раз насильно укладывал в клинику для проведения лечения и в общем-то был доволен своим пациентом. Жизнь на берегу моря в переоборудованном на современный лад доме брата шла ему на пользу. И только в прошедшую зиму у Кристиана возникли серьезные опасения за его жизнь.

Предприняв абсолютно авантюрный выход в море в холодный промозглый день с ледяным ветром, старина Жак заболел воспалением легких и несколько дней пролежал в горячке, скрывая от брата, что ему плохо. Когда стало совсем невмоготу, пришлось позвонить Кристиану... Жака еле выходили. В больнице, лежа под капельницей, он смотрел из-под густых нависших бровей на взволнованного Кристиана и ободряюще улыбался своей по-прежнему белозубой улыбкой. «Не волнуйся за меня, сынок, — шептал он хриплым горячим шепотом. — Меня мадам уж совсем заждалась. Так и слышу ее голос — «где ты там замешкался, старый бездельник?» У Кристиана от этих слов падало сердце, горло перекрывал тугой жгучий комок, и он, как в детстве, грозил Жаку сжатым обессиленными пальцами кулаком...

...Кристиан какое-то время сидел молча, бросив на руль руки, и Алена не торопила его. Она понимала, что он сейчас думает не только о том, как скорей доставить ее к старому садовнику. Наверное, ей отказала всегдашняя проницательность, если она пропустила то обстоятельство, что Кристиан влюблен в гувернантку Марии. Впрочем, особенно наблюдать за их взаимоотношениями у нее и не было возможности. После смерти тетушки Эдит она только трижды была в их доме. Один раз, когда рожала Ксюша, но ни о какой гувернантке тогда и речи не было. Потом... Марии было два годика... в Париже были гастроли театра, но она жила вместе со всеми в гостинице и только забегала несколько раз...