Мисс Шарлотта Хейден

Мой брат Джордж, а это был он, ударил Шада в лицо. Я никогда не видела, чтобы били человека, во всяком случае, так (хотя слышала – брат без умолку рассказывает о своей боксерской доблести любому, кто имел несчастье оказаться рядом), и удивилась звуку удара, сочному, хлесткому, и тому, как Шад рухнул на землю.

– Дура! Ты погибла. – Схватив за руку, Джордж потащил меня к дому. – Дьявол, теперь ты должна выйти за него замуж!

Я пытаюсь вырваться.

– А если я не хочу? Отпусти меня, Джордж, болван ты этакий.

– Не называй меня по имени, – рычит он. – Позволить вольности этому повесе. Мужчине, которого ты едва знаешь...

– Довольно, – раздался за спиной холодный, но спокойный голос. Шад снова на ногах и стряхивает с сюртука траву. – Не бойтесь, Хейден, я поступлю благородно. Мисс Хейден, могу я?..

– Я пошлю к вам своего секунданта, сэр, – продолжает бушевать Джордж. – Вы оскорбили мою сестру.

– Прекратите, вы оба! – Я, наконец, освободилась от хватки Джорджа. Ох уж эти мужчины! Если Джордж настоит на своем, он потащит Шада в какое-нибудь уединенное место, где они исполнят странный мужской ритуал, пытаясь продырявить друг другу головы, и все это из-за одного поцелуя! Я знаю, что любой выбранный братом секундант, задача которого помирить противников без кровопролития, будет столь же кровожаден, как Джордж. – Это был всего лишь поцелуй. И нас никто не видел. Джордж, не говори, что сам никогда ничего подобного не делал. Я возвращаюсь в дом.

Я убегаю от них и поднимаюсь по ступенькам, с которых свалилась несколько минут назад. Свет из бального зала заливает террасу, и я вижу, что мое платье все в пятнах от травы. Я-то знаю, как они появились, но многие подумают о худшем. Пока я раздумываю, войти в зал или нет, на террасе появляется мистер Гарри Данбери, самый скверный лондонский сплетник, он подносит к глазам лорнет и ухмыляется.

Позади меня останавливаются Шад и Джордж: брат потирает разбитый кулак, а лицо виконта и жабо его рубашки в крови.

Случившееся слишком очевидно.

Мистер Данбери кланяется и исчезает в бальном зале.

– Проклятие, – говорит Джордж. – Я руку повредил.

– Так тебе и надо, – отвечаю я.

– Приложите лед, сэр, – советует Шад, а затем кланяется: – Я заеду к вам, мисс Хейден. Мистер Хейден, к вашим услугам, сэр, – говорит Шад и исчезает в темноте.

Тем временем больше десятка человек сочли необходимым прогуляться по террасе – все больше шепота и любопытных взглядов.

– Если Шаддерли не приедет, я убью его, – самодовольно объявляет Джордж им на радость.

– Придержи язык, – шиплю я. – Не устраивай спектакль. У тебя никакого стыда нет.

– Оставайся здесь. Я должен просить Тома Хейла быть моим секундантом.

– Не лучший выбор, Джордж. Том поцеловал меня накануне Нового года.

– Что?!

– Несколько раз.

– Где?! – гремит Джордж.

– За конюшнями. – Полагаю, брат имеет в виду местоположение, а не части моего тела. – Джордж, пожалуйста, прекрати орать. На нас все смотрят!

Но Джордж рычит на меня и грозит изгнать из семьи, если я хоть пальцем шевельну. Он исчезает в бальном зале, чтобы отыскать родителей и сказать им, что моя репутация погублена.

Чудовищность моего поступка начинает доходить до меня, когда я замечаю, как на меня поглядывают и демонстративно поворачиваются спиной, слышу смех и едкий шепот.

«Явно замуж не выйдет... не во вкусе Шада... поединок... опозорена... полно денег... кузина куда симпатичнее... потрясающе...»

Я желала сойти с брачного аукциона, но не так. Учитывая выбор джентльменов, я особенно не хотела покидать брачную ярмарку, выходя замуж неизвестно за кого, и, конечно, я не хочу выходить замуж из жалости. Как сказал Шад, он поступит благородно, но я не знаю, что он имел в виду. Он убьет моего брата? Или позволит Джорджу убить его? Или это касается лично меня и связано не с пистолетами и шпагами, а с браком? Он женится на мне по обязанности, из жалости или... О Господи! Да я сама его убью!

– Боже, какой скандал! – Появление матери прерывает мои нечестивые размышления. Ее модное платье в сочетании с пафосом в голосе приобретает вид костюма для трагической пьесы. Мама разражается истерическими слезами.

Кошмар. Теперь мы еще больше позабавим зрителей.

– Принеси матери бренди, – говорит Джорджу отец.

– Мне тоже принеси, пожалуйста, – прошу я.

– Хватит с меня твоей дерзости! Чтобы ноги твоей больше не было в моем доме! – кричит отец к радости аудитории.

Мама давится слезами.

– Могу я зайти домой хотя бы сменить туфли? Эти не годятся для тротуаров Стрэнда... – отвечаю я.

Отец рычит на меня, и я вижу в его глазах слезы.

– Скажи, он воспользовался тобой? – Отец разглядывает пятна от травы на моем платье.

На мой взгляд, это я использовала Шада в своих интересах, но, кажется, неблагоразумно говорить об этом.

– Я в полном порядке, папа, – говорю я, надеясь, что это его успокоит.

Джордж возвращается с горстью льда в поврежденной руке и со стаканчиком бренди в другой. Схватив кусочек льда, я бросаю его матери за шиворот. Она, задохнувшись, обрывает рыдания.

– Теперь, надеюсь, мы можем прекратить развлекать свет и отправимся домой? – спрашиваю я.

* * *

Скажу только, что поездка домой и последовавшая за ней сцена в гостиной были не из приятных.

Зевающий слуга в парике набекрень подал чай и графин бренди. Мой брат, все еще разгневанный, послал лакея с запиской к мистеру Хейлу, чтобы мужские правила приличия были соблюдены.

Мы ждем. Мое предложение лечь спать – все равно ничего не изменишь – встречено с каменным видом. Сколько нам ждать, прежде чем мы сможем признать Шада гнусным соблазнителем, кем он, несомненно, является, и удалиться в кровать?

Раздается решительный стук дверного молотка. Мы слышим краткую беседу между нашим лакеем и каким-то джентльменом, с такого расстояния невозможно определить, Хейл это или Шад.

Это Шад. Он входит в нашу гостиную, где я развлекала его всего несколько часов назад. К моему разочарованию, он не закутан в черный плащ, как злодеи в пьесах. Он обращается к моему отцу, совершенно игнорируя меня:

– Мистер Хейден, я прибыл просить руки вашей дочери.

Конечно, меня спрашивать ни к чему. Я лишь статист в этой драме, обиженная дева, вернее, усталая и злая.

Мой реверанс настолько минимален, насколько это возможно.

Отец кивает, и они с Шадом уходят обсудить дело в тиши кабинета.

Джордж, отчаянно зевая, предлагает маме лечь спать, и она, опустив глаза и промокая их носовым платком, покидает комнату.

– А ты останешься здесь, – добавляет он.

– Зачем?

– Шаддерли захочет поговорить с тобой.

– Почему ты так думаешь?

Он едва обратил на меня внимание.

– У тебя вообще нет никаких представлений о приличиях? – рычит брат.

Я смущенно пытаюсь припомнить, как должны вести себя девицы в подобной ситуации. Похоже, все, кроме меня, знают роль, которую мне надо играть.

Вернувшиеся в гостиную отец и Шад застают меня за совсем неизящным зевком, таким, что можно проглотить невинного свидетеля. Я закрываю рот, моргаю и пытаюсь подняться, забыв, что поджала под себя ногу.

– Виконт желает поговорить с тобой, – объявляет отец.

– Прекрасно, – ворчу я.

Шад и отец раскланиваются. Я пытаюсь взглядом заставить Джорджа остаться, но это бесполезно. Меня оставили наедине с негодующим виконтом.

– Мы обручены, – говорит он.

Даже не знаю, что на это ответить, кроме слабого «О!».

– Мне нужно привести в порядок лондонский дом. Сейчас я остановился у сестры, полагаю, вы это знаете. Затем мы в течение недели поженимся по специальному разрешению.

– Но я не хочу выходить за вас, сэр. И вы не хотите жениться на мне.

– Моя честь требует этого, мэм! – восклицает виконт. В его гневе есть что-то захватывающее, и я снова не могу не пожалеть, что он не надел какой-нибудь готический костюм. Тогда это заявление прозвучало бы куда эффектнее.