Чем обеспечивается «воля»? Не хитрыми ли маневрами вокруг принципа удовольствия? Диктатура Супер Эго должна быть более-менее по кайфу. Ну, например: чтобы перестать быть наркоманом — нужно знать, ради чего тебе перестать. То есть должен быть более-менее интересный способ существования, представленный в твоем «удовольствии». Не какой-то смысл, долг и т. п., а скорее ценность и интересность. Тогда есть шанс. Должно сооружать территорию некоего удовольствия, пропуском куда будет смирение твоего бессознательного. То есть это вопрос, прежде всего, разумной стратегии, хитрости практического разума. Окружающие будут звать это волей.

Мало сочетаемое и по жизни, и по уму — принимать подарки и принимать решения. Проститутки в этом смысле последовательны. Феминистки тоже последовательны. Нормальные женщины — не всегда.

По Жану Бодрийяру, рабов вообще создала халява. Первый раб не тот, кому пригрозили смертью, и он подчинился. А тот, которому подарили жизнь — и он не нашелся, чем отплатить. Потлач, символический обмен. Ты мне корову, я тебе корову, потом ты мне три коровы, а я тебе — ничего; и дальше я конкретно-исторический лох со всеми вытекающими следствиями. Проигравший — бессрочная жертва негасимого долга. Это идеальная модель рабства. Преступники, военнопленные, должники — все они политические нелюди с отсроченным приговором.

Время не отменяет «символический обмен». Потлач продолжается. Если тебе дарят, даришь взамен, или теряешь политические права. Требовать подарков и одновременно требовать прав — идти каких-то глубинных законов. Претенциозно. Некрасиво. К тому же — вряд ли что-то получится.

Выбери свое, успокойся на этом.

Кто тебя ужинает, тот тебя и танцует. Все правильно. Не так танцует — ужинай сам.

Помни про потлач, откупоривая халяву…

«Думать лишь о том, что подразумевало бы действие, следующее из мышления». Услышал это в жанре правила.

А это даже не правило, которому надо следовать. Это констатация. Оно уже так.

Люди думают — почему?

Не знают, как им жить дальше. Вообще не знают, как жить. Только дураки знают — раз и навсегда.

Наркоманов, педофилов, воров, бандитов, маньяков — всех могу как-то понять. Не простить-полюбить, сугубо понять: как дошли до жизни такой. Не могу понять — любителей писать SMS. Самый неэкономичный, самый дурацкий способ общения — за всю историю цивилизации (понятно, что сейчас утрирую, но все-таки: прикиньте количество байт в единицу времени в информационную-то эпоху). Как они дошли до такой перверсии? Что за излом судьбы?

На летней школе девочка мне говорит:

— Вот вы, Саша, совершенно не психолог, я погляжу…

— Не психолог, точно…

— А давайте я вам по почерку погадаю?

— Где-то училась?

— Да нет, я сама. Но обычно сходится.

Потрясающие девочки — в летних школах. И мальчики.

Мир спасут популяции, выведенные в резервациях.

Больше все равно некому.

Называю это «катакомбной культурой».

«В споре погибает истина».

С некоторых пор стараюсь держатся этого правила.

Жить стало немного проще.

И совсем чуть-чуть — безнадежнее.

Но не надо спорить. Человек напротив либо дурак, либо на иной аксиоматике.

К тому же спорить неинтересно. Интересно учиться, или учить, или просто наблюдать. Не способные к первому, ко второму и к третьему — спорят.

Особый вид людей, пришедших в неадекватность, легкую или полнейшую — от столкновения своей изумительной адекватности и совершенно жутких, диких, неадекватных вещей. Страна и эпоха — к вашим услугам. То есть заточка на нормальные обстоятельства, в условиях провисания любой нормы чреватая неврозом, или чем похуже… Таких людей — видно. Иногда они кажутся само-виноватыми («не знаешь, где живешь?»). Иногда им хочется ставить памятники. По настроению, видимо. Или, как это ни подло, по обстоятельствам: своим собственным.

В учебных целях можно предлагать следующее упражнение: выписать 100 близких вам явлений, и 100 ненавистных. Неважно, что напишут. Тест на самоопределение.

У каждого таких вещей сотни и сотни. Но большинство зависнет с заданием. Всерьез и надолго.

Не зря давали.

Условиться бы о некоем абсолютном ругательстве, страшнее которого ничего нет. После которого все уже ни о чем. Чтобы закрывать им интернет-полемику, и не месить говно в ступе.

Что значит — «оскорбить»? На каком языке это делается, у людей ведь разные языки? Когда «засчитывается»? Если гопа взять и назвать «мерзавцем» — он же даже не расхохочется; он охереет, как если бы ему обронили «сударь-с». Слово не найдет себя в тезаурусе адресата и совершено неприменимо. Но равным образом оно должно быть и в тезаурусе отправителя, с той же самой функцией.

Когда я был маленьким и вовсе невинным, я назвал кого-то «хуйней». Я не знал, чего это такое. Какого рода и корня. Просто впервые услышал новое слово. Адресат как-то понял, что я сам не понимаю послания — и все обошлось.

То есть первое условие: чтобы полноценно оскорбить человека, надо сделать шаг ему навстречу, в его мир, в его слова (высший пилотаж, конечно, утянуть его в свое пространство, в мир своих значений, — по полной проименовать его там, чтобы он понял, кем именно — но благий синтез образовательной услуги и оплеухи требует ряда условий… например, учитель может отчитать ученика так, что он узнает одновременно — и новые смыслы, и что он урод — но не все же твои ученики). Короче, бросьте ваш испанский, ругаясь с русским. Отсюда, кстати: возможна принадлежность сторон к настолько непроницаемым мирам, что им нечем оскорбляться. Люди с тараканами могут досаждать друг другу — но, конечно, не оскорблять. А если ты считаешь кого-то тараканом (или он тебя)? Высшая степень не держания кого-то за человека исключает возможность рассказать ему о том… Его можно только как таракана… Морить… Или там не замечать…

Второе: адресатом оскорбительного послания является не столь оскорбляемый, сколь гипотетическое третье лицо, перед которым тот и унижается (даже если никого рядом нет). Именно гипотетическое третье лицо — средоточение гипотетического понимание, которым вы понимаете друг друга с… назовем его конфликтером. Оба чего-то делают, подразумевая общего всем хозяина дискурса, перед которым и выкаблучиваются.

А если ты не веришь в общего всем хозяина дискурса? Хотя бы в силу того, что он — фигура воображаемая, и, значит, в вере нуждается?

Тогда ты, ясно дело, теряешь общий язык с конфликтером: но кто тогда победил в конфликте?

Или хозяина дискурса нельзя потерять?

А как же сумасшедшие? Человек может счесть, например, что слово «сетка» — жуткое оскорбление, много оскорбительней уебана и хуипута, что «сетка» — это предел. Чтобы такое «смыть», надо только зарезать.

Положим, вы знаете, что такое для него «сетка». Вы — «сетка». Вас так назвали.

Что с этим делать? Ну понятно: звать санитаров… А если у него есть друг-псих, которому «сетка» тоже значима? Санитары справятся с двумя?

Хорошо. А если это целая «секта»? Если «сетку» употребляет тысяча человек и вы на их территории?

Будете обижаться и отвечать? Хорошо, но тогда назовите роковое число, с которого начнете. С одного — не будете. С двух? С трех? С пятнадцати?

Честный ответ тут, что начать обижаться надо либо с одного, либо с двух. Три уже ничем принципиально не отличаются. То есть — санитары отменяются? Будете играть по правилам психов, как только они появятся?