А вот бюрократии, олигархии, «слугам народа» — нужна, конечно же, Родина. Но «слуг народа» нет. Есть хорошие и плохие хозяева. Плохие хозяева — это те, которые «слуги».

«Национализм» можно обернуть в пользу, и самый простой смысл тут — оглашается длинный-длинный список акционеров (все французы — акционеры Франции), и говорится, что вот его интерес.

«Патриотизм» это когда служение и жертвенность есть, а «список акционеров» не предъявлен. Кидалово.

Ничего, кроме договора

Известны, в общем-то, как формула долга, так и формула свободы.

«Поступай так, чтобы максима твоих поступков могла лечь в основу всеобщего законодательства». Кажется, так оно? «Свобода как творящая причина самого себя». Многие считают, что формулы не сочетаются.

Однако попробуем покрутить нравственную формулу. Формула скорее про то, чтобы не делать зла, чем про то, чтобы делать добро. К подвигам и любви человека нельзя обязать, так и он не вправе на них рассчитывать, выдвигая к миру ожидание как требование… Все, на что человек вправе рассчитывать от мира, можно редуцировать к двум условиям — отсутствию агрессии и соблюдению договоров. На что ты вправе рассчитывать, то ты и должен. Конкретика уже произвольна. Различные соцпакеты, гарантии или их отсутствие — это уже как договорилось. Любые «гарантии» («пенсия от государства», «сыновний долг») можно свести к «соблюдению договоров». В этом обществе по умолчанию или, наоборот, черным по белому прописан такой вот Общественный договор, где есть такая-то социальная гарантия или такая-то традиционная ценность. Здесь и сейчас.

Заметим на полях, что чем меньше традиционных ценностей, тем больше нужно социальных гарантий. Как раз с пенсией это хорошо видно: если дети ничего не должны старикам, то им тогда должно государство, и т. д.

Значит, отсутствие агрессии и договор. Что значит — агрессии? Давайте так ее понимать, формально: не разрушение чужой сложности (частным случаем чего будет не нарушение прописанного в Уголовном Кодексе). Можно, кстати, нарушение договора свести к агрессии, дал гарантию, и не выполнил — это обман, а обман агрессия самая настоящая, ложь ведь разрушает чужое.

Но большим формальным совершенством будет сведение отсутствия агрессии к договору. Напомним, что чем формальнее — тем оно лучше. Цивилизация держится на форме.

Почему так будет формальнее и как оно вообще будет? Касательно того, что есть «агрессия», могут быть еще разночтения. Два человека подрались — агрессия? Казалось бы, да. Ну а если оба хотели немного подраться, если драться — их путь самореализации, и соперники были по сути партнерами, как оно говорится, спарринг-парнерами? А мат — агрессия? В одних контекстах переход на мат несомненно агрессия, в других все нормально, не обидно. Как правило, надо спрашивать — считает ли это нормой тот, кому это предложили? Подраться, поматериться, потрахаться под кустом? Если не возражает, то зла-то нет. То есть агрессия определяется конвенционально, и тут мы выбираемся именно что к договоренностям. По сути, форма любого преступления — сделать то, на что нет согласия у той стороны, с которой делается (если делается не с ней, то согласие не требуется — напомним для поборников морали, от которых, как известно, стонет нравственность).

Все, что человек может сделать плохого, сводится к нарушению договоренностей, если понимать под ними договора подразумеваемые, неписаные, имплицитные. Например, соблюдение правил вежливости, принятых в данное время в данном месте. Не нарушение того же УК.

Можно, при желании, все неписаное сделать писаным, все скрытое — очевидным. Чтобы человек явным для себя образом подписывался на соблюдение правил. С возможностью и не подписываться, конечно. Например, получение паспорта означало бы — и это акцентировалось! — что человек в этот день заключает договор с обществом, по которому принимает и обязуется блюсти текущие законы. Их приняли до него и за него, но он ставит подпись, если ему нужны другие законы — он может создать себе иное общество, из самого себя, для начала, состоящее. Не взять паспорт, кинуть его в лицо законникам. Да, конечно. Его право.

После этого он — в рамках текущего общества людей — обретает интересный юридический статус, ближе к статусу животного, нежели человека. Человек, не принявший паспорт, удаляется, положим, в лес. И живет там. Его жизнь охраняется чем-то вроде занесенности в Красную книгу, убить его — несет плохие следствия для убийцы, но существенно иные, чем убийство члена общества.

А если этот «сам-себе-общество» сам начнет убивать, воровать или гадить? С ним расправятся, но по иному принципу, чем с преступником-человеком. В строгом смысле, такой одиночка — не преступник вообще. Его действия не считаются преступными, он совершенно невинен, просто его надо скорее истребить (или как-то иначе обезвредить, именно убивать не надо, просто дешевле обычно убить), как надо истребить волка, таскающего овец. Если же овец таскает преступник, с ним несколько иная процедура, его тоже могут приговорить к смерти, то это принципиально иное.

Нет никакого преступления, пока нет закона, и нет никакого закона, пока чел не подписался. Можно, повторю, не подписываться. Ни на Уголовный кодекс, ни на внутренний распорядок фирмы, ни на устав монастыря, ни на другой устав, вольному — воля. Подписка идет как сделка. Человек, подписавшись на ограничение свобод, навешивает на себя пассивы, но взамен получает доступ к активам, чья ценность перевешивает. К примеру, если на закон подписаться, то закон начинает тебя охранять. Чем больше обязательств, тем больше прав. Ради них и заключаются договоры.

Теперь вернемся к началу. В нашей картине все ограничения, лежащие на человеке как его долг, оказываются следствием его же решения. Но ведь это и есть свобода!

Известна такая, очень древняя, философическая подъебка, в общем виде звучит так: а может ли всемогущий Бог нарушить закон, который сам создал как нерушимый? Любой ответ якобы указывает на отсутствие всемогущества. Если говорить строго: на несвободу того, кто свободен по определению.

Есть грамотный ответ на вопрос: теперь уже нет. Вот именно так звучащий. Бог свободен абсолютно, здесь нет предела. Просто люди склонны понятийно путать свободу и независимость. Независимость это когда «делаю сейчас, что хочу, без ограничений». А свобода это «когда я причина самого себя». В чем разница? Если мое хочу ограничено моим же решением, бывшим ранее, с моей свободой все в порядке.

…Так же, по образу и подобию, устроятся люди. А куда они денутся?

Базовый грех

Можно ли свести все «плохое», что может натворить человек, к некоему единому знаменателю? К некоей именно праформе плохого и людям вредного?

Ведь, как известно еще Канту, по содержанию-то собственно ничего плохого и нет. Поясню на примерах, чем грубее, тем лучше. Не обязательно «плохо» бить человека ногой в лицо, лгать, совокуплять 13-летних девочек и мальчиков, воровать и т. д. Даже и убивать совершенно незнакомого и ничего тебе не сделавшего дурного человека.

Оправдание просто. А если он сам этого хотел? Ну хотели два человека подраться, например, так же бывает? А некоторым, это все знают, но все равно скажу по секрету — очень нравится война, да. Некогда пил в Подмосковье с ветераном двух чеченских кампаний, он говорил — да, был кайф, здесь все херня и скука, а там — это да, будет война — снова поеду. Я не уточнял, что приятнее — убивать или рисковать быть убитым, да и незачем, да и глупо такое уточнять, «война» это комплекс того и другого, и некоторым нравится, да. И процент таких людей в двух достаточно многочисленных нациях найдется вполне достаточный, чтобы устроить небольшую войну ко всеобщему удовольствию (просто надо, чтобы в зону военных действий не попали случайные люди, то большинство, которому война на хрен не сдалась, воевать где-нибудь на необитаемом острове — и будет всем счастье).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: