Вплетаю ещё пару цветов, закрепляю венок тонкой лентой ткани оторванной от подола платья — всё равно его вчера успел знатно потрепать огонь. Цветы за ночь совершенно не завяли, казалось, будто они лишь пару минут назад сорваны с куста. Наверное, мне действительно пойдёт венок из лилий, светлые лепестки будут красиво смотреться на тёмно-каштановых волосах, в которых играют пламенные блики.

Венок вытащили из моих пальцев и осторожно опустили на голову, потом губ коснулся мимолётный поцелуй. Я улыбнулась, разглядывая заспанное лицо Рина — такое родное, самое любимое.

— Моя лилия… — шепчет Быстрокрылый, а я улыбаюсь, обнимаю его крепко, проводя пальцами по спине.

— Рин? — замерла, касаясь самыми кончиками тонких шрамов на лопатках.

Ночью я была пьяна им, не замечала ничего, кроме чувств и поцелуев, кроме безумия, накрывшего нас с головой. К тому же, я понимала, что за пять лет на войне кожа Быстрокрылого обязательно должна покрыться шрамами. Битвы — не самое безопасное, что можно придумать! Но спина, она неприкосновенна для тиийцев, там ведь наши крылья, вся магия…

А парень улыбается грустно, протягивает руку к венку на моей голове… Лилии, почему он вчера начал говорить о них? Только спрашиваю другое:

— Быстрокрылый, зачем ты вернулся сюда? Война не закончилась, даже перемирия не ожидается…

— К тебе, — спокойное пожатие плеч. — Какая разница, есть война или нет, когда Иоанна заперта в одиночестве в этом городе? Это чистая правда, я скучал.

Пальцы легко проводят по щеке, но я не позволяю себе забыться и сейчас. Отрицательно качаю головой, требуя другого ответа.

— Хорошо, не зачем — почему ты вернулся?

В душе неприятное предчувствие. Если отпустили, значит, не нужен больше был, а когда бы парень вновь смог стать ненужным? Только если…

И в подтверждение моим догадкам, Быстрокрылый поворачивается спиной, позволяя увидеть два светлых шрама на смуглой коже, как раз там, где материализуются крылья. Воздушные крылья моего мальчика, обожающего небо.

— Знаешь, эти цветы… — слова разбивают тишину, только почему же они опять о лилиях? — Чтобы прижиться в условиях нашего мира, они смогли защитить свои стебли шипами, стали расти большими кустами, но в то же время наши лилии привязаны. Если не достать отросток, не пересадить куст, он так и будет цвести на одном месте — это плата за полученное. Шипы — защитная реакция, она помогает цветам, но даже за такое обязательно нужно чем-то заплатить.

Я не понимала к чему клонит Рин, при чём тут плата? Но продолжала слушать, обнимая его со спины, пытаясь перенять все чувства.

— Так и у нас есть какая-то «защита» и «цена» за неё. У тебя, например, огненные крылья, божественный дар, но именно они приковывают к этому городу.

Кивнула, соглашаясь, ведь он выразил именно те мысли, что крутились у меня в голове вечером. Парень, наверное, ощутил моё движение спиной, потому что продолжил:

— Да, у меня нет теперь крыльев, но я и не жалею. Потерять их — своеобразная защита. Я хотел сбежать обратно, но на план по «выращиванию шипов» ушло целых пять лет… Без сил я бесполезен там, — он смеялся, но мне это казалось простым сотрясением воздуха. — Зато, пожалуй, нужен здесь.

Рин крепко сжал мои заледеневшие от таких откровений пальцы. Бешено стучало сердце, но невозможно было понять — его или моё. И даже птицы прекратили свою песнь, замолчав на время, чтобы оплакать крылья тиийца, который любил небо больше жизни.

— Не думай так! — будто бы действительно мысли читал.

— Как так? — произнести получилось глухо, болезненно.

— Я обожал скорость и небо, но в жизни есть и другое, что безумно люблю… У наших врагов есть одноразовые камни-артефакты, они могут «запечатать» крылья и силу тиийца. Но это не оружие.

— В смысле? — он опять говорил загадками, и это злило вспыльчивую меня.

— Ты ведь хочешь свободы? — Рин максимально повернул голову, пытаясь поймать мой взгляд. — Хочешь сломать оковы, удерживающие в этом городе?

— Я…

— Этот камень, мы сами должны его использовать. Только собственная воля может запечатать нашу силу.

Я вздрогнула, понимая, наконец, весь смысл слов самого дорогого мне существа. Освободиться от силы, забыть о том, что мощь моих крыльев должна служить городу, но и потерять возможность летать, касаться облаков кончиками пальцев…

— А ты? — мне важно узнать этот ответ, услышать его мнение.

— Это твоё решение! Своё я уже принял, крыльев не вернуть.

— Нет, что сделаешь ты, если я не смогу расстаться с небом?

В душе тугим комком свернулся страх, просто нереальный, леденящий кровь. Не хочу отпускать Рина опять! Ведь он не друг, он… я просто не смогу без него…

— Я оставил воздух, чтобы быть рядом с тобой.

И после таких слов не могу уже сдерживать слёзы, прокладывающие дорожки по щекам. Быстрокрылый…

На каминной полке уже несколько месяцев лежит венок из белых лилий, цветов, ставших для меня примером жертвенности. А внутри венка, скрывшись под светлыми лепестками, покоится небольшой прозрачный камень, который сияет по ночам серебристо-голубым цветом, будто глаза тиийца, некогда носящего гордое прозвище Быстрокрылый.

Нет, это не тот венок, который я плела в ту памятную ночь. Его Рин пустил вниз по реке, будто маленький кораблик, а когда он скрылся за поворотом, унесённый течением, парень заметил — к счастью. Говорят, это у людей традиция такая была…

Данный же венок я сплела чуть позже, просто хотела, чтобы было что-то напоминающее о ночи, переменившей нашу жизнь. И камень-печать, принесённый любимым, я тоже оставила.

Может быть, когда-нибудь я смогу решиться заполучить полную свободу, потому что, кажется, уже сейчас начинаю понимать — есть кое-кто, кого я люблю гораздо больше неба.