Затем гости расселись во дворе дома старосты деревни и стали пить чай и есть фисташки. Вскоре к ним начали подходить некоторые из местных жителей. Они предлагали свои услуги для проведения раскопок и интересовались, сколько при этом им будут платить за каждый день работы. Ахмед – при активном участии Пико – стал оживленно с ними по этому поводу торговаться.

В десять часов вечера деревня погрузилась в тишину. Местные жители вставали с восходом солнца, а потому и спать они ложились довольно рано.

Клара и Ахмед проводили Пико к его палатке. Они тоже намеревались на следующий день встать на рассвете.

Затем они в полном молчании направились к руинам древнего здания, которые так и притягивали их. Они присели на песок, прислонившись спинами к глиняным стенам дворца, построенного тысячи лет назад. Ахмед прикурил сигарету для Клары и еще одну – для себя. Они оба курили, хотя и клялись каждый день, что курят в последний раз, зная при этом, что клятвы так и останутся всего лишь благими намерениями. В Ираке не проводилось таких шумных кампаний против курения, как в США или Европе, и, соответственно, никто не «капал курильщику на мозги». Впрочем, женщины в Ираке курили только дома или в скрытых от посторонних глаз местах, но ни в коем случае не на улице. Клара обычно следовала этой традиции.

Ночное небо казалось покрывалом, расшитым сверкающими звездами. Клара закрыла глаза и попыталась представить себе, каким было это место три тысячи лет назад. В окружавшем ее безмолвии ей почудились сотни женских, детских, мужских голосов. Крестьяне, писцы, правители… Все они промелькнули перед ее внутренним взором – такие же реальные, как и эта ночь.

Шамас. Каким он был? Авраама – отца многих народов – она представляла себе человеком, ведущим полукочевую жизнь, пастухом, который жил в шатрах, бродил по пустыне со своими козами и овцами, спал под открытым небом в такие же звездные ночи, как эта.

У Авраама, наверное, была большая седая борода и густая спутанная шевелюра. Он был стариком – да, Клара представляла его именно старым человеком, – с величественной осанкой, внушавшей уважение всем, кто ему встречался на пути.

В Библии он был изображен человеком проницательным и суровым, способным вести за собой не только стада животных, но и толпы людей.

Но почему Шамас дошел вместе с родом Авраама до самого Харрана, а затем вернулся? Ведь именно такое предположение можно было сделать, исходя из записей на табличках, найденных здесь, в Сафране.

– Клара, проснись! Пойдем, уже поздно.

– Я не сплю.

– Да нет, уже спишь. Вставай, нам пора идти.

– Иди один, Ахмед, дай мне посидеть здесь еще немного.

– Уже поздно.

– Еще нет и одиннадцати. Солдаты рядом, поэтому со мной ничего не случится.

– Клара, пожалуйста, не оставайся здесь одна.

– Тогда и ты останься. Давай еще посидим в тишине. Или ты хочешь спать?

– Нет. Я выкурю еще одну сигарету, и затем мы пойдем. Договорились?

Клара ничего не ответила. Ей хотелось подольше здесь побыть, ощущая спиной прохладные глиняные кирпичи.

Илия обнял Шамаса. Мальчик отправлялся в путь вместе со своими родичами, и его учителя охватило смешанное чувство – и печали, и облегчения. Ему так и не удалось приучить этого ребенка к дисциплине. Шамас был, безусловно, умным мальчиком, однако никак не мог заставить себя сконцентрироваться на том, что его не интересовало. Илия, скорее всего, больше никогда его не увидит, хотя род Фарры уже не в первый раз отправлялся на север в поисках пастбищ и новых возможностей для торговли.

Некоторые из собравшихся в путь людей говорили, что на этот раз они, возможно, пойдут вдоль берега Тигра, чтобы добраться сначала до Ассура, а затем и до Харрана.

Однако куда бы они ни направились, пройдет много времени, прежде чем они вернутся, к тому же вернутся, наверное, не все.

– Я буду помнить то, чему ты меня учил, – пообещал Шамас.

Илия ему не поверил. Он знал, что многое из того, чему он пытался обучать Шамаса, не осталось у того в памяти, потому что на многих занятиях Шамас его попросту не слушал. Тем не менее Илия дружески шлепнул Шамаса ладонью по спине и дал ему несколько палочек для письма, сделанных из тростника и кости. Это был подарок ученику, которого Илия вряд ли когда-нибудь забудет, ибо тот в свое время доставил ему довольно много хлопот.

Рассветало, и люди из рода Фарры заканчивали подготовку к долгому путешествию в землю Ханаанскую. В путь отправились более пятидесяти человек – вместе со своими пожитками и стадами.

Щамас поискал глазами Аврама и увидел, что тот идет впереди вместе с Ядином – отцом Шамаса – и другими мужчинами. Никто из них не обращал на мальчика ни малейшего внимания.

Они так и не пришли к единому мнению относительно маршрута движения, и Фарра, которому надоели бесконечные споры, принял решение единолично и объявил, что они пойдут вдоль берега Евфрата, пройдут через Вавилонию, минуют Мари и затем достигнут Харрана, чтобы оттуда отправиться в Ханаан.

Мальчик понял, что нужно подождать несколько дней, прежде чем просить Аврама начать рассказывать о сотворении мира. Сначала им придется приспособиться к кочевой жизни, потому что, хотя они отправлялись в путь уже не в первый раз, вначале всегда возникали определенные трудности, пока люди не привыкали к ежедневным длительным переходам вместе со своими овцами и козами, а также к ночлегам под открытым небом.

Как-то днем, когда женщины носили воду из Евфрата, а мужчины пересчитывали скот, Шамас увидел, что Аврам идет по тропке, вьющейся вдоль реки, и пошел вслед за ним.

Пройдя довольно большое расстояние, Аврам присел на плоский камень возле самой реки и стал с рассеянным видом бросать в реку камешки, лежавшие рядом с ним на берегу.

Шамас понял, что Аврам о чем-то размышляет, и решил, что не будет ему мешать, а подождет, когда Аврам вернется в лагерь, и тогда уже попытается с ним поговорить.

Однако через некоторое время Шамас услышал, что Аврам зовет его.

– Иди сюда и присядь рядом, – сказал Аврам мальчику, указывая на ближайший камень.

– Ты знал, что я здесь?

– Да, ты шел вслед за мной из самого лагеря, однако я понимал, что ты не станешь мне мешать, пока я размышляю.

Ты разговаривал с Ним?

– Нет, Он не захотел говорить со мной. Я этого ждал так и не почувствовал Его присутствия.

– Возможно, из-за того, что неподалеку находился я, – огорченно сказал мальчик.

– Может быть, и так, а может, Ему просто нечего мне сказать.

Шамаса вполне устроило такое объяснение: он считал вполне естественным, что Бог не станет говорить лишь ради того чтобы говорить.

– У меня есть палочки для письма. Илия мне их подарил.

– Так вы все же помирились?

– Я пытался быть хорошим учеником, однако не выполнял все то, что от меня требовалось. Это вовсе не означает, что я не хотел учиться. Конечно же, хотел, но…

– Хочешь быть вместе со своим родом в его странствиях?

– Всегда?

– Да, всегда.

– А я смогу изучить все то, что знает Илия, если буду кочевать с одного места на другое?

– Есть много мест, где ты сможешь получить эти знания. Раз уж Илия теперь далеко отсюда, надо подумать о других учителях для тебя.

– Да. Именно поэтому я и пошел вслед за тобой. Хотел попросить тебя, чтобы ты начал рассказывать мне, как Он создал мир и почему.

– Я расскажу тебе.

– Но когда?

– Можем начать завтра.

– А почему не сегодня?

– Потому что уже темнеет, и твоя мать начнет беспокоиться из-за того, что ты куда-то запропастился.

– Да, ты прав. А завтра в какое время?

– Я потом тебе скажу. Давай вернемся в лагерь.

Но Аврам так и не начал свой рассказ ни на следующий день, ни через два дня, ни через три. Длительные переходы, необходимость ухаживать за скотом, стычки с жителями селений, возле которых путникам приходилось останавливаться на ночлег, не позволили Авраму обрести то душевное спокойствие, которое было необходимо ему, чтобы объяснить Шамасу, почему Бог создал мир. Однако мальчик непрестанно расспрашивал Аврама об этом Боге, более могущественном, чем Энлиль, Нинурта и Мардук, и на протяжении всего долгого пути в Харран Шамас неизменно слышал от Аврама, что нет бога, кроме Него, и что все остальные боги – всего лишь ничего не значащие глиняные фигурки.