Распоряжаясь по своему разумению военными действиями против японцев, генералы Куропаткин, Стессель и Смирнов не находили между собой общего языка, что затрудняло защиту Порт-Артура. «В осажденном Порт-Артуре,— говорил их подчиненный генерал Кондратенко, — нелегко маневрировать силами и оружием, но еще труднее маневрировать между тремя превосходительствами».

Комендант цзинчжоуской позиции генерал А. Фок, сторонник сдачи Порт-Артура японцам, распространял среди командиров свои записки, в которых зло нападал на генерала Кондратенко, героически организовавшего оборону крепости. Друзья Кондратенко, видя возмущение Романа Исидоровича, просили его не обращать внимания на выходки Фока, ибо тот еще в русско-турецкую войну был ранен в голову и «потому немного ненормален».

В октябре 1904 г. из Балтики на Дальний Восток направилась эскадра адмирала 3. П. Рожественского, чтобы помочь Тихоокеанскому флоту в войне с Японией. Во время длительного и сложного перехода эскадры адмирал часто нервничал и при каждой вспышке гнева разбивал свой бинокль о палубу или швырял его за борт. Через три месяца плавания Рожественский послал в Морское министерство телеграмму с просьбой выслать «для надобности эскадры» еще сто биноклей.

Техническое отставание русского флота от японского и неумелое руководство предопределили поражение эскадры Рожественского в Цусимском сражении в мае 1905 г. Раненого Рожественского, потерявшего свой флагманский корабль и едва не попавшего в плен, принял на борт миноносец «Бедовый». Командир миноносца, плохо проявивший себя в сражении, ожидал от сурового и гневливого адмирала особо шумного разноса, но оглушенный поражением эскадры командующий только сказал: «Как нас раскатали!»

Несмотря на неудачные действия военного руководства, российский воин и в японской войне проявлял свой славный и терпеливый характер. Когда врачебная комиссия хотела отправить в госпиталь ефрейтора Носуля, раненного под Шахэ пулей в лоб, тот со слезами на глазах просил оставить его в строю, поскольку ему «еще не довелось сразиться с японцами в штыки». Унтер-офицер Семенов был ранен в правую руку, но продолжал стрелять, после того как пуля попала в левую руку, ухитрялся стрелять, и лишь когда пуля поразила плечо, он, истекая кровью, неторопливо поднялся и побрел в тыл, говоря: «Ну теперь ничего, все равно стрелять уже не могу».

Русский военный теоретик генерал А. Скугаревский в 1909 г. с досадой отмечал, что в звании офицеров Генерального штаба пребывает немало высоких чинов, по сути не проходивших службы в войсках и числящихся в самых различных ведомствах, не исключая городских дум и комиссий по строительству храмов.

Иронизируя о загадках комплектования Генштаба, Скугаревский рассказывал о задаче, которую как-то предложили начальнику германского Генштаба Мольтке его помощники: по агентурным сведениям, в российском Генеральном штабе 200 штатных мест, по списку числится 400 офицеров, при этом до штата недостает 50-ти. Даже великий Мольтке, шутил Скугаревский, с этой задачей не справился.

После того как генерал Жилинский в начале 1914 г. был назначен командовать войсками Варшавского военного округа, освободив пост начальника Генерального штаба, первым претендентом на этот пост видели генерала М. Алексеева. Но военный министр Сухомлинов решительно возражал: «Алексеев не знает языков. Если он поедет во Францию на маневры, как же он будет разговаривать с начальником французского Генерального штаба?» Во главе Генерального штаба был поставлен светский человек — Янушкевич. Уже в ходе войны его пришлось заменить Алексеевым.

В июле 1914 г. стало ясно, что России не избежать войны с Германией. Командующий Балтийским флотом адмирал Н. Эссен нервничал: пора было устанавливать в море минные заграждения, но Петербург молчал. Наконец командующий не выдержал, и Балтийский флот, выйдя в море, завалил минами пространство от Финляндии до Эстляндии. На следующий день из Петербурга пришла телеграмма: «Война объявлена. Быстрее ставьте мины».

Когда весной 1915 г. Балтийский флот проводил боевые учения со стрельбой, командующий флотом адмирал Эссен лично руководил на своем корабле прицеливанием орудий. Первые выстрелы были не очень удачными, и тут послышался голос матроса-дальномерщика: «Целишь неверно! Бери два кабельтова больше». Эссен поморщился, а орудия вновь загрохотали. «Давай, говорю, ставь на два больше,— снова донесся голос матроса,— или опять смажешь!» Штабные офицеры возмущенно заговорили: «Какой-то матрос смеет самого адмирала...» «Он прав»,— сказал Эссен и велел сделать поправку.

После окончания стрельб адмирал вызвал дальномерщика и, подмигнув ему, сказал: «Сукин ты сын! Хвалю за честность. Получи серебряный рубль».

Российские промышленники, занимавшиеся в годы мировой войны снабжением русской армии, как-то пожаловались царю, что их притесняет начальник Главного артиллерийского управления генерал Маниковский. Генерал, сторонник справедливости, оправдывался перед Николаем II:

— Ваше величество, они и без того наживаются на поставках на 300%, а бывали случаи, что получали даже более 1000% барышей.

—  Ну и пусть наживаются, лишь бы не воровали.

—  Ваше величество, но это куда хуже воровства, это — открытый грабеж.

Первая мировая война быстро выявила крупные недостатки в вооружении и организации русской армии. Обсуждая этот вопрос, генерал Янушкевич сказал С. Сазонову, министру иностранных дел:

—  Полагаю, что Россия была не готова к войне.

— В этом нет ничего необычного,— ответил Сазонов.— Разве Россия когда-нибудь к чему-либо была готова? Это для нее обычное состояние — быть всегда неготовой.

Председатель военно-морской комиссии Государственной Думы А. Шингарев летом 1915 г. обращал внимание царя Николая II на то обстоятельство, что назначение на должности командиров дивизий, корпусов и выше производилось в русской армии не по боевым заслугам и талантам, а по старшинству в чинах. Это вело к тому, что на высшие командные посты поднимались, как правило, генералы преклонного возраста, неудачно руководившие войсками. Можно сказать, остроумно замечал Шингарев, что русская армия вышла на войну с хорошими полками, посредственными дивизиями и плохими армиями.

Верховный главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич отличался крутым нравом. В конце 1914 г. Григорий Распутин, скандально знаменитый душеприказчик царицы и многих влиятельных лиц, прислал ему из Петербурга телеграмму, где извещал о своем намерении посетить Ставку верховного главнокомандующего в Барановичах. Ответная телеграмма гласила: «Приезжай, повешу!»