Кроме того, их, вероятно, снабжали и другими продуктами. Геродот, посетивший в пятом веке до н.э. пирамиду Хеопса, пишет: «На пирамиде египетскими письменами было обозначено, сколько редьки, лука, чеснока съели рабочие. И, как я очень хорошо помню, переводчик, который читал мне надпись, объяснил, что на все это было израсходовано 1600 талантов серебра». До сегодняшнего дня эта надпись не дошла, и некоторые ученые сомневались в достоверности сведений, сообщенных Геродотом (сомнение вызывал не съеденный чеснок, а существование увековечившего его текста). Но потом у подножия восточной стены действительно был найден подобный текст, повествующий о сооружении пирамиды. Сохранился он не полностью, о чесноке и луке там нет ни слова, но сам факт этой находки подтверждает слова Геродота.

Не всегда большие строительные работы сопровождались выдачей мяса. Некий судья и жрец, заказавший себе гробницу во второй половине Древнего царства, сообщает, что ее построили ему «за хлеб, за пиво, за одежду, за умащение, за ячмень и полбу большие весьма». Обитатель другой гробницы пишет: «Сотворил я гробницу эту за хлеб и пиво, данные мною мастерам всем, сотворившим гробницу эту, причем также дал я им возмещения в большом количестве весьма добром всяким, потребованным ими, так что славили они ради меня бога за то». Но так или иначе, «хлеб и пиво» были не единственным заработком строителей, и они могли обменять выданное им «добро всякое» на другие продукты. Меновый обмен в те времена заменял куплю-продажу, и египтянин, по крайне мере во времена Древнего царства, шел на рынок не с кошельком, а с товаром, который обращал в нужные ему продукты. На стенах гробниц сохранились сценки, где люди меняют хлеб на лук и рыбу, обувь на пирожки и зерно, бусы и веера на овощи и зерно, палки на зерно, а ларец на рыбу.

Однако вернемся к мясу. Входило ли оно в повседневный рацион бедного египтянина - вопрос спорный (и египтологи действительно спорят на эту тему). Но история Древнего Египта насчитывает три с лишним тысячи лет, и надо думать, что с мясом там бывали перебои, а бывали и годы изобилия. Недаром библейский Иосиф предсказывал фараону, увидевшему во сне семь тучных и семь тощих коров, чередование семи урожайных и семи неурожайных лет.

Во всяком случае, в некоторые периоды мясо было вполне доступным даже для бедняков. Об этом говорят, например, сохранившиеся документы на аренду рабов. Так, некто Месуа, «глава пастухов рогатого скота», старший современник знаменитого царя-реформатора Эхнатона, несколько раз брал напрокат рабынь и расплачивался за это натурой - о чем, к радости египтологов (и авторов этой книги), сохранились документы. Найм рабыни Хенут на четыре дня обошелся ему, помимо зерна и серебра, еще и в шесть козлят. За рабыню Харит, проработавшую у него шесть дней, он отдал, в числе прочего, восьмерых козлят. Трудно представить, что пастух, пусть даже и «глава», нанимал особо квалифицированных рабынь-танцовщиц, массажисток или золотошвеек; скорее всего, это были обычные поденщицы. Следовательно, простая женщина могла заработать в день полтора козленка (не считая упомянутых в договорах зерна, одежды и небольшого количества серебра). Конечно, в данном случае козлят получала не рабыня, а ее хозяйка, но при необходимости и свободная женщина могла работать по найму. Учитывая, что козленок, даже и новорожденный, весит во всяком случае не меньше двух килограммов, надо признать, что мясом простая египтянка могла обеспечить и себя, и всю свою семью.

Когда же у Месуа возникла особая потребность в рабынях и он нанял ту же Харит на целых семнадцать дней, а Хенутна четыре, то он расплатился не только одеждой и восьмью козлятами, но и быком. Сегодня в России даже самый завалящий взрослый бык стоит не меньше пятидесяти тысяч рублей, и авторы настоящей книги могут только позавидовать скромным египетским рабыням - сами авторы ни таких денег, ни такого количества мяса (тем более с учетом одежды и козлят) за двадцать один человеко-день заработать не способны.

Мясо египтяне употребляли самое разнообразное. Во времена Древнего царства была популярна охота, причем дичь не только убивали, но и ловили для откорма в клетках. Естественно, что на кухню попадали козероги, антилопы, газели... Несколько неожиданным блюдом были гиены. Их ели отнюдь не от голода - этих малосимпатичных хищников подавали к столам вельмож. Более того, гиены перечисляются на стенах гробниц среди дичи, которой вельможи собирались угощаться и на берегах подземного Нила, причем гиен египтяне, не мелочась, заказывали сразу по тысяче, как, впрочем, и других животных, необходимых в загробном хозяйстве. Но постепенно в Египте возобладали более цивилизованные методы животноводства, и здесь стали, как позднее и по всей Ойкумене, разводить быков и коров, овец, коз и свиней.

В нильских зарослях гнездилось множество птиц, в том числе перелетных; некоторые из них заканчивали свою судьбу в птичниках - их откармливали зерном и лапшой. На стене гробницы Мерерука (конец Древнего царства) этот процесс показан очень подробно: двое мужчин делают лапшу и заваривают ее в кипятке, пятеро насильно засовывают эту лапшу в горло журавлям, а еще тринадцать человек проделывают ту же процедуру с гусями. В те времена гусей обычно жарили, и лежащий на столе жареный гусь был излюбленной темой гробничных художников. Потом кулинарные традиции поменялись, и гусей стали солить в больших глиняных кувшинах. Геродот писал о египтянах, что они «из птиц употребляют в пищу также в соленом виде перепелок, уток и мелких птичек», а птиц других пород едят жареными или вареными. Кстати, поваренная соль в Египте имелась в изобилии и употреблялась как для засола мяса и рыбы, так и просто на кухне; добывается она там и по сей день.

Несмотря на пристрастие к птицеводству, кур на берегах Нила начали разводить только во втором тысячелетии до н.э. (впрочем, и в Ойкумене они появились достаточно поздно). Зато египтяне были одними из первых народов (а может быть, и первым), который изобрел нечто вроде инкубатора. Знаменитый историк первого века до н.э. Диодор Сицилийский пишет, что они благодаря своему особому искусству разводят несметное множество птиц: дело в том, что они выводят яйца не с помощью птиц, но удивительным образом делают это сами-с помощью своих знаний и умений - и ничуть не уступают природе. Позднее, уже в двенадцатом веке н.э., арабский ученый-энциклопедист Абд ал-Латиф ал-Багдади подробно обрисовал конструкцию «мастерской цыплят», где яйца подогревались тлеющим навозом, и даже выразил сомнение в том, что египтяне знают о возможности высиживания цыплят курами.

Рыбу египтяне успешно ловили и ели, но относились к ней двойственно. Вельможи Древнего царства, считавшие гиен желанным загробным лакомством, рыбу в таковом качестве не признавали. Само по себе рыболовство было развито в Египте во все времена - благо рыба и в Ниле, и в Фаюмском озере водилась. На стенах гробниц изображается, как ее ловят сетями, переносят на шестах и в корзинах, раздают работникам, продают и покупают на рынках... Но сами вельможи есть рыбу, по крайней мере в долине подземного Нила, категорически не желали вплоть до Нового царства, и она упоминалась в качестве загробной пищи только для простонародья. Впрочем, это могло быть связано не с кулинарными пристрастиями, а с тем, что египтяне считали рыбу не вполне чистой, - Геродот сообщает, что ее было запрещено есть жрецам. Но простой народ, согласно тому же Геродоту, в некоторых районах Египта питался «исключительно рыбой» - иногда ее ели сырой, иногда вялили на солнце или засаливали.

Несмотря на то что рыба для загробных пиров древности не вполне подходила, по крайней мере одно посмертное меню с ее участием нам известно. Эта трапеза предназначалась для дамы из мелкой знати, которая жила и умерла в начале третьего тысячелетия и была похоронена в Саккаре. В ее гробнице сохранился нетронутый и лишь пострадавший от времени «комплексный обед», в котором было все: от рыбы и мяса до десерта и напитков. Археологи смогли определить, какие из блюд полагалось есть холодными (они были сервированы в изысканных тарелках из алебастра и диорита), а какие горячими (их подали в керамической посуде, грубоватой, зато выдерживающей нагрев). Неясным осталось лишь одно - в каком порядке следовало есть этот обед пятитысячелетней давности.