Через полчаса майор вернулся:

    – Вставайте, следуйте за мной.

    Он вывел меня на улицу, там уже ждали двое автоматчиков.

    – Сейчас мы с Вами доедем до вашей гостиницы, – объяснил майор.

    Ну, наконец-то, слава Богу, домой. Только где Ринат? Не может быть, чтобы отпускали только меня одного.

    Сказав что-то автоматчикам, майор вернулся в помещение. Пограничники, встав рядом, закурили, обмахиваясь форменными панамами защитного цвета с широкими полями, солнышко к тому времени уже палило вовсю.

    Рядом ходил туда-сюда ещё один солдатик, оружия при нём не было. Подойдя, он издевательски обратился ко мне:

    – Ну, что, чухлики, где попались?

    Я, смерив его взглядом, отвернулся, – общаться с ним не хотелось. Он понял это и, нагло ухмыльнувшись, почему-то запел: «Папа у Васи силён в математике, учится папа за Васю весь год…»

    Наконец-то вышел майор. Заметив «певца», он подозвал его к себе, и гонор у того, как рукой сняло.

    – Ну что, Приходько, сколько тебе рябчиков дать?

    – Сколько дадите… –  Приходько провёл рукой под носом.

    – Парочку хватит?

    – Так точно, товарищ майор.

    – Кругом, марш!

    А тут и УАЗик подкатил. Меня усадили на откидное сиденье в задней части машины, закрыв за мной дверцу. Майор сел рядом с водителем, автоматчики – за ним. Мы тронулись. По пути майор объяснил:

    – Сейчас мы приедем в вашу гостиницу, Вы заберёте документы и все вещи: свои и товарища. Есть ли там те, кто подтвердит ваши личности?

    – Не знаю, может, будут на месте казанцы. А почему Рината не взяли?

    – Ваш товарищ слишком развыступался, он, видимо, решил, что мы тут в бирюльки играем.

    Да, думаю, ситуация с Ринатом прояснилась – он и до этого производил впечатление ерепенистого, вечно чем-то недовольного парня. Кроме того, стало понятно, что придётся вернуться обратно на заставу уже «с вещами» – положение прорисовывается не очень весёлое.

    Прибыв на место, майор благоразумно оставил автоматчиков в машине.  Я вошёл в гостиницу первым, он следовал чуть сзади. «Прямо, как в кино!» – подумалось невзначай. На вахте я показал гостиничный пропуск старенькой бабуле, она кивнула – проходи.

   – А это кто? – недовольно буркнула бдительная вахтёрша, взглянув на следовавшего за мной майора.

    – Это со мной! – многозначительно пропел я, небрежно сделав жест в сторону офицера КГБ.

     – Да-да, я с ним! – немного смущённо, как мне показалось, сказал  страж границы.

    Однако завидевшая нас администраторша пулей выскочила из-за стойки, мгновенно прервав с кем-то телефонный разговор.

    – Дежурного администратора или директора! – не поздоровавшись с ней, кратко приказал майор.

    – Да-да, конечно! – понятливая администраторша тут же нырнула в коридор. Через минуту она уже стояла перед нами с каким-то мужчиной, как выяснилось позже, директором. Майор сказал:

    – Пройдёмте в их номер.

    Мы вчетвером поднялись на наш этаж, зашли в номер. Майор обратился ко мне, перейдя на «ты»:

    – Собирай все вещи вот сюда в кучу. В каких, говоришь, комнатах живут ваши друзья?

Услышав номера комнат, офицер попросил администраторшу сходить туда и пригласить их с документами.

    Я тем временем собрал всё барахло – и своё и Рината – в кучу. Изучив наши паспорта, майор спрятал их в нагрудный карман.

    – А это что?

На тумбочке около кровати Рината лежала бумажка, на ней была нарисована какая-то радиосхема: будущий радиофизик постоянно вечерами рисовал схемы, очень был увлечён своей специальностью.

    – Не знаю, – говорю, – это не моё, Рината.

Бумажка отправилась вслед за паспортами.

    В этот момент в номер в сопровождении администраторши вошли немного побледневшие Лариса с Лузией. Слава Богу, они оказались на месте. Салих с Нелей куда-то успели уйти, Алика-Шахида тоже на месте не оказалось. Майор, изучив их паспорта, спросил, что они о нас знают. А что могут знать друг о друге люди, впервые встретившиеся в туристической группе пару недель назад? Лариса, украдкой встретившись со мной взглядом, еле заметно покрутила пальцем у виска, Лузия показала кулак. Они вообще-то знали о нашем намерении сходить в горы. Поблагодарив наших подружек, майор попросил их вернуться в свой номер.

    – Ну, что, всё собрал? – спросил страж границы, окинув взглядом кучу шмоток.

    – Вроде всё.

    – А это что, забыл?

Бдительный офицер, заглянув под кровать Рината, вытащил его летние сандалии, которые я не заметил.

    Я сгрёб всё добро в охапку, мы вышли из гостиницы.  Администраторша с директором помогли донести вещи, не уместившиеся у меня в руках. Майор нёс злосчастные сандалии.

    На заставе допрос продолжился. С Ринатом работал другой офицер в звании подполковника. Оказалось, что я забыл сообщить про встречу с пастухом по пути к границе – первая нестыковка в показаниях. Но их больше волновал другой вопрос: почему Ринат летел из Казани не как мы - прямиком в Ашхабад, а через Баку, и не встречался ли он там с азербайджанцем Аликом-Шахидом. На это я ответил честно, что знал: «Хотел, говорит, посмотреть город Баку, а с Аликом познакомился при мне в Фирюзе». На этом очень насыщенный первый день моего знакомства с пограничной службой СССР, организационно входившей в структуру Комитета госбезопасности, завершился. Два вооружённых автоматами пограничника вывели меня на улицу и повели куда-то вглубь территории заставы. Смеркалось, солнце уже не лютовало, от близких, но таких недоступных, как оказалось, гор веяло едва ощущаемой прохладой. Мы направились в КПЗ для нарушителей государственной границы – к отдельно стоящему домику, белеющему в сумерках крашеными известкой стенами.

    Там уже сидел отрешённый, грустный товарищ по несчастью Ринат, лениво пережевывая и запивая густым чаем, макароны по-флотски. Харчи в алюминиевых мисках нам принесли из солдатской столовки. Ринат рассказал, как стал возмущаться перед офицерами, которые вели допрос: дескать, вам, погранцам, от безделья, похоже, нечем заняться! Вы что, не видите: мы – обычные студенты, какие, к чёрту, «нарушители границы», что это за издевательство, не буду ничего заполнять! Тоже мне, понимаешь ли, «кагэбе», и так далее. Короче, мне стало ясно, почему «с вещами» привезли меня, а не его. Потом, говорит, докопались до меня с этим злосчастным Баку, с азером Аликом, почему-то стали выяснять тему дипломной работы. Ринат признался офицерам, что нож и фотоаппарат принадлежат ему. Я поведал ему о радиосхеме, которую, похоже, отослали на экспертизу. Он ухмыльнулся.

    В камере не было света, и вскоре навалилась темень, хоть глаз выколи. Уф! На сегодня отбой, спокойной ночи, Ринатик.

    При свете выглянувшего утром солнышка мы оглядели своё жилище. Камера предварительного заключения представляла собой небольшую комнатку площадью метров шесть с тремя нарами-лежанками, покрытыми чёрными толстыми матрасами. Постельное бельё нам не выдавали. Маленькое оконце под потолком закрывала классическая тюремная решётка, через которую нам улыбалось ослепительно голубое небо «в клеточку». Стены побелены и испещрены какими-то надписями арабской вязью – похоже, их авторы были с «той стороны». М-да, подумалось, кто только не давил местные матрасы. Правда, первую ночь мы спали, как убитые. Кое-какую одежонку нам всё же отдали, видимо, предварительно её прощупав.

    Лязгнул засов со стороны улицы: солдатики принесли завтрак. Ринат начал о чём-то скулить, погранцы измерили его равнодушным взглядом, пожелав, тем не менее, приятного аппетита. Потом пояснили: «Захотите в туалет – стучите. Что-то понадобится – тоже стучите. Теперь здесь пост». КПЗ охранялся двумя часовыми, вооруженными автоматами.

  – Ух-ты, – говорим, – как круто!

–  А вы как думали! – последовал ответ.