Послышалось звяканье бутылок, которые вначале показались графу совершенно пустыми.

Вскоре ссутулившаяся фигура Джо вновь замаячила в дверном проеме. В руках у него был стакан сидра.

— Честно признаться, придерживал эти жалкие капли для себя. Думал, вдруг совсем невмоготу станет, так хоть горе будет чем залить. Но жизнь — она штука хитрая. Вот приехали вы, милорд, и сдается мне, что вам оно сейчас нужней...

Внезапно граф отметил, что Джо впервые за весь вечер обратился к нему официально.

Значит, накопившийся в его сердце гнев начал потихоньку таять, освобождая место былому уважению.

Джо всегда славился своей приветливостью. Искренне радуясь каждому, кто переступал порог таверны, он делал времяпрепровождение посетителей еще более приятным, что и привлекало к нему самых разных людей.

Этот человек был известен на всю округу. Отзывались о нем не иначе как о «добряке Джо».

В меру упитанный и веселый нравом, он с легкостью располагал к себе даже первого встречного.

Именно таким он остался в памяти графа.

Сейчас, глядя на этого грустного старика, на его когда-то круглое, румяное лицо, изборожденное теперь глубокой сетью морщин, граф с трудом верил, что перед ним все тот же «весельчак Джо».

Редкие седые пряди украшали его почти полностью полысевшую голову.

— От всей души благодарю вас, — растроганно произнес граф. — Я обязательно заплачу за сидр, но немного позднее, когда поговорю с жителями деревни.

— Если они и придут, — неохотно протянул Джо, — то из чистого любопытства. Сдается мне, вся деревня ненавидит вашу светлость за то, что вы бросили людей на произвол судьбы. Не удери ваш дядя в Америку, они бы, не задумываясь, растерзали его, и точка.

Граф ничего не ответил. Он маленькими глоточками потягивал сидр, погрузившись в свои мрачные мысли.

Скоро за дверью послышались оживленные голоса.

Гул постепенно становился все отчетливее, и собеседники замерли в ожидании приближавшейся встречи с крестьянами.

Через полчаса дверь с шумом распахнулась, и на пороге возник запыхавшийся Колин.

— Они придут... Все, кроме тех, конечно, кто уже не в состоянии ходить...

— Спасибо тебе, Колин, — поблагодарил юношу граф. — Мне бы хотелось, чтобы вы со своим другом послушали то, что я хочу сказать. Это касается вас обоих, поверьте.

В глазах Колина промелькнуло удивление:

— Конечно, ваша светлость. Какие могут быть разговоры?.. Сделаем, как скажете.

Глубоко вздохнув, граф решительно вышел на улицу, где уже собралась шумная толпа деревенских жителей.

Пожилые женщины притащили стоявшие недалеко от таверны деревянные лавки, очевидно, ожидая, что разговор затянется.

Молоденькие девушки уселись прямо на траве, мужчины же предпочли встретить хозяина стоя.

Сотни глаз устремили на графа свой немой, удивленный взгляд. Никто не проронил ни слова, в воздухе повисла прямо-таки оглушающая тишина.

Он знал, что люди ждут объяснений, что они пришли сюда в надежде услышать что-то, что может изменить их тяжелый быт. В надежде, что смогут облегчить душу, высказав все наболевшее. Он знал, что во всех несчастьях люди винят его.

Рядом с дверью таверны лежал огромный плоский камень. Сколько граф себя помнил, этот молчаливый страж всегда был здесь.

Теперь настала и его очередь сослужить свою службу. Граф взобрался на камень, чтобы его было лучше видно.

Камень был не слишком высок — всего два фута, но все же с него удалось окинуть взглядом всю толпу.

Казалось, все вокруг замерло в ожидании его слов, и вот негромким, но твердым и чистым голосом граф начал беседовать с теми, кому пришлось пережить столько горя и страданий:

— Возвращаясь из Индии, я столько раз рисовал в мечтах встречу с вами, дорогими моему сердцу людьми. Встреча эта представлялась мне необычайно радостной, да и как еще могло бы быть после столь долгой разлуки?.. Однако действительность обманула мои наивные ожидания. Состояние поместья, голод и разруха, царящие на родной земле, повергли меня в такой шок, что невозможно передать словами.

— И что же вы собираетесь теперь делать? — послышался чей-то довольно грубый голос. — Или так все и оставите?

— Именно для этого разговора я и попросил вас прийти, — спокойно ответил граф. — Сегодня утром я разговаривал со своими юристами и выяснил, что мой дядя, которому было вверено все фамильное состояние, пустил его по ветру исключительно для своей выгоды. Проще говоря, удрал с деньгами в Америку, оставив меня без единого пенни.

— А как насчет нас? — крикнул другой мужчина.

— О вас я думал всю дорогу из Оксфорда. Хотите верьте, хотите нет, но именно ваше будущее более всего беспокоит меня сейчас. И вот мои думы привели меня в Уоттон-Холл, к лорду Фрезеру.

Произнося эти слова, граф ожидал увидеть удивление на лицах жителей деревни.

Ведь им было хорошо известно о давней вражде между двумя соперничающими поместьями.

— Теперь настал момент, когда я могу вам довериться. Доверить вам то, что мучает мое сердце, и то, что может спасти деревню от окончательной разрухи... Кто, как не вы, способен понять меня, ведь вы знаете меня с самого детства... Смею надеяться, что и сейчас я смогу обрести в вашем лице духовную поддержку. Если нам предстоит сражаться за благополучие, если нам необходимо сплотить силы, чтобы защитить будущее наших детей, то давайте сделаем это вместе! И если даже не все между нами гладко, не лучше ли дорожить единством? Пусть хрупким, но зато это единство людей, выросших на одной и той же земле.

Голос интуиции подсказывал графу, что собравшимся здесь женщинам близко то, что он говорит.

— Мне удалось уговорить лорда Фрезера одолжить достаточно крупную сумму. Этих денег должно хватить на то, чтобы имение Рейнбернов восстановило свое доброе имя. Мы поставим на ноги тех, кто голодает, мы починим прохудившиеся крыши домов, обработаем поля... Конечно, долг придется вернуть — лорд отнюдь не собирается баловать своих давних соперников подарками.

— И вы хотите убедить нас в том, что старый скупердяй Фрезер расщедрился и пообещал вам денег? — донесся до ушей графа чей-то недоверчивый голос.

— Совершенно верно, — ответил граф. — Заранее прошу вас не удивляться, когда услышите, что взамен я пообещал уступить ему Монкс Вуд.

На лицах некоторых присутствующих появились недоверчивые улыбки.

— Это не все. В четверг состоится наше бракосочетание с мисс Анселлой Фрезер. По сути, данный брак и есть возврат долга.

Напряженная тишина всколыхнулась от немого вздоха удивления, пронесшегося по рядам пожилых женщин.

Девушки, услышав столь неожиданную весть, резко встрепенулись.

Одна из старух еле слышно произнесла:

— Жениться на дочери лорда Фрезера!.. Да ваш отец в могиле перевернется!

— Я уверен, что мой отец непременно бы понял всю безвыходность ситуации, — не смутился граф. — Как могу я позволить умереть от голода тем, кто верой и правдой служил семейству Рейнбернов все эти годы?.. Поэтому в четверг, сразу же после бракосочетания, все, кто имел работу, но незаконно ее лишился, смогут вновь приступить к выполнению привычных обязанностей. Естественно, ваш труд будет оплачен, как и полагается.

Граф замолчал, намеренно давая людям возможность как следует обдумать его слова. Затем продолжил:

— В пятницу утром вы получите жалованье за последние три месяца. То самое жалованье, которого вас незаконно лишили. Не исключено, что деньги поступят уже в день венчания, то есть в четверг.

В толпе раздался чей-то негромкий возглас, казалось, вобравший в себя признательность каждого из присутствующих, молчаливо внимавших словам своего хозяина.

— Трехмесячное пособие выплатят в размере той суммы, что назначил еще мой отец. — Голос графа звучал теперь спокойно и уверенно. — Я думаю, скоро представится возможность ее увеличить.

— Как нам во все это поверить? — сказала одна старая женщина. — Должно быть, мы спим. А когда проснемся, все будет по-прежнему: ни работы, ни еды. Какие уж тут деньги...