— У меня…, что? — его глаза расширяются, и тут на его лице появляется выражение ощутимого облегчения. — Вот черт. Детка, на секунду ты жутко меня напугала, — от изданного мною звука полного бессвязной ярости расцветающая улыбка с его лица исчезает. — Нет у меня никакой жены, клянусь.

Я подавляю желание на него накричать, потому что теперь я просто в замешательстве.

— Тогда о чем ты мне лжешь?

Он смотрит вверх и вниз по улице, затем приближается ко мне.

— Мы можем поехать ко мне и поговорить там? Я должен тебе кое-что объяснить, а здесь, на Мэйн-Стрит, я не могу этого сделать.

Я смотрю на него, пытаясь рассудить, не уловка ли это. Я отчаянно хочу ему поверить, но в прошлом я уже принимала неправильные решения относительно мужчин, ведь так? Может быть, это как раз и есть очередное плохое решение.

— Не знаю...

— Прошу тебя, — шепчет он, затем наклоняется ко мне. — Если конечно ты не предпочитаешь, чтобы я отнес тебя сам, перебросив через плечо, и занялся с тобой сексом, пока не станешь покорной?

Восторженный хрип вырывается из моего горла. Меня бесит, что мое тело сразу на него откликается. Меня бесит вся эта серия мысленных образов — некоторые с прошлой ночи, а некоторые от силы моего воображения — что крутится у меня в голове от одной мысли об этом.

— Я пойду с тобой.

Он усмехается и притягивает меня к себе под мышкой, по-видимому он вновь абсолютно счастлив.

Ну а теперь я просто озадачена.

Меня бесит, что домик Лео такой чертовски очаровательный.

Он чрезвычайно мил. Построен он в деревенском стиле и мужественный, с большим потрепанным диваном, практически покрытым красным клетчатым покрывалом и парой рогов над дверным проемом. Стены из натурального дерева. За крошечной кухней расположена уютная спальня. Дом не такой уж большой — идеально подходит для двух человек, но это определенно не семейный очаг. А еще я очень рада увидеть, что у него на стенах нет каких-либо фотографий с другими женщинами или что-либо подобное.

Лео кладет рюкзак в прихожей, а потом снимает с моего плеча сумочку и кладет ее рядом с рюкзаком. Затем он берет меня за руку и ведет к дивану, расположенному перед дровяной печью и прямо напротив огромного окна, которое позволяет свободно видеть лес снаружи. Он расположен вдали от основной части города и все, что я вижу, это деревья, растительность и нескольких белок. Было бы потрясающе остаться жить навсегда в местечке вроде этого.

Если, конечно, хозяин не лживый болван.

Я вырываю свою руку из руки Лео и опять скрещиваю руки на груди.

— Говори, — велю я упрямо.

— Я не женат.

— Я тебе не верю.

— Вот мой бумажник, — говорит он, протягивая руку, чтобы через меня взять бумажник с журнального столика. — Смотри, сколько твоей душе угодно.

Я вырваю его у него и быстро его просматриваю. Водительские права, пара кредитных карт, охотничья лицензия и несколько скомканных чеков. Есть корешок билета, заткнутый позади одной из карт, и я его вытаскиваю, надеясь, что он не на Джоша Гробана [7]  или что-то, связанное со свиданиями. Ничего. Он на «Кленовые листья». Черт. Я закрываю бумажник и возвращаю его обратно ему.

— Теперь ты мне веришь?

— Нет, — говорю я упрямо и протягиваю ему руку. — Дай мне свой телефон.

Он опять тянется через меня — что за парень не носит с собой свой телефон или бумажник, удивлюсь я — и достает со столика маленький «телефон-раскладушку». Это самый древнейший, самый чудной телефон, который я когда-либо видела. Нахмурившись, я смотрю на него. — Он что, разовый?

— А что?

— Не бери в голову, — я его открываю. Он никак не мог бы отправлять кому-то СМС-ки на этой доисторической развалине, поэтому я просматриваю его телефонные контакты. Имеется ряд рабочих номеров и друзей, и это все. На самом деле, там вообще нет женских номеров, и это снова меня беспокоит. Я окидываю его скептическим взглядом. — Ты же не гей, да?

Лео выглядит оскорбленным.

— Что? Нет, конечно!

— В таком случае, где номера телефонов всех твоих женщин? — я трясу его телефоном.

Выглядя смущенным, он потирает себе лоб.

— Видишь ли, эээ..., я не из тех, кто обычно отзванивает девушкам. Все мои интрижки в основном завязываются в баре и длятся не дольше рассвета.

— Даже не знаю, чувствовать ли мне облегчение от этого признания или прийти в ужас.

— Может и то, и другое? — предлагает он. — Ну, я-то совсем не горжусь собой, но то было раньше.

— Раньше чего…?

— До тебя, — отвечает он с полной серьезностью и берет меня за руку. — Нам нужно поговорить, Каро, потому что я не рассказал тебе всю правду о том, кто я на самом деле.

У меня все внутри неприятно сжимается. О, Боже. Ну вот он, момент истины.

— Просто выложи все начистоту.

— Видишь-ли, я... медведь.

И когда он не продолжает, я побуждаю его.

— Голый [8], что?

— Да нет же, я — медведь. Медведь-оборотень, — его красивое лицо излучает торжественность, и нет ни следа от его обычной смеющейся улыбки. — Ты наверняка слышала о вервольфах, не так ли? Я такой же, вот только мои люди перекидываются в медведей.

Долгое время я молчу, переваривая услышанное.

— Ну, что скажешь? — спрашивает он.

Я подавляю в себе желание еще разок врезать ему кулаком по руке.

— Лео, мне кажется, что хватит уже пороть чушь, и просто признайся! Что у тебя за страшная тайна?

Он вздыхает и потирает лоб.

— Все куда сложнее, чем я думал.

Я и не думал, что когда признаюсь, Каро мне не поверит, но она, видимо, считает, что я выдумал эту сказку, чтобы замести следы своих смертных пороков.

Я делаю глубокий вдох и тогда прихожу к решению, что единственный способ, который может ее убедить, состоит в том, чтобы... взять да и перекинуться. Процесс не болезненный, но человек, наблюдающий за этим впервые, может напугаться. А что, если она сбежит?

Все это в новинку для нас обоих. Мне следовало держать рот на замке, потому что теперь Каро стоит передо мной, скрестив руки и весьма настороженно глядя на меня.

Если сейчас не сказать ей что-нибудь, если я попытаюсь прикрыться ложью, то наверняка потеряю ее. Но я могу ее потерять, если она увидит настоящую правду.

— Пообещай, что не уйдешь, если я тебе кое-что покажу, хорошо? — спрашиваю я наконец.

— Зависит от того, что покажешь. Если из задней части твоего дома выскочит девица, заявив, что она — твоя подружка, этому вряд ли я обрадуюсь и точно уйду отсюда.

— Нет у меня никакой подружки, — настаиваю я. Больше я уже не вижу смысла трепаться об этом. Я лишь откладываю неизбежное. — Ну ладно, — выдыхаю я. Я похлопываю по спинке одного из кухонных стульев. — Садись сюда и…

И дальше что? Только не пугайся? Не выбегай из дома, потому что мне придется погнаться за тобой? Не покидай меня?

Последнее и единственно важное.

— Пообещай, что потом дашь мне шанс все объяснить?

Не спеша отвечать, она садится и кивает головой.

— Обещаю, что никуда от тебя не убегу.

— Отлично, — я отхожу от нее. Если я встану прямо перед дверью, никто не будет меня осуждать, не правда ли? Я нашел свою пару и хочу ее удержать.

От меня не требуется никаких усилий, чтобы перекинуться. Это у меня врожденное, так же как и дыхание. Я родился, зная, как перекинуться. Изменение происходит изнутри. Оно начинается в сердце и продвигается наружу. Сердце, душа, дух — все остается без изменений. Я — это медведь, а медведь это я. Надеюсь, что под всеми когтями, клыками и шкурой Каро сможет это увидеть.

Когда изменения завершены, я опускаюсь на все четыре лапы и присматриваюсь к Каро. Она вжалась в свой стул, а ее руки словно приклеились к бокам. Глаза у нее округлились, и… я не могу понять, это от страха или восхищения. Я пытаюсь сделать свое четырехсот-фунтовое тело как можно меньше. Медвежонком я был хорошеньким милашкой. Я помню, как моя мама мне это говорила. Мне не обязательно выглядеть милашкой, но я был бы счастлив, если бы я не выглядел угрожающим.