С 28 октября Клара не вставала с постели. Домашний врач обрабатывал открытую рану йодоформом сначала лишь изредка, а с 6 ноября почти ежедневно. Лечебное средство с резким запахом проникало вначале в ткани, затем в кровеносные сосуды. Вскоре любой глоток стал приносить Кларе ужасные боли. Ее гортань горела, ей с трудом удавалось сделать несколько глотков воды. Любая жидкость была для ее горла как кислота.

Кровать Клары стояла на кухне – единственной комнате, которая целый день отапливалась. Адольф сдвинул в сторону кухонный шкаф, поставил софу и спал каждую ночь рядом со своей мамой. Днем проверял домашние задания младшей сестры. Он ругался с Паулой, которую считал слишком ленивой, - по его приказу она поклялась у постели больной матери стать, наконец, прилежной ученицей.

Друг юности Гитлера Август Кубичек: «Адольф даже готовил целыми днями, помогал по хозяйству и очень заботился о своей матери, чего никто не ожидал».

Семейный врач Эдуард Блох: «Ее сын сильно страдал. Черты его лица принимали удрученное выражение, когда он видел, как сжималось в судорогах от боли лицо матери».

Фрау Гитлер сильно похудела, на ее лице проступили скулы. Фазы, когда она впадала в состояние полузабытья, все увеличивались. В часы, когда она была в сознании, с трудом переносила боль. По желанию Адольфа ей стали давать морфий. 20 декабря семья решила больше не звать врача. Вместо этого они зажгли свечи рождественской елки. Клара ничего этого уже не видела. Она умерла в возрасте 47 лет ранним утром 21 декабря 1907 года.

В то утро Ангела побежала к разукрашенному в стиле барокко зданию, в котором был кабинет Блоха и где он жил со своей семьей. Она попросила врача как можно скорее прийти в дом №9 по Блютер-гассе и выписать свидетельство о смерти матери. Тот надел свою шляпу с широкими полями и сел в пролетку.

У смертного одра он встретил Адольфа. Бледный, утомленный после бессонной ночи молодой человек держал в руках альбом с эскизами с последним рисунком, на котором была изображена его умершая мать. Блох чувствовал себя немного беспомощным, как всегда, когда его вызывали к покойнику. Он заговорил о «спасении», которое сейчас познала Клара, но, казалось, ни Адольф, ни его сестры совсем не слышали этих слов. Усопшую перенесли в гостиную. Похороны состоялись 23 декабря в 9 часов утра. Было сыро и холодно, стоял туман, когда легкий деревянный гроб несли по Блютен-гассе в окружную церковь Урфара на отпевание. В заключение катафалк проехал по мосту через Дунай в Леондинг в сопровождении двух повозок, в которых сидели участники траурной процессии. У Адольфа и Августа Кубичека на головах торчали черные цилиндры, как тогда было принято на похоронах.

Кубичек: «Я позже вспоминал, каким бледным был Адольф, как он держал в руках свой цилиндр, какое на нем было длинное черное пальто».

Гитлер плакал на могиле матери. Его старшая сводная сестра Ангела и ее муж, налоговый служащий, пригласили его к себе домой на сочельник. Но он отказался, потому что предпочитал остаться наедине со своей скорбью.

После рождества Адольф и его сестры поехали к семейному врачу, чтобы оплатить счет. Блох нанес Кларе Гитлер 77 визитов, во время 47 из них он обрабатывал рану, чаще всего хлороформом. За это он просил 359 крон, 59 из которых были оплачены, - большие деньги для небогатой семьи. С другой стороны, Блох требовал намного меньше, чем запросили бы его коллеги. В Линце он заслужил репутацию милосердного врача, который навещал бедных больных за небольшой гонорар, а иногда и вовсе бесплатно.

Блох: «Я всю свою жизнь вспоминал, как Гитлер склонился надо мной и тихо сказал: «Я всегда буду вам благодарен». Я считаю, что Гитлер сдержал это свое обещание. Я находился в очень выгодном положении, такие льготы, по моему мнению, не были даны ни одному другому еврею во всей Германии и Австрии. 1938 год радикально изменил мою жизнь. Практика была закрыта, дочь и зять бежали в Америку. Я доверился Гитлеру, который назвал меня своим товарищам по партии в Линце «благородным евреем». Гитлер сразу отреагировал на мои просьбы о помощи. Он поставил меня под защиту гестапо, пока формальности по выезду из страны не были завершены. Тем не менее присоединение Австрии к рейху было для меня самым большим несчастьем в жизни. В США мой диплом врача признан не был».

Эдуард Блох умер в 1945 году в Нью-Йорке совершенно сломленным человеком в возрасте 73 лет.

Смерть матери стала решающим событием для ее сына, это переживание насегда врезалось в его память. Сделавшись властителем Третьего рейха, он превратил Клару Гитлер в объект всенародного культа. У него имелась лишь ее маленькая мятая фотография, которую он проносил с собой в нагрудном кармане всю Первую мировую войну и выпускал из рук очень неохотно. Фото послужило образцом для нескольких портретов, написанных маслом, на которых черты лица Клары были изображены несколько более мягко. Они или увеличенные фотокопии висели в каждой спальне Гитлера. День рождения девушки из лесной австрийской деревушки Клары Пёльцль – 12 августа – он в 30-е годы провозгласил «Днем германской Матери».

Фюрер побелел от горя до такой степени, что слегка даже смахивал на душу праведника.

- Огромное искреннее горе очищает душу, греки зовут это катарсис, - прокомментировал Ницше.

- «По сравнению с образованными женщинами моя мать была, конечно, маленькой женщиной, которая жила для своего мужа и детей. Но она подарила немецкому народу великого сына. В этом и заключалась ее заслуга», - сквозь всхлипывания пробормотал наци №1.

В кабинете, казалось, проходило соревнование плакальщиков, хотя представители этой древней професии в XXI веке сохранились лишь в нескольких отсталых восточных странах. Нацистские главари лили слезы не только для того, чтобы выказать преданность своему вожаку разделенным с ним горем. Звери в моральном плане, они все же имели людские души, и потому ничто человеческое, в том числе любовь к собственным близким, было им не чуждо. Каждый потерял кого-то из родных и любимых – и теперь скорбел о собственных утратах, о которых им напомнили страдания Гитлера. Ельцин тоже плакал, вспоминая смерть своей матушки, которую любил, хотя при жизни уделял ей очень мало времени.

- Ох, как же это жестоко! - рыдала душенька Адольфа. - Нет, надо в этой триумфальной ситуации найти хоть что-нибудь, меня не удовлетворяющее! А не то меня Сатана со света... тьфу! с тьмы сживет... Или сумертвит? Покаяться, что ли, перед товарищами по партии в покровительстве врачу – еврею? Стыд-то какой! Но ведь это был единственный позорный случай в моей жизни! А, нашел! Герр Ельцин, как Вы могли допустить, что в период Вашего правления Россия работала не только на Германию, но и на остальную Европу и даже – какой ужас! - на Америку? На меня трудиться в свое время русские не захотели, а на современных Вам глав этих государств – политических ничтожеств – можно, значит!

- Подумаешь! При Сталине поставки советских вооружений через Чехословакию в только что созданный Израиль в 1947 году спасли молодое еврейское государство, воевавшее с арабами. При Леньке же вообще весь Союз на «страны третьего мира» пахал!

- Брежнев еще и население Израиля на треть увеличил, - наябедничал Гелен. - Впрочем, и герр Ельцин немало способствовал росту численности населения этой страны...

- Жидовок брюхатил, что ли? - озаботился Гитлер. - У евреев ведь национальность по матери определяется...

- Да какое тебе дело, фюрер бесноватый, с кем я спал!

- Не скажите! Моральный облик обладателя Железного креста 1-й степени (это все равно, что Герой Советского Союза или России) должен быть незапятнан...

- Осмелюсь напомнить, майн фюрер, что в России Золотую Звезду нередко вручали кому ни попадя, невзирая на реальные заслуги и моральный облик, - внес поправку «серый генерал». - Что касается герра Ельцина, то он действительно женился на еврейке, которая родила ему двух дочек, а ведь у них, как Вы правильно сказали, национальность определяется по матери. Но я имел ввиду, что из-за проводимой им политики многие евреи и их русские родственники эмигрировали в Израиль. Так что у меня есть серьезные сомнения насчет Железного креста...