Рейхсфюрер СС утвердительно кивнул головой.
- Те самые монстры, взбесившиеся имбецилы, верившие, что СССР можно «обезлюдить», а три четверти человечества «стерилизовать»?! - ЕБН впал в ярость.
- Мы отвлеклись от темы, - поморщился Гитлер. - Раз при разработке операции «Сено» Вы, Гиммлер, не стали учитывать потенциальное наличие неарийской крови в будущих эсэсовцах, то и сейчас в случае с герром Ельциным об этом не стоит задумываться. К тому же в конце войны Вы принимали в СС и иностранцев – даже неарийцев. Чем наш герой хуже их?
- Да я что... - тут же стушевался глава эсэсовцев. - Пусть подает документы – на себя и на жену. Вкратце выслушайте наши правила, герр Ельцин. Личная жизнь каждого члена СС строго регламентирована. Кандидатуры их жен должны утверждаться вышестоящим начальником после предоставления справок о «чистоте крови» и снимка невесты в купальном костюме. Как-то сообщите супруге на землю, дабы она при спиритическом сеансе через медиума передала свою фотографию в купальнике. Жена эсэсовца, родившая первого ребенка, награждается ценным подарком – золотой брошью в форме руны, серебряным кубком, ложкой и синим шелковым платком. Подарок, к сожалению, наверх передать не сможем. «Самым лучшим будет, если каждый эсэсовец родит четырех здоровых немецких парнишек. Я жду от своих эсэсовцев, что они в возрасте от 25 до 30 лет женятся и заведут семью». Внебрачных детей у них я поощряю, так как, повторяю, одной из задач ордена СС считаю улучшение «породы» немецкой нации. Но у Вас их вроде бы нет, только две законные дочки.
После вступления в наш орден Вам будет запрещено читать эротические издания, пить любые напитки, кроме минеральной воды, варить очищенный картофель - только в «мундире»...
- Кретинизм какой-то! - не выдержал ЕБН.
- Это – глубоко продуманные государственные акции! - возразил Гиммлер. - Я написал множество писем комендантам лагерей, где рекомендовал создавать эсэсовским командам «здоровую диету», кормить их витаминами, овощами, соками... Вот, к примеру, письмо Полю, хозяйственному руководителю СС, от 12 августа 1942 года: «После войны в рацион эсэсовцев должна входить исключительно вода из натуральных источников, овсяные хлопья, растительное масло. Медленно и незаметно в разумной форме необходимо уменьшать потребление мяса в последующих поколениях». Иначе мои парни не будут давать здорового потомства, кое является главной целью создания нашего ордена.
- Я ничего более идиотского не слышал! - не унимался Борис Николаевич. - Особенно про картофель!
- Я действительно его чистить не разрешаю, чищенный отварной картофель считается в рядах СС величайшим криминалом. «Вопрос о картофеле «в мундире» должен быть всем понятен: до тех пор, пока будет возможность, надо давать картофель только «в мундире» и лишь весной, когда картофелины сморщиваются и прорастают, разрешается варить очищенный картофель». Я знаю, о чем говорю!
- Гиммлер окончил политехникум и получил диплом экономиста – аграрника, - пояснил Ницше. - Затем долго работал на заводе по производству искусственных удобрений, за что в первые годы пребывания в партии «партайгенносе» дали ему кличку «Гиммлер-навоз».
- Больше бы подошло «Гиммлер-говно», - буркнул Ельцин.
Рейхсфюрер СС тем временем с упоением излагал свою «продовольственную программу», которую столь же «успешно» выполнили, как и брежневскую.
- В том же письме к эсэсовскому завхозу Полю, наряду с указанием отправлять золотые коронки ликвидированных узников в имперский банк, я рекомендовал с помощью некоего «микроба» превращать отходы целлюлозного производства в «чрезвычайно вкусную, похожую на колбасу пасту, которая является великолепным пищевым продуктом и может быть использована для кормления рекрутов и заключенных в «рабочих лагерях». Примерно тогда же я предложил Гротману, одному из руководителей Освенцима, делать масло из листьев герани! Еще одно мое большое письмо касается дойки кобылиц. Я – за ручную дойку!
Особенно волновала меня проблема размножения эсэсовцев, поскольку убыль чистокровных арийцев была велика. Как аграрий я умею восстанавливать поголовье – неважно, быков или людей. Я предложил открыть специальные отели, куда «мы будем привозить для наших парней их жен на пять-шесть дней» и не отпускать мужчин домой, «где они могут заниматься не тем».
- А в борделях они, значит, будут заниматься именно тем! У него явное размягчение мозгов! - поставил заочный диагноз Фрейд.
- Заткнись, жид пархатый! - заступился за главу карательных органов рейха блеклый субъект, которого из серой толпы нацистских бонз выделяли только тщательно надраенные сапоги.
- Это Мартин Борман, заместитель фюрера по партии. Некогда он служил денщиком и помешался на сапогах. Их у него 35 пар. Коричневые для мундира нацистской партии, черные – для эсэсовского. Они всегда блестят – он тиранит своих денщиков, как в свое время драконили его самого, - раскрыл инкогнито незнакомца Ницше.
- Бордели – важнейшее дело рейха, - продолжил Борман. - В январе 1941 года я занимался главным образом... публичными домами для иностранных рабочих. По этому поводу из партийной канцелярии вышло множество моих указов. Например, документ о том, что в подобных заведениях нельзя использовать немецких женщин и что посещать бордели для иностранцев немцам запрещено. Сочинял я и специальные инструкции о том, какие гигиенические меры и меры безопасности должны соблюдаться: необходимо предусмотреть наличие водопровода, ванны, а также помещения для врача и полицейского.
- Вы зациклились на публичных домах! - не замолкал создатель психоанализа. - Очевидно, это симптом импотенции...
- Скорее, признак безкультурья! - заспорил Ницше со своим другом.
- Ложь! Я о культуре, особенно письменной, очень заботился! - обиделся Мартин. - Зимой 1941 г. я выступил с поистине новаторским предложением: заменить готический шрифт как негерманский, а скорее еврейский, на латинский (до этого в нашей нацистской среде считалось наоборот, то есть что готический шрифт – истинно германский, а латинский скорее еврейский).
- И почему Вашу идею не осуществили? - философ проявил неподдельный интерес.
- Завистники, ретрограды... - смущенно забормотал Борман.
- Дурацкое дело нехитрое! - обличил его рейхсфюрер. - Выяснилось, что смена шрифтов стала бы дорогостоящим предприятием, ибо она влекла за собой переоборудование всех типографий!
- Что-то вы, Гиммлер и Борман, теорией слишком увлеклись, - забеспокоился Гитлер.
- Практику я тоже не забросил! - начал оправдываться Генрих. - Я конечно, не бардаки имею ввиду! А, скажем, медицинские опыты на недолюдях в концлагерях! Их заражали гнойными инфекциями, замораживали живьем, «стерилизовали» смертельными дозами рентгена. Евреев и комиссаров сотнями тысяч депортировали в «лагеря смерти», а там эти «отходы», как мы их называли, гнали в газовые камеры. Черный тошнотворно-удушливый дым над лагерями – доказательство того, что крематории работали день и ночь! А в самом Рейхе мои подчиненные все более сурово расправлялись с паникерами, маловерами и предателями.
- Какая же ты жестокая сволочь! - с отвращением выпалил Ельцин.
- Майн фюрер, защитите меня от клеветы этого унтерменша! Всем известно, что я – добрейший человек! Еще в студенческие годы я совершал весьма добродетельные поступки! Например, в Рождественские дни читал вслух слепому, испек старухе-пенсионерке пирог, участвовал в благотворительном концерте, сбор от которого пошел в пользу венских детей бедняков. Активно занимался «общественной работой» - посещал разного рода собрания, ибо был членом множества добровольных организаций: «Немецкого общества по выращиванию», «Немецкого экономического общества», «Объединения друзей гуманитарных гимназий», «Союза защиты «Свободы дороги», «Старобаварского союза», «Объединения фронтовиков Мюнхенского политехникума», «Секции альпийского союза», «Гимнастического общества Ландхут, основанного в XVIII веке», «Объединения офицеров бывшего Баварского полка». Ну, скажите же, наконец, обо мне доброе слово, майн фюрер!