— Что случилось Грей? Помогает влиять на погоду? — еще когда мы были детьми, она доставала меня этими шуточками (Грей Везерсби — игра слов имени и фамилии).

Хотя я слышал эту шутку миллион раз, меня это вдруг достало.

— Лучше закрой пасть, прежде чем я сам тебя заткну, — бросаю я.

— Ой, да ладно, Грей. Ты просто нервничаешь из-за твоего старшего брата. Надуваешь губы и ревешь, потому что он исчезнет всего через несколько часов.

Этими словами она затронула самое больное. Что-то стало нарастать в груди и давить на ребра. Мне стало наплевать, что мы вместе ходили в школу и все дни проводили в одном классе. Я забываю о том, что она девочка и что ее нельзя бить, и автоматически наношу удар. Я отпускаю руку Кейл и кулаком бью Челси в щеку. Она это заслужила, все заслужила. Я снова бью ее, на этот раз в живот. Затем мы падаем на землю и деремся. После пары ударов кто-то оттаскивает меня от Челси и отбрасывает в сторону.

— Возьми себя в руки, Грей, — я перекатываюсь на спину и вижу, что надо мной стоит Блейн. Его взгляд говорит о разочаровании. За его спиной Саша Квартерс, мама Кейл. Я чувствую кровь во рту, кровь течет по моему подбородку. Отлично, Челси набралась мужества и смогла ударить в ответ.

— Ты сумасшедший, — кричит Челси окровавленным ртом. — Полностью сдвинутый.

— Но она… — говорю я, и мой взгляд мечется между Челси и моим братом. — Она прикалывалась над тобой, Блейн. Похищение для нее ничего не значит.

Блейн хмурится.

— Мне плевать, может ли она мне сочувствовать. Больше мне хочется узнать, почему мой младший брат бьет девушку, которая в полтора раза меньше его. Ты в порядке? — спрашивает он Челси.

Все больше жалеют Блейна, чем меня. Все будут скучать по нему, но вряд ли заметят, если я исчезну. Он очень спокойный, и у него доброе сердце. Брат смотрит на все разумно. Я же, напротив, неосмотрителен, и всегда поступаю так, как подсказывают мне чувства.

Я сижу в грязи и вытираю кровь. Кейл убегает и прячется между ног Саши. Саша старше Блейна, но выглядит младше. Я думаю, ей между девятнадцатью и двадцатью, но очень сложно сказать, потому что она безумно красива. Когда Блейн выбрал ее, я очень ревновал. Через месяц она забеременела, и моя ревность мгновенно превратилась в облегчение. Тогда я начал сам ходить на свидания и старался избегать их, если это было возможно. Я не хотел становиться отцом. Никогда.

Саша поддерживает Челси, которая идет, прихрамывая. Я смотрю им вслед и спрашиваю себя, как Блейн может сдерживаться: Кейл будет жить с Сашей, и Саша останется одна. Блейн где-то в стороне от этой картины, как будто он совершенно не важен, словно это нормальный ход событий. Мальчики важны, но рано или поздно мы все уходим, поэтому никто не старается влюбиться и привязаться к нам. Дети получают фамилию отца, но это все. Они живут с матерями, ну а юношам остается только скитаться.

— Куда они? — спрашиваю я.

Блейн протягивает мне руку и помогает подняться.

— В больницу. Тебе тоже надо туда?

— Нет, я выживу.

— Отлично. Ты заслужил боль, — ухмыляясь, брат бьет меня кулаком в плечо. Это так больно, что я еле терплю. А затем выражение его лица меняется, становится напряженным и озабоченным.

— Ты не должен так поступать, Грей, — шепчет он. Блейн все еще выглядит разочарованным, и это намного хуже, чем сердитым. — Ты всегда начинаешь драться, прежде чем попытаешься понять других. Челси перенесла много боли. Конечно, она ненавидит Похищение. К тому же она испорчена и говорит ерунду. За последние два с половиной года она потеряла троих братьев. Это нелегкая ноша.

Я закатываю глаза: «Но смеяться над горем других неправильно».

Вздыхая, Блейн бросает на меня взгляд. Типичный взгляд-старшего-брата. Взгляд, который говорит, что он знает лучше. Затем он наклоняется, чтобы поднять куртку, которую я купил для него. Когда брат выпрямляется, он выглядит уставшим. Мне не хочется с ним ругаться. Не сегодня. Не в последний наш день.

— Куртка для тебя, — движением головы я указываю на грязный узел в его руках. — Счастливого дня рождения.

Пару секунд он выглядит радостным и одновременно слегка испуганным, но затем стирает испуг с лица и надевает куртку.

— Спасибо, Грей, — его улыбка снова на месте. Такая дружелюбная и брат-ская.

— Всегда пожалуйста.

Больше мы ничего не говорим. Есть много всего, чем мы можем на-полнить молчание, но это бессмысленно. Мы оба знаем, что предстоит, и ничего нельзя изменить. Словами тем более. Остаток пути домой мы идем вместе. Блейн одет в куртку, хотя утреннее солнце быстро прогревает воздух.

— Мне будет тебя не хватать, — говорю я и жмурюсь на свет.

— Не начинай снова, Грей, — его тон больше наполнен болью, чем злостью. Хотя именно злость он должен чувствовать, так как на прошедшей неделе сотни раз спорил о своей судьбе.

— Возможно, мы могли бы попробовать убежать, спрятаться. Мы могли бы убежать сегодня вечером и жить в лесу.

— И что потом, Грей? Мы доберемся только до Стены, и Похищение неизбежно, где бы я ни находился.

— Я знаю. Но возможно, нам удастся перебраться через Стену. Может быть, там есть что-то еще.

Блейн напряженно покачал головой.

— Там нет ничего.

— Но ты не можешь это знать.

— Каждый, кто пытается перебраться через Стену, снова возвращается сюда, но уже мертвым. Если там и есть что-то другое, мы сможем увидеть это пару секунд перед тем, как умрем.

— Может, если мы пойдем вдвоем, будет по-другому. Так же, как на охоте. Вместе мы лучше, Блейн, — я практически умоляю его. Это невозможно. Жизнь не может быть настолько короткой.

Блейн откидывает волосы с глаз и застегивает куртку на все пуговицы.

— Ни один юноша не будет старше восемнадцати, Грей. Похищение наступит, хотим мы того или нет. Не усложняй все еще больше.

Мы оба знаем, что он прав, и вместе заходим в дом последний раз.

Сегодняшний день похож на все остальные последние дни. Наш последний обед. Последний послеобеденный чай. Последняя игра в шашки. После сегодняшней ночи этого больше не будет. После сегодняшней ночи он исчезнет.

Блейн берёт свою темную глиняную шашку и съедает две мои из дерева. Я провожу рукой по линиям на игральной доске, которая вырезана на нашем обеденном столе, пока он, ухмыляясь, собирает съеденные фигуры.

Трудно поверить, что настало время Похищения. У меня чувство, как будто годы пролетели мимо, как будто я закрыл глаза и пропустил пару лет. Мгновение, в которое я погружаюсь, далеко в нашем детстве.

Первые школьные дни, и мы учимся охотиться. Ксавье Пильтес учил нас во время ужасно жаркого лета, когда мне было десять. Ему было пятнадцать, и у него был свой собственный лук. Ксавье состоял в Совете и мог обсуждать важные дела. Он знал очень точно, сколько нужно кроликов, чтобы обменять их на оленя, кабана или дикого индюка на рынке. Из-за нашей детской наивности казалось, что нет вопроса, на который Ксавье не мог бы ответить. Конечно, пока он не стал жертвой Похищения.

Когда мне было тринадцать, Блейн и я регулярно обменивали животных на рынке и помогали матери два раза в неделю в швейной мастерской. Через год мама сильно простыла, и даже Картер и ее медицина не смогли ей помочь. Дальше нам пришлось жить самостоятельно.

Как и следовало, в пятнадцать нас признали мужчинами, мы посетили Совет и получили официальное назначение принимать участие в жизни города. Настоятельно рекомендуется, чтобы молодые мужчины осматривались в Клейсуте и начинали встречаться сначала с одной женщиной, затем с другой. От этого я всегда чувствую себя разбитым. Нет, это не неприятно, так было всегда, но я ненавижу этот кочующий образ жизни. Спать с одной девушкой, чтобы потом быть отправленным к другой. Я чувствую себя жутко от этого. Эти встречи, каждая из которых кажется мне формальной, закончатся только тогда, когда я стану отцом. Я ненавижу это, но понимаю, почему Совет каждый месяц направляет нас к другой девушке. Если мы не хотим, чтобы наш род вымер, у нас нет другой возможности. Блейн всегда был на год впереди меня, он всегда шел первым и давал мне пример. Если я тревожился или боялся, он успокаивал меня. И теперь через пару часов он навсегда исчезнет.