«Моему старшему сыну», — начинается оно. Это мамин тщательный, чистый почерк. Я глубоко вздыхаю и читаю дальше: «Ты непременно должен это прочитать, а затем сразу спрячь письмо. Грей не должен о нем узнать. Я часто думала, как мне все рассказать вам, но потом решила, что ты должен узнать эту тайну после моей смерти. Я пишу это письмо в последние часы жизни. Я так сильно хочу сама все тебе объяснить, но я прикована к постели. Этот мир с Похищением и Стеной полон загадок и такой странный, что я никак не могла понять его. Думаю, ты поймешь, когда наступит твой восемнадцатый день рождения, почему я поделилась с тобой этой тайной. Правда или ее поиски не могут умереть вместе со мной. Ты не можешь рассказать об этом брату. Я знаю, это будет сложно для тебя, но если Грей узнает об этом, он будет искать ответы. Он поставит все на кон и рискнет тем, что ты не найдешь правду. Но ты должен. Ты должен найти истину вместо меня, потому что смерть заберет меня, прежде чем я успею разгадать тайну. И потому говорю тебе, мой сынок: ты и твой брат не то, во что я учила вас верить. Грей — это…»

Я переворачиваю письмо, но продолжения нет. Я просматриваю осколки на полу, но второй лист, который является продолжением первого, спрятан не в раме. Я читаю письмо снова и снова.

«Грей — это…» Кто я? Я бегу в спальню и распахиваю сундук, который принадлежал Блейну. Я переворачиваю одежду и старые вещи, пока мои руки не находят маленький, перетянутый крепким шнуром дневник. Я перелистываю его и останавливаюсь, когда нахожу день, в который умерла мама. Запись Блейна очень короткая.

«Картер со всем ее искусством не смогла помочь, и сегодня мама умерла. Она оставила мне странное письмо. Сначала оно напугало меня и смутило, но потом мне стало понятно, что удача благосклонна ко мне, потому что мой брат еще со мной. Грей, которого я, с каждым проходящим днем, все больше оберегаю».

Я кидаю дневник обратно в сундук, иду назад на кухню и стискиваю письмо матери в кулаке. Как они могли держать от меня в секрете то, от чего так сильно зависит моя жизнь? И что теперь? Их обоих больше нет, и я стою один в темноте без всяких объяснений. Правда, на которую так надеялась мама, после Похищения Блейна останется загадкой. Особенно для меня.

Я читаю письмо еще раз, и, когда меня переполняют чувства обиды и предательства, выбегаю из дома. Я должен убежать от письма так далеко, как могу. Но затем вспоминаю слова Челси, и понимаю, что стою перед домом Мод.

Я делаю несколько глубоких вздохов, прежде чем стучу в дверь, и слепящая ярость становится злостью, а злость переходит в глухое недовольство. Мод открывает почти сразу и приглашает меня внутрь.

Дом Мод один из красивейших в городе. Пол не земляной, а покрыт деревом. На раковине есть рычаг, при помощи которого можно накачать воду прямо в дом. Когда я захожу в дом, чайник кипит на плите, и пахнет свежеиспеченным хлебом.

— Чаю? — спрашивает она, пока я сажусь за кухонный стол. Я отказываюсь, что, возможно, не так вежливо, как надо, и жду, пока она наливает себе чашку горячей воды и заваривает травы. Наконец Мод садится ко мне за стол и осторожно попивает приготовленную бурду.

— Вы хотели меня видеть? — спрашиваю я.

— Да, да. У меня есть имя для тебя, — я знаю, что это значит, и не хочу это слышать. Это последнее, о чем я хочу сейчас думать.

— Я думал, вы сказали, что некоторое время мне не нужно это делать.

— Прошло почти три недели, Грей, — говорит она. Пар поднимается от ее чашки, закручивается перед носом и сливается с ее белыми волосами, прежде чем зависнуть под потолком.

— Правда?

— Угу, — бормочет она утвердительно.

— Итак, кто на этот раз? — спрашиваю я. Впереди еще один месяц неловкой формальности, во время которого я открыто провожу время с девушкой, с которой, как думает Мод, я сплю, а затем пытаюсь отговорить ее от этого, если такая возможность предоставляется. Вторая часть иногда сложнее, чем я думаю, даже с потенциальным отцовством на кону.

— Если ты хотел бы встречаться с кем-то определенным, Грей, тогда все в порядке, — говорит она. — Но если мы видим, что самостоятельно ничего не выходит, тогда мы должны планировать.

Если встреча состоится не под давлением и не будет так официально организована, то возможно, все пройдет естественно. Но это у меня вызывает такие же чувства, как в детстве. Мама запрещала Блейну и мне играть с огнем, именно поэтому мы это делали. Если бы нам это не запрещали, мы, возможно, играли бы с камнями. Здесь точно так же. Огонь, который они мне предлагают, меня не интересует. Я не люблю, когда мне говорят, что я должен делать.

— В последнее время я не чувствую себя в лесу как раньше, — возмущаюсь я. — Со мной ничего не происходит.

— Хорошо, — говорит она и ставит чашку на деревянный стол между нами. — Для следующего месяца мы выбрали для тебя Эмму. Ты же знаешь Эмму? Дочь Картер, которая работает в больнице.

В моей груди образуется комок.

— Да, я знаю ее.

— Хорошо. Это все, Грей. Ты можешь идти.

Я иду, даже не поблагодарив ее. В первый раз, с тех пор как разбилась рамка, я думаю о чем-то другом, а не о тайне. Я должен радоваться этому выбору, но не радуюсь. Я не хочу встречаться с ней, потому что мне приказывают. Или она ответила бы на мои чувства, или нет. Возможно, все это неважно, и Эмма все равно отвергнет меня. Ходили слухи, что она не приняла еще ни одного из выбранных для нее партнеров и отказывала всем. Друг Блейна, Септет Тейт, который несколько месяцев назад стал жертвой Похищения, рассказывал, что Эмма врезала ему между ног, когда он не поверил, что она по-настоящему имеет в виду «нет, спасибо». Вообще-то никто ему не поверил, потому что Эмма очень дружелюбная и нежная.

Я поднимаю взгляд и понимаю, что ноги сами привели меня к больнице. Собственно я могу покончить со всем прямо сейчас. Я толкаю дверь и вхожу. Картер с кем-то в передней части комнаты. Сквозь тонкую занавеску я могу различить оба силуэта. Эмма сидит в задней части за письменным столом и пишет что-то на пергаменте. На ней длинное белое платье, волосы небрежно подняты наверх. Несколько непослушных прядей растрепались. Нервно я провожу рукой по челке, затем иду к ее столу и сажусь на стул напротив, не дожидаясь приглашения.

— Привет.

— Привет, — говорит она и бросает на меня мимолетный взгляд. — Что я могу для тебя сделать?

— Нет, — я все еще обдумываю, что должен сказать. Возможно это не такая уж и плохая идея, прийти сюда. Может быть, мне нужно просто уйди с пути Эммы в течение следующего месяца.

— Тогда что ты делаешь здесь? — она откладывает перо и складывает руки на груди. Когда она злится, выглядит она прекрасно.

— Меня выбрали для тебя, — говорю я без надежды. Все, я сказал это.

— А! Еще что-нибудь? Хорошо. Меня это не интересует, — она снова берет перо в руки и пишет дальше.

— Да, я знаю. Я только надеялся объяснить, что мы, в самом деле, могли бы повеселиться, если следующий месяц проведем вместе.

Она смотрит на меня в замешательстве.

— Я не знаю, правильно ли ты меня понял, Грей. Мы не будем встречаться.

— Основания такие, Эмма. Я не хочу становиться отцом, не в ближайший миллион лет. Не хочу закончить как Блейн и оставить ребенка одного. И тебе не интересно. Это ты выразила четко. Но Совет все равно хочет, чтобы я стал твоим партнером, и если они будут видеть нас вместе, они подумают, что мы делаем все, что они от нас хотят, и оставят нас в покое. Возможно, я смогу их уговорить еще на несколько месяцев оставить нас вместе, и тогда тебе больше не придется отшивать еще кого-нибудь.

Некоторое время она молчит, и ее темные глаза изучают мои. Я не знаю, что она ищет и о чем думает. Она понимает все, но ее лицо ничего не выражает.

— Хорошо, — говорит она, наконец. — Договорились. Что бы ты хотел предпринять?

— Что? Сейчас?

— Да, сейчас, — она еле слышно смеется и вызывает этим боль в моей груди, толчок, который возникает, когда она смотрит на меня.