— Мне сейчас передали, что… Она ищет меня. — Отрапортовал он, наблюдая за её реакцией. Он решил стараться больше с женой в жмурки не играть и упаси бог не лукавить, даже если это ложь во спасение! Больше переступать черту доверия нельзя.

У неё не дрогнул ни один мускул. Ждала. Знала. Но… Она просто окаменела и жизнь в ней вновь забурлила только с глубоким вздохом. Она поняла о ком речь. Барышня, как она и предполагала из напористых. Вся семья ещё долго будет барахтаться в расставленных войной и барышней сетях. Вся его уверенность, что послевоенная жизнь войдёт в свои берега сейчас разбилась. Бросила не докрученные бигуди на столик. Скрывая своё состояние, взяла флакон духов, понюхала. Капнула на пальчик. Мазнула за ушком. Но долго время не протянешь. Он ждал. Дышал в затылок. Юлия хотела сказать, что было бы странно, если б было всё наоборот. И их спасает от её набегов только то, что они в Польше. А он, если на каждый её визг будет пускать слюни, то быстро окажется на больничной койке. Потому как дама только начинает разбег. И если дать слабинку, то вцепится коготками и не стряхнуть её будет никакими силами. Что же делать? Надавать бы этой самодовольной засранке, как не скажут Адуся с Ниной хороших горяченьких по заднице. Но Юлия никогда не опустится до разборок. Взглянула в зеркало, поймала своё отражение и обнаружила, что не только глаза, но и бигуди в волосах топорщатся воинственно. Поморщилась: нельзя допускать такой ерунды. Надо собраться.

Он не выдержал её долгого молчания и поторопил:

— Ну и что ты думаешь по поводу всего этого?

"Ай- яй-яй! Теперь его волнуют мои думы, как почётно и трогательно…" Принялась разглядывать свои ногти. Была уверена: то, о чём думала она ему вряд ли понравится. И только с его: — "Гм-гм!.." Подала голос:

— А ты, дорогой, считал, что последним выстрелом войны и победным салютом развяжутся все узлы, что ты навязал, сами собой отпадут проблемы… Ах, Костя, Костя… — Так и было, его лицо превратилось в страдальческую гримасу. Жаль, что отмалчиваться больше нельзя. Она б помолчала и так сказала много… Но она в то нелёгкое время сделала свой выбор, так чего уж теперь. Юлия погладила его руки, поднесла к губам и как всегда, подняв на него наполненные любовью глаза, сказала совершенно иное нежели ей хотелось, но что было правильным и нужным ему и семье:

— Извини, дорогой, я не могу вот так сходу…, но надо сходить. Во-первых, узнаешь в чём дело. Это, согласись, не совсем удобно, когда она тебя аукает по всей Москве. И, наверное, надо помочь, чтоб не было обид и неприятностей. Посмотри какие цены! Буханка хлеба стоит пятьдесят рублей. Трудно и голодно живётся. Договориться опять же самое время, вспомни какое давление идёт на Жукова. Подняли всё дерьмо и баб на щит приклеили. А у тебя ещё и ребёнок. И… лучше сделать ещё одну попытку забрать девочку к себе.

Она не пылила. Какой смысл. Понимала: раз пришёл, нуждался в совете…, объяснении, понимании, утешении. Выражение его лица давало ей надежду и уверенность в нём. Если уж "воробушек" нарисовался вновь, то самое правильное сделать её чем-то вроде клея приклеивающего Рутковского к ней, Юлии. Он не мог теперь и шага шагнуть в том деликатном направлении без жены. Поэтому она отнеслась к его обращению к ней очень серьёзно. Смешивая наболевшее и то, что только что почерпнула после общения со знакомыми людьми в столице, выстраивала свою линию защиты. Во- первых, опять сажают. Опять лучших. Часть вымели перед войной. Часть погибла. Эта волна выметет всех. И тех кто остался, и тех у кого приподняла голову война. Останутся жить только маленькие, незаметные человечки. Общество теней. Но не в этом, не в этом дело… её волновало другое и касалось оно уже их с Костиком. И было это во-вторых. Новая волна муссируемых какой-то неведомой силой слухов оглушила и накрыла с головой. Говорили заведомо глупые вещи. Рассказывали: о связи Рутковского с Седовой и "воробушком". Слушая про которые действительно становилось жутко. И там, и там плели о страшной любви. Хоть бы с кандидатурой на эту самую любовь определились, но нельзя же любить всех и безумно в одно время. Это блуд. Смаковали, не замечая, что одно накладывается на другое, отчего попахивает ерундой. Она даже пожалела его: "Сколько ж ещё задыхаться его душе в той ловушке. А что, если достанется Аде и её детям. Спаси и помилуй…" Слухи давили лавиной. Переубеждать кого-то в несусветной этой ерунде, не представлялось возможным. Даже многие близкие люди с ехидным пониманием улыбались. Мол, понимаем, сами грешны… Вот спасаясь от широко шагавших разговоров в столице, помогая сейчас ему и себе она принимала решения. Это ответственно. К тому же ошибаться нельзя.

Возможно, когда-нибудь позже люди по-иному будут относиться к сплетням, а тогда это сшибало с ног. Он порывисто встал. Засунув руки в карманы принялся ходить перед ней. Определить было не сложно- в растерянности. Она даже не повела бровью. Наоборот, с усердием взялась рассматривать в зеркальном стекле не понравившийся ей прыщик. Понятно: не сидится человеку, пусть бегает. Встал за её спиной. Покачался с носок на пятки. Выпалил:

— Но я не обязан… и мне не нравится её поведение… Хотя, возможно, ты права насчёт девочки. Но это ляжет на твои плечи. Для тебя это обуза.

Его голос из грудного и бархатистого, стал холоден и скрипуч. Юлия обернулась и осуждающе поцокала язычком.

— Кто ж виноват… Костик, ты сам подложил себе мину замедленного действия. Наши рассуждения сейчас не главное. Считаю, это единственный способ, если даже он тебе не очень нравится, нам забыть эту историю и успокоиться. И потом, это мои плечи и моё дело, — она опять забрала и погладила его руку. — Расслабься.

Он подозрительно посмотрел на жену ища признаки издёвки, но Юлия была серьёзна и немного взволнована. Может быть, она права и Галке действительно плохо и надо помочь, если ребёнок останется в её руках. Но его занимала сейчас не Галка, а жена. Он понимал и не понимал Юлию. Как женщина может вот так желать и запросто принять ребёнка своей соперницы. То что она в своей любви к этому дитю будет искренна он не сомневался, но напрягало другое — как эта женщина, его жена, должна любить его, Костю, чтоб пойти на такое… И вот это мучило. Совести не сиделось на месте. Достоин ли он любви такой женщины и её самой? Чтоб не выказать своих мыслей вернулся к тому же на чём и остановились.

— Уверена, что тебе надо это? — принялся уточнять он.

Она подняла глаза и он прочёл в них не только удивление, но и беспокойство. Длинные ресницы застыли глаза широко раскрылись: "В чём дело? Откуда такое упорство? Что я пропустила мимо себя?" Губки прошептали:

— Мы ходим по кругу, дорогой.

Ему захотелось послать себя и весь свет к чёртовой матери. Он напряжённо ждал, что она скажет больше. Ему показалось, что Юлия собиралась это сделать. Но жена не прибавила ни слова. Смотрела на него широко открытыми глазами… Ещё немного поколебавшись сдался, но всё таки неверующий Фома буркнул:

— А вдруг она надумала отдать нам ребёнка? — и взорвавшись: — Но почему не получается так, как хочется, как рассчитал?! — хряснул кулак о ладонь.

Юлия удивлённо- заинтересованно посмотрела на него и закусила губу. Что-то подсказывало ей, такому не суждено случиться. Хотя и было бы отличным финалом. В рассуждения пускаться не было желания. Хотелось сказать: "Ага счас, так и разбежится… Это её страховой полюс". И тут ей вдруг стало неожиданно ясно то, что не давало всё время во всей этой истории покоя: "Ой! Ой! Ой!" Её прострелила стрелой мысль: решение настолько очевидное, что она была поражена своей недогадливостью. Ведь всё было на поверхности. Как она не подумала об этом раньше?! А что, если этого ребёнка сочинил он сам. Вот-вот! Он всю войну контролировал ситуацию и вдруг… Тем более, в войсках был строгий приказ, карающий обрюхатившего женщину солдата. Он мог загреметь в штрафники. Да, среди высшего состава были нарушения, но Костя бы никогда не пошёл на него. Спать, если барышня не против- это одно, а ребёнок- нарушение. Если уж Жуков не посмел нарушить приказ, заставив делать фронтовую "принцессу" аборты, то Рутковский подавно бы не посмел. Ах-ах-ах… Как ей не пришло это в голову сразу. Ведь он любитель строить планы и рыть ходы наперёд. Она знала насколько он мог быть расчётлив и хладнокровен, талантливее полководца она не знала. И вдруг такая ошибка… Да, он обнимает, целует тщательно продумав всё. Каждое слово и то проходит фильтрацию. Если он сделал или сказал, значит, это для чего-то ему нужно. Ведь она как свои пальцы знала, что Костя никогда и ничего не делает зря. Если это произошло, значит, точно рассчитанный ход претворён в жизнь по его замыслу. Вот почему не вязались концы с концами. А она-то, она…, как ослепла… Это боль и ревность закрыли ей глаза. Объяснение на поверхности. Страшно хотел сына. Вот воспользовавшись случаем к концу войны и организовал. Маялся сам. Замучил её с Адой. Гнал пургу "воробушку". Конечно, у той свои были планы на это мероприятие. И она воспользовалась ими. Но ребёнок — его затея. Тогда всё встаёт на место. Понятно почему она осталась на фронте и её никто не выпер. "Ай, да Костя!" Так и было. Странные несоответствия, которые не давали ей покоя, логично объяснились. Теперь всё правильно, логично и понятно. Точно, точно… "Воробушек" и Костя. Они каждый играл свою игру. Но природа показала дулю на хитрости этих двоих бойцов и подкинула им девочку. Которая не нужна ни одному из них. А ведь так талантливо вели каждый свою партию. Он разыгрывал цирк перед людьми и ей, семьёй… Тогда беда! Ребёнок для "походной жены" страшная обуза. Он не принёс ей желаемого и не оправдал надежды. Надо забирать и так может случиться, что девочку отдадут. Но в этом случае, если до мозгов женщины дойдёт его трюк, они получат рассерженную на поломанные планы и обиженную на него за подкинутого ребёнка женщину… Это сильный и опасный враг. "Господи, что у мужиков внутри… Там осталось от его игры никому не нужное дитё, а ему до лампочки".