За окном крепчал морозец, а как же иначе, бодренько хрустела под армейскими сапогами и валенками зима. Мерили свои караульные часы часовые. Теперь по скованным морозом дорогам в войска привезли зимнее обмундирование — армия оделась с ног до головы. Вышел, прошёлся. Вернулся, сел за стол, пододвинул опять планшет, достал лист и карандаш… "Столько месяцев без тебя, счастье моё. Получил весточку и так обрадовался, что сошёл с ума. Как вы там обходитесь без тёплых вещей, ведь уехали налегке. Я отправил деньги, непременно купи себе, а то всё потратишь на Адусю. Безумно хочется прижать тебя к своему сердцу. Ты должна верить и не сомневаться во мне. Я только ваш с Адусей. Бываю в Москве. Попрошу комнату, переведу вас, и мы будем хоть не часто, но встречаться". Не выдержал, достал фотографию, её платок, положил их рядом на подоконник. Звёзды по-прежнему равнодушно брели по небу. "Костя, что ты наделал!" — всматривался в родные черты, и казалось, что она именно это укоризненно говорит. "Вся жизнь пошла с этой войной кувырком. Нет прежнего Костика. Я что-то приобрёл новое и что-то потерял. Но ведь так и идёт жизнь… А если Люлю не примет меня таким? Нет, я больше никогда с ней не свяжусь. Седьмой дорогой буду объезжать тот госпиталь. На кой чёрт, я сунулся с жалостью к той малявке". Вновь сел за стол. Написал ещё одно письмо, пусть Люлю верит, что я её люблю, и уснул прямо на столе. В кровать не хотелось возвращаться.

Вообще-то в войну время не торопилось. Но и стоять на месте не выходило. Бежали дни, шли месяцы. В каждом из них оседала частичка жизни. Какое-то время получалось избегать встреч. Голова, настроенная на борьбу и победу занята была совершенно не бабским делом. С этим жил, засыпал и просыпался. Волновало, как лучше, грамотнее, качественнее и с меньшими потерями воевать. Система ячеечной обороны, которую их учили строить, и которая по теории выглядела красиво, оказалась для войны не пригодной. Сменил солдата и попробовал сам посидеть в том окопе и надо признаться чувствовал в этом гнезде себя плохо. Шёл бой, а я ничего не видел и не слышал. Меня всё время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли в соседнем гнезде другие бойцы или их там уже нет. Вернувшись, собрал командиров и, обсудив свои наблюдения, они решили перейти на траншеи. Не зря народ сказал: на миру и смерть красна. Не откладывая, в части пошли указания. Воевать стало приятнее. Ведь война давно уже стала их домом и бытом, и ежедневные атаки, схватки с танками и отражение налётов авиации, всё не прошло впустую. После стольких ошибок, потерь и разбитых голов — воевать научились.

Выехал на передовую. Ехать было радостно. Кругом трупы гитлеровцев, искорёженная хвалёная немецкая техника. Правда попал сегодня под бомбёжку. Обратно, учитывая дневной налёт, возвращался поздним вечером. После неудач немцы озверели и гонялись днём за всем что движется. А тут налетели "юнкерсы" и ночью. Молотили почём зря. Не только бомбя, но и прошивая землю очередями. Такое решето кругом. На нём ни царапины. Фантастика! Потрогал её платок в кармане и улыбнулся: "Значит, твоя любовь Люлю всё ещё хранит меня". Деревушка горела, как свечка. Это наверняка пронюхали, что я здесь. Каждый день фрицы устраивают нам головоломку. Вчера сбросили мешки из плотной бумаги. Бойцы разрезали, какие-то букашки. Отправили в Москву на экспертизу. Выяснилось, что ничего страшного, просто фрицы решили поиграть на нервах. Теперь в российских лесах будут бегать немецкие букашки диверсанты. Достал портсигар, вынул папиросу, закурил. Глотнув дыма подумал: "А вообще-то тишина по всей линии фронта настораживает. Всё это не спроста. Фашисты наверняка что-то затевают. Юлия, милая, когда же я тебя, свет мой, увижу теперь".

В госпиталь попал с Казаковым и писателями, шли проведать сибиряков отличившихся при штурме водохранилища. Мужики в сильный мороз под огнём врага форсировали бушующий ледяной поток. Фашисты подорвали дамбу. Ребята в ход пустили всё: заборы, ворота, плоты….- всё, что могло держаться на воде. И вот на этой флотилии, сибиряки, преодолев серьёзное препятствие, принудили врага бежать. Артиллеристы Казакова хорошо обеспечивали штурм. Среди них тоже много пострадавших. Бойцы — это сердце победы на войне. Я не мог не поехать. Повезло, она не попалась на глаза. Почти бегом пронёсся на выход. Мол, вы оставайтесь, беседуйте себе, а мне срочно надо. Серьёзные дела. Очень серьёзные… Только от судьбы видно не убежишь. Не вышло, не смотря на благие намерения. Столкнулся лоб в лоб. Называется удачно съездил… Барышня точная. Сама нашлась. Её глаза сияли, как два уголька, во влажных губках застыла улыбка.

— Здравия желаю товарищ командующий! Разрешите пригласить на чай. Коллектив просит. — Насторожённые глазки по-кошачьи улыбаются.

Замер как соляной столб. "Опять влип, козёл старый. По спине гуляют мурашки. Со смертью в прядке играю, немцев не боюсь, а баб… Послать бы её к чёрту. Не удобно. Придётся идти. Нельзя обидеть людей устроивших ради писателей посиделки". Люди — то непричём… Они с таким восторгом смотрят на меня, как будто я бог весть кто. Да и от букашки этой неловко бегать. Можно ж просто поговорить… Это внимание людей, ох, как мешает и выводит из себя. Хочется сказать им, что я не достоин роли бога и самый обыкновенный грешник. "Гоню людей на смерть, правда, во имя жизни, но это малое утешение. Жене вон изменил…" Украдкой, взглянул на "воробушка". Она словно только и ждала этого. Смущённо зарделась. Немного отлегло. "Нет, она не будет виснуть, и навяливаться, выставлять наши отношения напоказ. Не опасная хищница. Тихий покорный воробушек. Смириться со своей ролью. Нашему счастью с Юленькой ничего не угрожает". Вспомнилось, как неплохо было после их близости отчего бросило в жар. Почему не повторить, если уж она рядом. Правда, худышка. Никаких округлостей. Но какая разница. Всё равно баба. Плохо, что дитё совсем. Но ведь она не против и даже очень за… Мёд на душу подпортил справедливый вопрос:- "Какого дьявола ей нужен такой старый пень?" Правда, тут же нашёлся оправдательный ответ: — "Но ведь я ещё ничего, крепкий пенёк, к тому же не последний человек". "Опять своему скотству оправдание нашёл?" — высунулся было совестливый голосок, но я быстро заткнул его. Ощутить под собой женщину было сильнее, нотаций. "Что за нюни, я нормальный здоровый мужик. Мне надо", — принялся сразу себе искать отходные пути. — "У меня нервы натянуты, как струны. К тому же девчонка со всем расположением и безотказная. Должна быть у меня разрядка или нет? Можем же просто пообщаться…" "Ври больше". Прекращая бой с собой, незаметно дал ей знак — на выход. Через несколько минут после этого откланялся сам. Казаков провожал понимающей улыбкой. "Всё-таки, чертяка, укатал. Может, он прав, проще надо относиться ко всему. Один раз живём". Девчонка, смущаясь и светясь не хуже фонарика, ждала на улице. Вдруг понял, что просто так сегодня разойтись с ней уже не сможет. Молчком подтолкнул её к машине и велел ехать. Вскоре сообразил, что поехать оказалось самым простым делом. Поговорить — достаточно, а если с продолжением то нет. Соображать, куда с ней податься, пришлось на ходу. Подумал: "Надо сказать Казакову пусть попросит у своей Галины для неё комнату. Так решится проблема". Всё же вспомнил про ненужный уже блиндаж в лесу. У рощи остановил и, помогая ей выйти, тоня в сугробах пошёл к лесу. Дорога нырнула в хмурый, заросший мелколесьем овраг. Она молчком семенила следом. Еле успевая за его быстрыми, широкими шагами и стараясь попасть в след.

"На какой чёрт ей эта морока и возня со мной нужна, не пойму. Она ж не может не понимать, что мне от неё надо и зачем я её за собой тащу…" Отойдя подальше от дороги и видя, что скрываем соснами, подхватил это существо на руки, облегчая ей жизнь, и понёс. По ходу сердце наполнялось к этому покорному ребёнку то нежностью, то раздражением. Она одна подменяла сейчас жену и дочь и одна отдаляла от меня их. Казалось своей молодостью и азартом, делая меня моложе придавала новые силы. В то же время съедаемый чувством вины я доводил себя до бессилия. Но факт, что рядом с ней хотелось забыть о своих годах… Хотя о возрасте да, но о Люлю и дочери нет. Намешано не разобрать. Одним словом "воробушек". "Сейчас нужна мне она, а не Юлия. С этим надо смириться и не рвать себя на части", — подвёл итог спора с собой. Головой задел ветку. Осыпавшийся снег, охладил лицо. "Какая-то дребедень прыгает в голове. Чего я несу. Пытаюсь с дуру обмануть действительность. Ведь знаю же: она не Люлю. И так хорошо, как с Люлюсиком, мне ни с кем не будет. И кроме семьи больше никто мне не нужен. Юлия, милая, я несу всякую чушь, мне без тебя плохо". На секунду прикрываю глаза и представляю, как маленькая ручка жены шалит на моём теле. Из груди вырывается непроизвольный стон. "Всё проклятая война, заставившая оставить тебя так надолго одного, твоего Костика…" Девчонка приписывает это на свой счёт и улыбается. Пока я боролся с тёмной стороной своей души, она успела, нашептать мне кучу ласковых слов, покраснеть и тем не менее оставить несколько робких поцелуев на обветренных губах. Остановившись на миг, огляделся: не ошибся, память пока не подводит, вон и сосна громадина, вышел точно. Спустился к блиндажу. Открыл дверь. Пропустил её. Вошёл сам. Кинул пальто на деревянный, холодный топчан. Сел. Потянул её за собой. Посадил рядом. Обнял. Не давая ей раздеться, холодно и ни к чему, подтолкнул на него. У меня мало времени. Почти нет. Целовал жёстко и жадно. Всё это молча, мрачно, не говоря ни слова. Шаря руками по худенькому тельцу под гимнастёркой получал какой-то кураж. Она вздрагивала под рукой, как будто по ней прошлись шипами. В голове пронеслось: "Что я делаю, кто б мне сказал…" Но тут же вытолкнув из головы путавшиеся мысли, принялся за своё… Она дрожала- замёрзла. Сама хотела. Выходили опять гуськом. Шёл впереди, чтоб не видеть её лицо и думая о том, как хорошо, что на спине нет глаз. Злился на себя за свою слабость и зависимость перед женщиной. Но у машины всё же нашёл в себе силы улыбнуться этому ни в чём не виноватому и покорно моргающему "воробушку". Под удивлённые взгляды водителя повернули к госпиталю. Высадили девчонку и покатили на передовую. "Там мне и место. Лучше оттуда и не выезжать". Я опять ничего не понял: что это, приобретение или потеря. Только на раздумья нет времени. Да и нужны ли они мне.