Фридрих взял на себя труд опровергать Макиавелли еще до того, как стал королем; после он справился бы с этим лучше. Этот Макиавелли описывал лишь гротескных тиранов.

Сенека говорит, что тот, кто не заботится о собственной жизни, повелевает жизнями других.

Говорят, что генерал Сарразен сошел с ума; он слишком много пережил при побеге из Булони. Он был управленцем высшего класса, но вот в голове у него полнейшая каша.

В Тулузе Веллингтон совершил величайшую ошибку: английская армия попала бы в плен, сумей Сульт воспользоваться положением или будь он лучше проинформирован о позициях врага.

История, сохранившая в своих анналах имя Фемистокла, не позаботилась сохранить имена его врагов.

Когда я принял власть из рук республиканцев, я словно прочистил и отретушировал полотно Рафаэля, которое было замутнено глянцем.

Беньо хотел сыграть значительную роль при Бурбонах и, как и многие другие, ошибся. Он обладал силой и талантом. Я назначил его государственным советником, ибо у него хватало смелости говорить мне абсолютную правду. Но он попусту тратит свои силы.

Я сужу о гениальности человека по манере его самовыражения.

Принципиально, чтобы власть и армия менялись часто. Интересы страны требуют, чтобы ситуация не застывала в неподвижности: в противном случае в скором времени установится феодальное правление и феодальные порядки.

В Европе больше нет наемных солдат с тех пор, как народы выступили на полях сражений.

В каком романе отыщешь монарха, который думает о своих подданных и строит свое счастье на их благополучии.

Макиавелли может говорить все, что ему заблагорассудится; но крепости не стоят благосклонности людей.

Толпа, не разбираясь, любит повторять любую бессмыслицу, высказанную по адресу незаурядного человека.

Среди сотни бывших королевских фаворитов девяносто пять, оказывается, были повешены.

Деказ был секретарем моей матери; несколько раз я замечал его в толпе. Его пост требовал немалого таланта. Как и все министры, он подобен канатоходцу[].

В 1805 году я располагал восьмьюдесятью кораблями, не считая фрегатов; но у меня не было ни настоящих матросов, ни офицеров: мои адмиралы играли в прятки с англичанами, Линуа показал себя с хорошей стороны. Вильнёв был добрым офицером, тем не менее, он только лишь допускал ошибки. Он, как безумный, удирал из Кадиса: смерть Нельсона уже не могла улучшить положение моего флота. Вильнёв покончил с собой в таверне в Ренне; по традиции в этом обвинили меня. Хотя очевидно, что признаки безумия проявлялись у него еще во время кампании.

Ах, свобода слова! Снимите намордник с парижских журналистов, — и поднимется невероятная шумиха! Любой Вадью примется тягаться с правительством, а Каритиде — давать советы. Дьявол пользуется суматохой!

Я отстроил разрушенные здания Лиона: люди были благодарны нам; теперь мы в расчете.

Правители, держащие духовников, противоречат законам королевской фамилии.

Существует немного людей, чей ум достаточно крепок, чтобы судить обо мне беспристрастно и непредубежденно.

После моих побед в Италии представители разных фракций обивали мой порог. Я оставался глух, ибо участь оказаться орудием в руках партии — не для меня.

Битва при Эйлау немало стоила обеим сторонам, не принеся никакого результата. Это было одним из тех неопределенных сражений, в которых одни топчутся на месте, а другие бросаются в бой без всякого плана; мне следовало выбрать иное поле битвы.

Великие политики первого апреля не хотели ничего, кроме сохранения своих кресел, поэтому они так легко сдали позиции союзникам.

Иногда я был философом посреди всех этих смотров, артиллерийских орудий и штыков; ни один критик не сделал бы больше.

Здравый смысл дарует человеку его способности; самовлюбленность — ветер, который, раздувая паруса, несет их к пристани.

Катон свалял дурака, покончив с собой из одного страха увидеть Цезаря.

Если бы Ганнибал услышал о рейде моей армии через Сен-Бернар, он бы не был столь высокого мнения о своем переходе через Альпы.

Наверное, следовало уподобиться Генриху VIII, став единоличным главой церкви в империи; рано или поздно к этому придут все монархи.

Пуля, убившая Моро под Дрезденом, была одной из последних вестниц моей удачи.

После Лейпцига я мог опустошить страну, лежащую между мной и врагом, как поступил Веллингтон в Португалии, а Людовик XIV в Палатинате; война оправдывала меня, но я не стал обеспечивать свою безопасность такими средствами. Мои солдаты, разгромив баварцев под Ханау, показали, что я могу положиться на их храбрость.

Я не видел ничего исключительного в бегстве Мале, иное дело заточение Ровиго и побег Паскье. У всех у них были мозги набекрень, и у заговорщиков прежде всего.

Моя статуя на Вандомской площади и хвалебные письмена о моем правлении были подчистую раскритикованы. Короли должны позволить художникам действовать по собственному разумению: Людовик XIV не распоряжался, чтобы в ногах его статуи поместили рабов, и чтобы Ла Фейлад написал на пьедестале: «Бессмертному человеку». И если теперь где-нибудь будет начертано «Наполеон великий», люди будут знать, что это не я изобрел сию надпись, я всего лишь не запрещаю распространяться людской молве.

Я советовался с аббатом Грегуаром относительно конкордата 1801 года. Его совет показался мне очень недурным, но, несмотря на это, я действовал согласно собственному мнению, лишь кое-где уступил священникам, послушавшись аббата. Именно в этом я ошибся.

Тот, кто не стремится к уважению потомков, недостоин его.

Карл V впал в детство в пятьдесят лет; многие короли таковы всю свою жизнь.

Мне сказали, что Этьенн пишет о политике, в мое время он писал пьесы; он чрезвычайно необходим стране.

Я никак не влиял на восхождение Бернадотта на трон, хотя я мог бы противиться этому. Россия очень разозлилась на меня за это, считая, что я действую по намеченному плану.

Когда я решил возродить достопамятные времена античности, мой энтузиазм не пошел дальше восстановления афинской демократии. Мне не по душе власть толпы.

Говорят, что у французских священников и философов есть миссионеры, странствующие по провинциям. Это, должно быть, нечто вроде диспута Августинского и Францисканского братств. Неужели нет другого правительства?