Главное в политике — заполучить обладание необходимым объектом; средства не имеют значения.

Нидерланды — не что иное, как колония России, в которой установлена английская монополия.

Европейская политическая система удручающа; чем больше ее изучаешь, тем больше удивляешься ужасным последствиям ее действий.

Моего последнего отречения никто не понял, ибо его причины не были обнародованы.

Всегда думал, что это Талейран повесит Фуше; однако, быть может, они пойдут на виселицу вместе. Епископ подобен лисе, оратор — тигру.

Самоубийство — величайший из всех возможных грехов. Какое мужество может быть у человека, который дрожит перед любым поворотом колеса фортуны? Настоящий героизм в том, чтобы быть выше всех зол бытия.

Патриотизм Вандеи был поставлен мне на вид в Рошфоре: за Луарой еще оставались солдаты, но я всегда ненавидел гражданскую войну.

Когда офицеру больше не повинуются, он должен оставить командование.

Власть над мыслью, кажется, принадлежит душе; чем выше наше сознание, тем более совершенен наш дух и тем более морально ответственен за свои действия человек.

Посредственные правители никогда не могут быть безнаказанно ни деспотичными, ни популярными.

Союзники знали своего Макиавелли; они задумывались над его «Государем»; но ведь мы уже не в шестнадцатом веке.

Есть произвол, который никогда не может быть стерт из памяти потомков; это мое изгнание на остров Святой Елены.

Я не составлял плана высадки в Англии, «ибо мне ничего больше не оставалось», как я якобы сказал; я не собрал 200 000 человек на побережье Булони и не потратил восемьдесят миллионов, что бы поразвлечь парижских зевак; план был серьезен, а высадка возможна; но флот Вильнёва все расстроил. Кроме того, английское правительство поспешило разжечь войну на континенте.

У французов ощущение национальной гордости всегда в тлеющем состоянии. Ему нужна лишь искра, чтобы запылать.

Среди всех моих генералов Монтебелло оказал мне наибольшие услуги, и именно его я уважал более всего.

Дезе обладал всеми качествами выдающегося человека; смертью он прочно связал свое имя с великой победой.

Самые небывалые из всех капитуляций в истории войн — Маренго и Ульм.

Правительство, члены которого высказывают противоположные мнения[], способно функционировать лишь в мирное время.

Принципы революции проложили маршрут по Европе; вопрос лишь в том, как их регулировать. У меня для этого были и сила, и власть.

Ней был человеком мужественным. Его смерть не менее знаменательна, чем жизнь. Уверен, что осудившие его не осмелились даже взглянуть ему в лицо.

Англичане — нация торговцев, но именно в торговле их сила.

Много разного было написано о смерти герцога Энгиенского и капитана Райта; первая не была делом моих рук, а о второй я не знаю ничего; я не мог помешать англичанину, охваченному упадническими настроениями, перерезать себе горло[].

Пятнадцать лет я спал, охраняемый своей шпагой.

Я очень основательно организовал Империю. Судьи аккуратно выполняли законы. Я не поощрял произвол, и механизм работал исправно.

Что касается финансов, лучший способ получить кредит — не использовать его; система налогообложения укрепляет финансовые дела, в то время как система займов — разрушает

Мир управляется случаем.

В зените своего могущества я мог бы при желании заполучить принцев Бурбонов в свое распоряжение; но я уважал их несчастье.

500 турок было застрелено в Яффе; солдатами гарнизона был убит мой парламентер; эти турки были пленниками из Эль-Ариша, которые обещали не участвовать в войне. Мое положение обязывало меня строго соблюдать законы войны.

Полковник Вильсон, который долгое время писал о моей Египетской кампании, утверждает, что я давал яд раненым солдатам моей армии. У генерала, настолько безумного, чтобы отдать такое распоряжение, не будет солдат, готовых сражаться за него. За мистером Вильсоном эту ахинею повторяли по всей Европе. А на самом деле было так: около сотни человек слегло от чумы, они были уже безнадежны; если бы я их оставил, они подверглись бы опасности быть убитыми турками; я спросил доктора Десгенетта, можно ли дать им опиум, чтобы облегчить их страдания; он отвечал, что его долг — только лечить их; на этом вопрос был исчерпан. Через несколько часов все они были перерезаны врагом.

Врачи часто ошибаются; иногда они делают слишком много, в другой раз — недостаточно. Однажды я отдал шестьдесят тысяч франков Корвизарту; это умный человек и единственный надежный врач из всех, кого я знаю.

Под Ватерлоо мои войска насчитывали 71 тысячу человек; у войска союзников — около 100 тысяч. И я почти разбил их.

Я взял с собой в Испанию де Прадта на войну с монахами; на ней он вполне преуспел, что удивительно для архиепископа.

Я создал свой век, так же как и я был создан для него.

Порядок в обществе основан на справедливости. Судьи располагаются в первом ряду на социальной иерархии; никакие почести и уважение для них чрезмерными не будут.

Пруссаки не выдержали и двух часов под Иеной, они в двадцать четыре часа сдали позиции, которые можно было бы держать три месяца.

Я совершил ошибку, не стерев Пруссию с лица земли.

Моя система на континенте должна была уничтожить английскую торговлю и принести мир всем странам. Единственным недочетом было то, что эта система не могла быть полностью воплощена в жизнь: всего несколько человек ее понимали.

Полиция — не что иное, как дипломатия в лохмотьях.

Чужие глупости никогда не помогают нам стать умнее.

Расин заимствовал свои произведения у греков, и он сделал это так умело, что не поймешь, что потребовало большего таланта: создание сочинения или перевод его на французский.

Мир — грандиозная комедия, где на одного Мольера приходится десять Тартюфов.

Если вы проповедуете добродетель, показывая ее противоположности, зло сделайте фоном картины, а добро — всего лишь украшением; и пусть порок борется с добродетелью. Я сомневаюсь, что полученная картина в конечном итоге окажется поучительной.