- Но и охотники могут пострадать от врагов? - спросил он. Глаза хитро блестели. - В сказках бывало такое. Они могут быть ранены... или убиты?

   - Да, если враг силён. Допустим, старейший или хозяин, - Мира хмурилась, чувствуя, что этот разговор не так-то прост.

   - А если охотника сильно ранит его враг, то охотник может стать, как он?

   - Не понимаю...

   - Охотник может стать наполовину вампиром? Например, бояться солнца?

   Солнце в данный момент жгло спинку кресла, в котором сидела вампирша. Мира удивлённо подняла брови: так он вообразил, что она - пострадавшая от вампиров охотница?!

   - Да, такое возможно, - выдавила она и поспешила уйти к себе в комнату. Всё же на лестнице вампирша, не удержавшись, закрыла лицо ладонями и расхохоталась.

   Несмотря на всю ложь, это было лучшее время. Время светлой дружбы и безусловной детской любви. Вспоминая его потом, Мира признавала, что никогда их отношения не были столь близкими, когда они просто могли идти рядом, и чтобы она держала его ещё детскую руку. Отринув призраков прошлого, не страшась будущего, не соблюдая обязательную дистанцию... Она была ему старшей сестрой. Счастливое время...

   Скоро всё изменилось. Мальчик вырос, и ей стало тесно с ним новым. Хохоча и гримасничая, вырвался из заточения старый призрак.

   Винсенту исполнилось пятнадцать. Он вырос, уже теперь был выше Миры. Лицо было ещё по-детски мягким, подбородок, скулы не выделялись рельефно, но голос потерял детскую звонкость.

   Голос Алана - вот первое, что вернулось к Мире из прошлого, когда мальчик повзрослел: тот же тембр голоса, тот же смех, та же манера говорить - небрежно, рассеянно, беззаботно. Он возвращался. Мира узнавала его вновь и по-новому: походка, жесты, улыбка...

   Иногда Мира ждала, что почувствует старое волнение. Она начала путать имена: "Винсент"? "Алан"?! Поэтому старалась чаще глядеть племяннику в глаза: тот же голос, манеры, походка, привычки - словно отражение в зеркале, но это зеркало, отражающее давно ушедшего, но не забытого разбивалось, когда Мира встречалась с Винсентом взглядом. Это были не те глаза. Не серый лёд - прозрачный ручей...

   Зеркало разбивалось, и она понимала, что присутствие тени Алана - лишь её иллюзия. Нет. У Винсента не та улыбка и вовсе не такой же смех. Она вспоминала лицо Алана, нервное, одинаково страшно искажающееся от смеха или крика, тёмное, несмотря на вампирскую бледность - то была тень отчаяния, тень безумия, и понимала, что оно совсем не похоже на это новое, тонкое лицо актёра, на котором и радость, и отчаяние кажутся одинаково прекрасными.

   Тогда, она думала: "Пусть Винсент никогда не будет зеркалом, отражающим того, пусть он никогда не станет вампиром!"

   Мысли вампирши наполнились новой тревогой за судьбу Избранного.

   "Что же делать?!" - один и тот же вопрос, как в дурном, повторяющемся из ночи в ночь сне.

   "Беги... Бегите! Пока ещё не поздно", - планы побега она строила каждую неделю, но ни один не претворила в реальность: "Конор узнает, Конор найдёт, Конор заберёт его днём, когда ты бессильна. А что подумает Владыка? Что, если в суматохе бегства, его причина станет известна Дэви? Можно ли убежать от него... от Бездны? Она смотрит из всех зеркал!"

   Вампирша искала слабое звено в цепи приближённых Владыка: хитрый, ненавидящий своего наставника и господина, Адам Митто, поглощённый новыми способностями хозяина, Герман Гелер, Калькары, чьей вотчиной была Дона, не в последнюю очередь по вине Дэви ушедшая Ордену... Нет, нет: нечего и думать просить у кого-либо из них защиты. Она может лишь стравить их, но тогда маленькая, слабая, первой и погибнет на их клыках.

   Решения иного, кроме "ждать", она не находила. Возвратившись с ночной охоты, вампирша кружила по своей крохотной комнатке, пока хватало сил. Три шага от окна до кровати, ещё три до двери - и обратно по кругу. В конце концов она падала на кровать и засыпала, но "что же делать?!" - было последней мыслью перед тем, как погрузиться в сон, и первой вечером, после пробуждения. Хуже всего было то, что Избранный, кажется, начал раздумывать, какую чашу весов, качающих его Дар, предпочесть! Мира замечала, что Винсента порой тревожит красивая несчастная тётушка и кляла про себя очарование всех carere morte - бесчестную красоту цветка, скрывающего яд.

   Вечер. Ещё не пробило одиннадцать, а Агата уже скрылась в своей комнате. Они опять остались вдвоём. В последнее время Мира начала бояться таких вечеров... Она схватила книжку и, прочитав две главы, даже всерьёз заинтересовалась содержанием.

   - У нас новый учитель истории, - сообщил Винсент. Он один не желал принимать вечерней скуки и тишины.

   - Ты говорил об этом вчера, - заметила Мира, пресекая попытку на корню.

   - Тётушка устала и злится, - обиделся он. - А от чего устала, если целый день спала?

   - Не дерзи, - обиделась Мира, - и я не спала. И если б ты действительно понимал, насколько плохи наши дела, ты бы не стал спрашивать, отчего это я злюсь!

   - Скучно... - сказал Винсент. Мира впервые за вечер осмелилась посмотреть на него.

   Мальчик водил правой ладонью над свечой, близко к огню, и тот же огонь плясал в его казавшихся безучастными глазах.

   - Ты так можешь обжечься, - голос предательски дрогнул на последнем слове. Сейчас её племянник был вновь слишком похож на Алана... Мира закрыла глаза: это слишком для её рассудка!

   - Мне кажется, я схожу с ума, - сказал Винсент после долгого молчания, очень тихо, на этот раз, не рассчитывая быть услышанным.

   - Знаешь, в твоём возрасте я тоже думала, что схожу с ума, - заметила вампирша. Голос звенел, как ледяной колокольчик.

   - Тогда ты не жила здесь. Мерзкий город! Больной, ужасный, пустой. От страха он словно только тень себя...

   - От... страха?

   - От страха перед ними. Раньше я не видел их, только чувствовал холод. Они испускают холод, как живые - тепло. Раньше я думал, что они чудовища. А теперь я вижу их! Они здесь везде. Они отражаются в людях, как в зеркалах. У них мёртвые глаза, но они не мертвы. И, что самое ужасное, они не чудовища! Если б они были чудовищами, всё было бы намного проще... Лучше б я не видел, не знал их!

   Вампирша неубедительно засмеялась:

   - Мы же давно говорим о них. Ты ещё не привык?

   - Это не всё, - он опустил ладонь ещё ниже, позволяя пламени лизать пальцы. - Они зовут меня... Это чары Высших?

   - Пожалуй, нет. Чары Высших сильны, способны подчинить любого, но недолговечны. Разумный быстро распознаёт их и ставит барьер. А вот Низшие... Если чары Высших подобны цепям, то чары Низших - паутинкам. Смертные не замечают их и могут следовать внушённым им идеям долгие годы. Но Низшие "зовут" лишь того, кто способен их услышать, кто слаб, кто сомневается, кто боится, кто чем-то опечален... Что с тобой?

   - Если б я знал!

   - Что это за зов? Как ты его ощущаешь?

   Винсент задумался. Он даже оставил свечку.

   - Как будто внутри меня есть частица, которая тянется к ним. Как железо к магниту. Но чужеродная это частица или часть меня? Не могу понять!

   Вампирша кивнула. Проклятый Дар! "Частица проклятия, Великого вампира, стремится к carere morte".

   - Что бы это ни было, не поддавайся. Это шаг в бездну.

   Избранный поморщился.

   - Это я знаю, - он резко, недовольно взмахнул рукой. - Но ты не понимаешь! Они некрасивы, странны, но притягательны. Когда я чувствую их рядом, меня кидает в жар, мысли путаются, и я... - он взглянул на неё и вдруг оборвал фразу. Покраснел... Мира поняла, о каком влечении речь. О, и она сама когда-то поддалась тёмному обаянию юного бессмертного!

   - Их привлекательность - только иллюзия, - тихо заметила она. - То, что кажется лекарством для внезапно заболевшего тела, может стать ядом для души.