— Я не знаю, относится ли его отклонение к классу недопустимых, — пальцы Мастера Ирона ощутимо дрожали, тиская сигарету. — Он альбинос. Вопрос об альбиносах постоянно поднимается в генетических комиссиях, ты же знаешь. Их то причисляют к генетическому мусору, генму, или гемам, то снова убирают из списков. В год, когда он родился, альбиносы считались генму. Я должен был его уничтожить. Я должен был обнаружить отклонение ещё на стадии беременности Лилии, но так замотался… Эта Академия, и мосты новые… Чёрт…

Мастер Ирон обхватил лоб ладонью.

— Я не смог бы… Я хотел этого ребёнка. Я люблю его любым. Пусть даже он имел бы более серьёзное отклонение. Пусть даже в нём проявились бы рецессивные признаки изначальной мутации…

Он посмотрел на Шибту, и в глазах его стояли слёзы.

— Это же мой сын… Как можно убить собственное дитя?

Киборг ничего не ответил. Генетические комиссии запрещали киборгам иметь детей: слишком тяжёлые приобретённые хромосомные нарушения ни в коем случае нельзя передавать по наследству. Поэтому подобные сантименты были очень далеки от генерала. Но он счёл нужным снова доверительно похлопать друга по плечу.

— Ты не можешь его больше прятать. И не потому, что я не стану молчать. Нет. Вам обоим стоит перестать жить в постоянном страхе. Сейчас ситуация с альбиносами, включая таких стопроцентных, как Найт, смягчена. Их даже принимают в Академию. Я, конечно, не всемогущ, но кое-чем могу помочь. Тем более по возрасту он как раз подходит.

— Я… я больше никогда его не увижу? — тихо пробормотал Мастер Ирон, меланхолично разглядывая окурок.

— Если захочешь, я могу устроить вашу встречу. Но ты же понимаешь, что генму может здорово подпортить твою репродуктивную репутацию. Ты хочешь, чтобы тебя лишили права на дальнейшую репродукцию и обязали вернуть половину жён в Оазисы? Не говоря уж о весьма немалом штрафе.

Мастер Ирон молчал, глядя на свои руки.

— Разве тебе не будет достаточно того, что твой сын жив и даже неплохо устроился? — нарушил тишину господин Шибта.

Молчание в ответ.

Генерал ещё некоторое время посидел рядом. Закурил. Когда тонкая, как спица, сигарета истлела полностью, он встал. Мастер Ирон подскочил следом.

— Не бойся, — крепкие руки киборга легли на поникшие плечи хозяина города. — Пока я жив, хотя бы в оставшиеся три года мальчику ничто не будет угрожать. Я очень надеюсь, что он воспитан хорошо, не проболтается, кто его отец. Завтра же устрою его в Академию. Правда, мои полномочия распространяются только на Боевое отделение.

Мастер Ирон нервно расхохотался.

— Да какой из него киборг, что ты! Он почти слепой, глуховат, болеет часто, тщедушный, как… как генму! Ха-ха-ха!

Генерал терпеливо дождался окончания этой тщательно контролируемой, сдержанной истерики. Потом крепко обнял друга и похлопал его по спине.

Найт лежал, свернувшись клубочком, на коленях своей матери. Его остренькие плечи чуть дрожали, тонкие ноздри трепетали, словно он пытался надышаться перед смертью.

Мать не спала, всё гладила и гладила мягкой тёплой ладонью шелковистые, похожие на пух, белоснежные волосы сына — болезненного, диковинного уродца, но самого любимого создания на земле. Как бы ни исказили правила и законы нового мира отношение к женщине и отношение женщин к собственным детям, всегда останется то, что не подвластно искусственному порядку вещей. Материнское сердце. Оно тоскливо сжималось и замирало, холодея от неопределённого, неприятного предчувствия.

А когда в увитую шелками и полупрозрачными драпировками общую комнату вошли двое — муж и его гость, женщина горестно взвыла, перебудив половину товарок, прижала к себе затихшего мальчика и закричала:

— Не убивайте его! Он не виноват! Это я виновата, что родила его! Убейте лучше меня!

— Тихо ты, глупая самка! — проговорил Мастер Ирон без злобы, лишь с недовольством. — Никто его не собирается убивать.

— Не убивайте! — словно не слыша никого, завывала Лилия. Найт в ужасе вращал влажными прозрачными глазами, по его белым щекам катились слёзы.

— Всё в порядке, — приблизился к ней генерал. Он взял Найта за руку.

И тут мальчишка, коротко рявкнув, рванулся изо всех сил. И даже стукнул генерала по плечу.

Господин Шибта невольно отпустил его. Потом повернулся к отцу Найта и усмехнулся:

— И ты говоришь, из него не получится киборга? — он снова глянул на мальчика и подмигнул ему. — Ну чего ты ноешь, как самка? Ты уже большой. Давай, вытирай сопли и пошли. Боец.

Лилия ровным счётом ничего не понимала, да и не пыталась. Генерал повёл Найта к выходу. Мальчик оглянулся на пороге.

— Мама… — пробормотал он.

Женщина кинулась в ноги киборгу, заливаясь слезами. Мастер Ирон едва смог её оттащить. Мальчик попытался вырваться, забился, как зверёк, даже начал кусаться, но всё тщетно. Руки, которые перехватили его поперёк туловища и оторвали от матери и от привычной жизни, способны были оторвать и башню у танка.

Найт боролся молча, и лишь когда его запихали в дорогой, начищенный до блеска мувер, истошно, хрипло завопил: «Мамааа!»

Генерал дрогнул. Он успел забыть значение этого слова. И уж точно не мог вспомнить чувств, которые оно вызывало. Но оно что-то надорвало в нём, где-то очень глубоко в душе.

Найт рвался наружу и плакал, пока не получил увесистую затрещину. После чего вдруг осознал неотвратимые изменения, произошедшие в его судьбе, и сел на скрипучем кожаном сидении напротив генерала, робко хлопая тонкими белыми ресницами.

— Вот и молодец, — кивнул генерал. — Надеюсь, ты не заставишь ни меня, ни твоих родителей жалеть о том, что случилось. Генму.

С этими словами он улыбнулся искренне и ласково и потрепал мальчика по голове.

Над кварталами старинных домов, перестроенных или восстановленных многие десятилетия назад, как поговаривают, в том самом виде, в котором они существовали ещё до Пыльной Войны, возвышалась Академия Броксы. Изящное здание из тёмно-синего зеркального стекла и хромированного металла стремилось в небеса. От него, словно ветви от ствола гигантского дерева, расходились мосты, соединяющие Академию с несколькими, пока малочисленными в Броксе, небоскрёбами.

В городе ещё не было Столпов: всего два уровня вполне могут обойтись без дополнительной поддержки. Маленькие, максимум этажей пятнадцать-двадцать, дома-коробки жались к подножию великолепных современных небоскрёбов и почти всегда оставались в их тени. А обширные залы и казармы Академии купались в солнечных лучах.

Найт щурил слезящиеся глаза, изредка шмыгал носом, мелко и часто моргал, стараясь уставиться в пол. Но он не имел такого права. Пока раздают инструкции, надо стоять по стойке «смирно» и смотреть на старшего.

Старшим оказался совсем молодой парень с чёрной вертикальной полоской на нижней губе, как у всех киборгов. Видно было, что он тяготится своим незавидным положением и наверняка мечтает о головокружительной карьере ликвидатора где-нибудь в крупном городе, а не няньки для малышни в этом захолустье.

— Правила всем ясны? — недовольным тоном буркнул куратор начальных курсов по прозвищу Литий, продолжая жевать жвачку и почти не глядя на мальчишек, выстроившихся перед ним шеренгой на пороге общей казарменной спальни. Они согласно забубнили.

— Так точно, сэр! — звонко крикнул громче всех смуглый черноволосый мальчишка, обратив на себя внимание и новичков, стоявших рядом, и уже обитающих в казарме более старших курсантов, и даже куратора.

— Не слышу, — повторил тот, переведя взгляд на Найта, который лишь кивнул и что-то невнятно пискнул.

— Не слышу!

— Так точно, сэр! — почти жалобно выдал хрипловатым фальцетом Найт, вскинув голову. Солнечный свет, отразившись от зрачков, сделал его глаза почти красными.

— Тьфу ты, нечисть! — скривился куратор. — Видать, плохо дело Академии, раз даже генму начали принимать.